На тихого Бог нашлет а резвый сам наскочит.
Пока автора откачивали ребята прикинули силу тока и выяснили, что по правилам должно было убить отчего не убилонеясно но теперь всем своим видом я, Кандель Ф. С., бросаю вызов закону Ома, основному закону электротехники.
Были потом ожоги на ладонях, ныло сердцекак-то оно обошлось.
Homo felix, человек удачливый.
На чердаке загородного дома грудами лежали газеты
неподъемной тяжестью прогибавшие потолок.
Хозяин получал их, складывал по датам после прочтения, собирался, быть может, выявить динамику лжи, запрятанной на его чердаке.
Ибо недаром сказано: «Окно в мир можно загородить газетой».
В конце года хозяин покупал отрывной календарь на двенадцать месяцев, не проглядывая, укладывал на том же чердаке.
Зачем?спрашивали его.
Пусть будет,отвечал уклончиво.
На оборотной стороне каждого листка печатали всякие разности,окно в мир можно загородить и календарем.
Хозяина не стало.
Мыши ушли из дома.
Жучки пренебрегаюттипографская краска им во вред.
К чему выявлять ложь, уложенную под крышей? Своей накоплено достаточно
В авиационном институте, у главного его корпуса, стоял на постаменте Сталин в длинной до пят шинели и его белила женщина в замызганном халате ковыряя мочалом на палке в гипсовой ноздре. Ночью его увезли на грузовике, взамен поставили вазу с цветами,жизнь хороша своими переменами.
Я уже ходил в институт, когда арестовали Лаврентия Павловича Берию, ближайшего друга и соратника великого вождя и учителя, оказавшегося шпионом и совратителем женщин. Нас, студентов на практике, отправили по цехам разъяснять невероятное событие, мне достались литейщики.
На затоптанном плешивом газончике лежали рабочие и я прочитал сообщение в газете которое они знали и без меня.
Вопросы есть?спросил холодея.
Раньше не могли догадаться?заорал чумазый малый в продранной майке и требовательно уставился на меня.
Не могликратко ответил я, боясь вступать в длительные обсуждения.
Больше вопросов не было. Рабочие ели хлеб колбасу пили молоко из бутылок, которое получали за вредное производство, в их темных руках оно выглядело ослепительно белым.
Всё понятнободро припечатал тот же малый, и перерыв закончился.
А к осени меня назначили агитатором.
В старую дощатую развалюху с множеством веранд и пристроек примкнутых к основному строению где тоже обитало население.
Я приходил туда днем и вел беседы со старой расплывшейся еврейкой в байковом халате, с уныло обвисшим бантиком на груди. Она готовила обед, устало шаркала шлепанцами в узких проходах, а я рассказывал на ходу про разрушения военных лет восстановление хозяйства про успехи по сравнению с тысяча девятьсот тринадцатым годом, про ежегодное первого марта снижение цен.
Конечномашинально поддакивала старая еврейка, занимаясь делами и уставая на глазах.Конечно, конечно...
Останавливалась, терла лоб, мучительно припоминала:
Лукположила. Морковьположила. Петрушку... Петрушку клала или нет?
Клали, клалиподсказывал я и опять принимался за свое: про разрушения восстановление, успехи по сравнению
По окончании института мы попали на завод.
Игорь, Костя, Володя и я.
Зима. Промерзлый трамвай. Тусклые лампочки. Стылые до окоченения ноги. Долгий перегон по пути на работу, посреди озябших пассажиров.
Граждане, проходите вперед!
Впритык к чужим пальто, впритык к глазам читал Диккенса. Том за томом.
Граждане, ну пройдите вперед! Люди на подножке
Осенью нас зачислили в вечернюю школу марксизма-ленинизма.
Игоря, Костю, Володю и меня.
Потомились на первой лекции, в перерыве ушли и больше не появлялись до лета.
В июне вызвал ответственный товарищ, спросил строго:
Почему не учились?
Аврал,ответили со значением.Работы до ночи для укрепления обороны страны. Мы бы рассказали, да нельзя. Государственная тайна.
Он нам не поверил, но, тем не менее, заявил:
Через неделю экзамены. Сдадите их и продолжите обучение.
Мы же не бывали на лекциях. Марксизм-ленинизм не уяснили должным образом.
