В осеннем лесу, на развилке дорог,
Стоял я, задумавшись, у поворота;
Пути было два, и мир был широк,
Однако я раздвоиться не мог,
И надо было решаться на что-то.
Я выбрал дорогу, что вправо вела
И, повернув, пропадала в чащобе.
Нехоженей, что ли, она была
И больше, казалось мне, заросла;
А впрочем, заросшими были обе.
И обе манили, радуя глаз
Сухой желтизною листвы сыпучей.
Другую оставил я про запас,
Хотя и догадывался в тот час,
Что вряд ли вернуться выпадет случай.
Какой психолог не спросил бы: что ты имеешь в виду? Почему ты сейчас это прочитала? Но Спаситель прикусил щеку и промолчал.
Такое вот стихотворение. Я теперь учу стихи. А потом иду и на ходу рассказываю, они мне составляют компанию. И прибавила, будто сделала признание: Я сегодня много ходила.
А сегодня был понедельник, в школе начались занятия. Спасителю, который относился к Элле почти как к дочери, сразу захотелось спросить: «А почему ты не пошла в школу? Думаешь, травля в сети продолжается? Ты получала что-то обидное на телефон во время каникул?» Но он сдержался и на этот раз.
Элла вытащила руки из карманов. В одной у нее был нож с открытым лезвием. Спаситель невольно дернулся: движение Эллы было резким, опасным.
Папин скаутский нож, сказала Элла.
Не просто нож, а настоящий «Опинель», отозвался Спаситель.
Элла протянула нож Спасителю, держа его за лезвие.
Посмотрите, что на рукоятке.
Юный скаут Камиль когда-то вырезал свою фамилию Кюипенс.
Отлично режет. Я им почистила яблоко.
И Элла рассказала, как провела день. Она вышла из дома очень рано, собираясь идти в школу. По-другому и быть не могло. Она же получила письмо с извинениями от своих обидчиц из параллельного класса. Джимми Дельон, который запустил фотографию в сеть, получил нагоняй. Целый день учителя посвятили информации о кибертравле и о личной ответственности каждого. В общем, по мнению взрослых, дело благополучно завершилось. А вот у Эллы, подходившей все ближе к школе, с каждым шагом сильнее колотилось сердце.
Вот здесь, сказала она и показала на горло. Я чувствую, когда у меня подступает. Начинает тошнить, по спине холодный пот, и ноги ватные.
В полуобморочном состоянии она повернула и пошла совсем в другую сторону и поняла это, когда увидела, что стоит на берегу Луары.
Я дошла до шлюза и пошла дальше все прямо, вдоль канала. За городом красиво. Я прошла сегодня километров десять, не меньше. Утром стучала зубами от холода, шла в тумане, поднимавшемся от земли. А потом его разогнало солнышко. Я дошла до небольшой деревеньки, купила в булочной венский багет и поделилась им с толстыми утками. Целая стая сидела на песке. А может, это были даже гуси.
Элла засмеялась, проговорила «га-га-га!» и прибавила: «Нильс Хольгерссон» она вспомнила историю мальчика, который улетел с дикими гусями и странствовал по всей Швеции на спине старого гусака. Она зажала отцовский нож коленями, поставив его лезвием вверх.
К полудню я опять проголодалась, шла через рынок, там жарили кур, и у меня слюнки так и потекли. А денег больше не было. И тогда я украла яблоко.
Она очистила его отцовским ножом, и это было самое вкусное яблоко на свете. Краденое.
Запретный плод, пробормотал Спаситель, думая, что Элла, поглощенная воспоминаниями, его не услышит.
Но она услышала и, соглашаясь, кивнула. В ней всегда были два человека: один погружался в воображаемые миры, а другой за ним наблюдал. Взгляд Эллы упал на нож, и она, словно разгадав его символический смысл, сложила лезвие и сказала:
Папа берег его для Эллиота.
Эллиот, маленький братик Эллы, умер в утробе матери, а через год на свет появилась заменившая его Элла.
На столе зазвонил телефон, и Спаситель недовольно «чипнул». Обычно он предоставлял автоответчику записать сообщение, но тут интуиция ему подсказала, что нужно взять трубку.
Алло! Мадам Кюипенс?.. Да, она у меня. Не волнуйтесь, пожалуйста Все хорошо Да, я ей скажу Договорились.
