* * *
Тонкие руки матери обнимали его. Последние ласковые прикосновения навсегда утраченной любви уже не даровали тепла, и ребёнкамальчикабил озноб. Платок его матери сполз на затылок. К бледной коже виска приклеился темный извилистый локон. Шура-ли потрогал его. Кожа мертвой женщины всё ещё оставалась влажной. Бедная! Сначала она поняла, что спасения нет. Но эта мысль не остановила её. Она хотела спасти сына, и потому бежала со всей возможной поспешностью. Она не успела захватить с собой самых необходимых вещей. Прижимаясь к содрогающимся в агонии стенам, она пробиралась по улице. Осколки железобетона преграждали ей путь. Едкий дым лез в горло. Мальчик, слишком большой для того, чтобы быть легкой ношей, старался помочь ей, цеплялся руками за шею, прятал лицо в складках одежды на её груди. А ей было страшно. Паника овладела ею, но желание спасти сына оказалось сильнее паники. Даже смертельно раненная, падая на пыльный, пропахший порохом щебень, она закрыла его своим телом. Она хотела, чтобы её ребенок продолжал жить. Зачем? Шурали поднял голову. Смаргивая туман внезапных слез, он смотрел на невысокий остов здания. Третий этаж его был полностью сметен взрывом, в первом и втором не осталось ни одного оконного переплета, ни единой межкомнатной перегородки. Только провалы окон и освещенная всполохами угасающего пожара пустота за ними. Часть дома рухнула, открывая вид на улицу. На противоположной её стороне возвышалась гора щебня. Осколки разбитого железобетона покрылись пылью. Эти руины давно остыли. Жители извлекли из-под завалов останки своей прежней жизни и мертвецов, сложив обломки в аккуратные кучи. Так их удобней собирать экскаватором. Рассматривая усталое лицо мертвой женщины, Шурали вдруг услышал тишину. Грохот перестрелки утих. Только огонь потрескивал за обрушенной стеной и неподалеку шелестел под чьими-то неспешными шагами гравий. Шурали не испытывал страха. Он отстегнул от пояса одну за другой все три гранаты. Вот он, подходящий случай применить их. Кто бы ни пришёл сюдаон убьёт любого или умрет сам, а значит, этому малышу тоже не спастись.
Что он видел в жизни? Самым прекрасным были сны. Склоны родных гор, подернутые утренним туманом, персиковые деревья в розовом дыму цветения. В его родных местах тоже жили красивые женщины, ничуть не хуже матери этого мальчика. Только он давно позабыл, каковы они. Шурали прикасался к темному глянцу волос незнакомки. Мальчишка перестал плакать и внимательно следил, как бородатый незнакомец в невообразимо грязной арафатке расстегивает застежки и снимает с запястий его матери золотые украшения.
Я спасу тебя, заверил мальчика Шурали. Моё тело давно не мыто, но помыслы относительно чисты.
Подхватив ребенка, он вернулся в подвал. Вода из трубы всё еще сочилась. Мальчишка вырвался из его рук, подбежал к трубе. Забавно разинув рот, он подставил язык под тонкую струйку. Шура-ли достал из рюкзака бритвенный прибор, навел в ванночке пены и принялся за дело. Бритьё причиняло неизъяснимые страдания, но теперь у него появился шанс! Ребенок! Он спасет их обоих.
* * *
Кто-то бродил возле входа в подвал. Трое, пятеро человек? Битый кирпич отчаянно скрипел под их подошвами. Лязгал металл. Может быть, это Мераб вернулся за ним? Он ведь обещал матери, что спасет его, и Ияри зналМераб сдержит слово. Как тебя зовут, мальчик? спросил его Чужой человек.
Ах, как невежливо! Сначала ему следовало бы представиться самому. Но убийцам неведомы хорошие манеры. Вот он бреет бороду, вот проверяет количество патронов в рожке своего автомата. Древний царь с талисмана Ияри постарался на славу. Это он заставил Чужого человека оставить гранаты возле трупа Матери
Вспомнив о Матери, Ияри снова заплакал в голос. Чужой человек принялся трясти его и закрывать рот грязной ладонью. Пришлось укусить его, и это помогло. Ияри не увидел в глазах чужого человека ни обиды, ни ярости, ни досады на его поведение. Чужак жалел его и умолял молчать.
Иначе мне придётся связать тебя и заклеить рот скотчем, предупредил он. Или хуже того.
Он указал рукой на свой туго набитый рюкзак.