Оно конечно. Но вы толковые, институт кончали. Позанимаетесь неделю и сдадите на отлично.
Мы даже возмутились:
Сдать-то сдадим, но глубоких знаний не будет. Основательного понимания столь важной дисциплины.
Вздохнул:
Основательного, конечно, не будет, но затем постараетесь, усвоите во всей полноте.
Игра была на равных.
Значит, договорились,сказал.Через неделю экзамены.
Нет, не договорились.
Он начинал нервничать:
Вы же изучали марксизм-ленинизм. В вашем институте. Пойдете на экзамен, сдадите с первого раза.
Ответили:
Мы изучали, конечно, такое не забывается. Но появились новые работы об учении Маркса-Ленина, а мы пойдем на экзамен, с ними не ознакомившись? И будем потом в глаза смотреть, в ваши глаза?
Он ненавидел нас, ответственный товарищ. С отчетностью был, должно быть, завал, не мы одни увиливали, приходилось терпеть наглецов.
Ладно вам!взмолился.Ответите на пару вопросов, получите аттестат за окончание первого курса.
Но мы были решительны.
Мынесгибаемы.
Нет,отвергли категорически.Липовый аттестат. Без глубоких знаний. Нам не нужен.
Наконец он сдался.
Начнете сначала. Все четверо. И посмейте пропустить хоть одну лекцию.
Не вопрос,сказали мы.Начнем заново, изучим во всей полноте. Если, конечно, аврала не будет, работы до ночи для укрепления обороны страны.
Кстати,спросили на прощание.Мы изучали в институте и «Вопросы языкознания» товарища И. В. Сталина. Их не надо?
Его передернуло от злости.
Их не надо.
Больше мы его не видели.
На лекции не ходили.
Нас не трогали.
Жизнь хороша своими переменами.
В один из вечеров не стало бабушки
Цили Абрамовны.
Проговорила по-еврейски быстро-быстро, не всякому разобратьи ушла.
Костик просыпается утром бежит умываться а на кухне стоит дочка ее, Софья Ароновна ест прямо из кастрюли и мелкие слезы часто капают в холодный украинский борщ. С бураком, капустой и репчатым луком
Без четверти девять напугав соседей, во двор въехала похоронная машина.
Шофер в мятом пальто с надорванными карманами и грузчик в затертом ватнике подняли гроб на нужный этаж, сверились по бумажке, позвонили. Им открыли и засуетились заплакали стали прощаться. Шофер с грузчиком ждали на лестничной площадке покуривая папиросы, равнодушно поглядывали на привычную им суету и слезы судорожные попытки задержать минуты расставания.
У нас на сегодня три рейсагромко сказал шофер и родственники отступили перед запланированной неотвратимостью.
Они спускались медленно боясь оступитьсявпереди шофер позади грузчикобтирали спинами беленые стены сипло и натужно дышали. Старушки у подъезда часто крестились ребятишки перебегали с места на место чтобы не пропустить самое интересное. Шофер залез в машину принял гроб закрепил ремнями тяжело спрыгнул на землю. Стоял курил сплевывал равнодушно оглядывал двор.
Документы взяли?спросил.
Взяли...
Развернулись около бака с мусором выехали со двора и встали. Грузчик выскочил из машины убежал за угол, а родственники притихли у гроба недоуменно переглядывались, кто-то сморкался задавленно всхлипывал. Грузчик вернулся не скоро: в руке батон в кармане бутылка.
Пообедать некогдаугрюмо сказал шофер и они поехали дальше.
Возле кладбищенских ворот мужчины подхватили гроб и толкаясь понесли по аллее. Один из них вытащил деньги сунул шоферу.
Малообиженно сказал тот вертя бумажку между пальцами.
Засуетился дал еще.
Спасибочки!..выкрикнул грузчик и машина ушла в город.
На сегодня у них осталось два рейса.
Вагончик старенький, моторчик слабенький, краска облупившаяся, дуга проржавевшая. И на наружном его боку затертая надпись: «Трамвайное депо имени Харона».
Водитель за стекломглаза пристальные в точку ямочки на небритых щеках губа кверху, как в начале улыбкипошевелился облизал мундштук выдул дрожащий звук. Трогательный и влекущий. Вальс-бостон мелодия разлуки: «Тихо вокруг. Это герои спят»