Элла мгновенно превратилась в испуганную маленькую девочку и, когда Спаситель снова уселся напротив нее, с беспокойством подняла на него большие темные глаза.
Домой из школы звонили, предположила она упавшим голосом.
Именно.
После второго урока из школы позвонили мадам Кюипенс.
Мама сердится?
Она пыталась с тобой связаться, она волнуется.
Я отключила телефон. Голос у Эллы тоже почти отключился. Зачем мама вмешивается в ее лечение? Я хотела что-то еще вам сказать, но теперь не помню, сказала Элла расстроенно.
Это было что-то важное. Ей хотелось вспомнить. А время шло, стрелки на часах двигались. Еще несколько минут, и Спаситель произнесет завершающую фразу: «Остановимся сегодня на этом».
Мне не нравится, когда мы молчим, нервно сказала она.
Молчание помогает яблоку созреть, а слово упасть.
Африканская пословица.
Вот! Я вспомнила, что хотела сказать! воскликнула Элла. Латинистка объявила, что будет конкурс рассказов!
Элла однажды призналась латинистке, что пишет роман, и даже дала прочитать начало. Мадам Нозьер была единственной учительницей, которая старалась помочь своим ученикам шагнуть за пределы школы и всегда отправляла кого-то из ребят на литературный конкурс журнала «Я читаю».
Обычно для конкурса пишут максимум восемь страниц на заданную тему, но в этом году все будет по-другому.
Мадам Нозьер не записала на конкурс класс Эллы, но сказала, что желающие могут участвовать индивидуально.
В каникулы я написала рассказ и отправила его. Председателем жюри будет Одри Малюри, я читала ее книжку, когда была маленькой.
Может, это знак свыше?
Рассказ победителя напечатают, прибавила Элла.
Ты подписалась Эллиотом Кюипенсом?
Да.
Для нее писатель существовал только в мужском роде.
* * *
На другой половине дома мальчик-второклассник разложил на большом столе в кухне карандаши и черновую тетрадь. Мадам Дюмейе, его учительница, задала на дом несколько примеров на умножение, но Лазарь думал о своем, машинально повторяя про себя «семью восемь, семью восемь», что заодно с «восемью девять» было главной пыткой второклассников. Кончиком карандаша Лазарь постукивал по клетке, где спала хомячиха мадам Гюставия. Но она продолжала спать, уткнувшись носом в опилки.
Отврат! объявил Лазарь, обругав то ли домашнее задание, то ли свою жизнь в целом.
И тут он услышал в коридоре шаги. Кто-то шаркал ботинками по полу.
Жово? окликнул он, узнав, как ему показалось, походку своего друга, старого легионера.
К шарканью прибавился хрип, и Лазарю стало страшно.
Здоровье у Жово было неважное, но так хрипло он не дышал. Лазарь судорожно сжал в руке линейку. Ему показалось, что сейчас войдет человек с седыми волосами и налитыми кровью глазами и скажет: «Не знаешь, кто я? Я твоя смерть!» Он напал на Лазаря в этой самой кухне в прошлом году. Но такого не могло повториться. Напавший на него Гюг Турвиль сидел в тюрьме. Лазарь встал со стула, не выпуская из рук линейки. В проеме двери появилась фигура спина сгорблена, руки болтаются, голова набок, рот оскален. Еле движется, волоча за собой одну ногу.
Гха-а-а.
Ты кто? спросил Лазарь дрогнувшим голосом.
Зомби, ответил Габен, мгновенно превратившись в долговязого медлительного подростка. А тебе нужно было вонзить линейку мне в лоб и повертеть как следует, чтобы сделать пюре из мозгов.
Их так убивают, да? удивился Лазарь.
Да. Еще можно стрелой из арбалета в затылок чпок! Или отверткой в глаз, если что-то мастеришь.
Лазарь постарался не показать отвращения.
Ты сейчас где?
В конце первого сезона.
Габен открыл для себя сериал «Ходячие мертвецы».
Можно я тоже буду смотреть? попросил Лазарь.
Давай! Только первый сезон я не буду пересматривать. Но ты и так все поймешь. В городе эпидемия зомби, осталось только несколько нормальных людей. Для них главное уберечься от укусов, иначе все они тоже станут зомби. Гха-а!
Габен снова превратился в ходячего мертвеца и протянул руки-крючья к Лазарю, собираясь его схватить.