Там у меня есть медикаменты. В том числе сильное успокоительное средство. Я сделаю тебе инъекцию. Укол. И тогда ты не сможешь больше ни рыдать, ни кусаться. Ты боишься уколов?
Ияри кивнул.
Так-то! А теперь скажи мне: ты совсем один? Все твои погибли или остался кто-то ещё? Кто-нибудь будет тебя искать?
Царь Царей, изображенный на его амулете, честно предупредил его обо всем. Он поведал не только о скорой гибели Матери и сестер, но и обнадёжил. Царь Царей рассказал, что Ияри получит помощь из рук чужих, рожденных вдали от Алеппо, людей. Ияри не поверил тогда страшному сновидению, но вот перед ним первый из спасителей. Царь Царей называл его воинственным дервишемМарабутом. Ияри жмурился на яркий прямоугольник солнечного светадверь в подвал была сорвана с петель и унесена взрывной волной. Звуки улицы и солнечный свет беспрепятственно проникали в их убежище. Крысам дневной свет не нравился и они разбегались по тёмным углам.
Меня зовут Шурали, сказал чужак. А тебя?
Так и есть, это он! Ияри не смог ответить своему спасителю. Тогда Марабут повторил свой вопрос на нескольких неизвестных Ияри языках. Отчаявшись получить ответ, он стал рассказывать о себе на арабском языке. Марабут был чрезвычайно умён и неплохо образован, несмотря на скромное, казалось бы, происхождение. Именно так и описывал его бородатый царь. Рассказывая, Марабут не забывал заниматься уничтожением своей бороды. Он, по-видимому, хотел теперь притвориться светским человеком. И это правильно. И это хорошо. Ияри также считал неуместным демонстрировать набожность напуганным войной, голодным и озлобленным людям. Сейчас они на время забыли об Аллахе. Но ничего! Они вспомнят! Чуть позже непременно вспомнят. Ияри утолил жажду, голода он не испытывал и хотел бы ответить своему спасителю такими же добрыми, полными участия словами, но язык отказывался повиноваться ему. Отказывался произносить даже имя Всевышнего. Стараясь побороть досаду, Ияри внимательно слушал Марабута.
Нам с тобой предстоит трудный путь, проговорил тот, вытирая лицо невообразимо грязной арафаткой.
Хоть бы он догадался выкинуть эту ужасную тряпку! Но как сказать ему об этом? Словно услышав его мысли, Марабут скомкал арафатку и забросил её в темнейший из углов подвала, туда, где попискивая копошились крысы.
Шаги на улице сделались слышнее. Кто-то направлялся ко входу в подвал. Марабут забеспокоился, схватил автомат, снял оружие с предохранителя. Ияри хотел попросить его не стрелять, но у него получалось лишь беззвучно открывать и закрывать рот. Так делает извлечённая из воды, засыпающая рыба. Тогда Ияри ухватился за ствол автомата. Марабут испугался. Хотя вообще-то, воинствующих дервишей принято считать очень смелыми людьми. От страха он толкнул Ияри и тот, отлетев к стене, сильно ударился спиной о водопроводную трубу. Светлый прямоугольник двери на улицу померк. Звуки шагов утихли. Ияри погрузился в небытие. И тогда бородатый Царь снова явился ему с наказом не бояться Марабута, но повиноваться ему, потому что именно этот человек дарует Ияри новую семью взамен погибшей. Ияри снова плакал, вспоминая мать, сестер и потерянного отца. Он просил Царя царей вернуть его к Варде, но тот только печально качал головой, и длинная борода его шуршала по шелку богатых одеяний.
* * *
Ияри очнулся скоро. Его вернул к жизни грозный окрик Марабута: Стой! Иначе я убью тебя!
Я миротворец. Не солдат, отвечал Марабуту знакомый голос. Мы попали под минный обстрел. Мои знакомые погибли все. Мы собираем трупы. Всех нашли. Только одного нет. Мальчика. Хорошенький такой. На вид ему семь лет. Вы не видели? Я волнуюсьего нет ни среди живых, ни среди мёртвых. Такая жалось! Вся семья погибла! Ияри потёр глаза и уставился на яркий прямоугольник двери. По лесенке со света в темень спускался Мераб. Его крошечная фигурка была хорошо видна и Ияри, и Марабуту. Но ослеплённый светом дня, спускаясь в темноту подвала, Мераб вовсе не видел их.
Не стреляйте! повторил Мераб. Я ищу мальчика. Ияри Зераббабель. Так его зовут. Семь лет.
Ияри хотелось закричать, сообщить ему, что он здесь и нашел, наконец, своего спасителя, но язык снова отказался повиноваться ему.