Гордон КорманРестарт
Глава перваяЧейз Эмброз
Помню, как я летел.
Или думаю, что помнюпросто потому, что знаю, что упал с крыши.
Зелень лужайки сначала далеко-далеко. А потомраз! и совсем близко.
Кто-то пронзительно вопит.
Постойэто не кто-то, это я!
Я уже готов грохнуться о землю. Но вместо этого все просто берети перестает быть. Солнце меркнет. Мир вокруг исчезает. Я вырубаюсь, как выключенный прибор.
Это значит, что я умер?
Сразу и не поймешь.
Свет люминесцентных ламп отвратительно режет глаза. Я что есть сил жмурюсь, но это не помогаетглазам все равно больно.
Со всех сторон оживленный гул голосовкуча народу явно чего-то долго ждала и вот наконец дождалась.
Очнулся
Позовите врача
А говорили, что он больше никогда
Чейз, милый
Доктор!
Я хочу посмотреть, кто тут рядом со мной, но адский свет выедает глаза. Я так и сяк отворачиваюсь от него, отчаянно моргаю. При этом у меня болит абсолютно всё, сильнее всего шея и правое плечо. Понемногу взгляд все-таки фокусируется, и я начинаю различать людей, тех, кто стоят и сидят вокруг. Сам я лежу под простынейтакой белоснежной, что отраженный ею свет делает еще больнее глазам. Прикрыть лицо ладонью не дают трубки и проводая весь ими опутан. На указательный палец надета пластмассовая прищепка, соединенная проводком с ящиком, который пищит и мигает рядом с моей кроватью. Тут же возвышается стойка с капельницей.
Ах, слава богу! задыхается от радости склонившаяся надо мной женщина. Теперь я вижу: у нее длинные темные волосы, на носу очки в толстой черной оправе. Когда мы тебя нашли, ты лежал совсем
Договорить она не может, потому что начинает рыдать. Парень намного моложе ее обнимает женщину за плечи.
Тут в палату врывается врач в белом халате.
С возвращением, Чейз! говорит он и отцепляет от изножья кровати планшет с моей историей болезни. Как себя чувствуешь?
Как я себя чувствую? Так, будто меня превратили в громадную отбивную. Но это еще не самое плохое. Гораздо хуже мне от того, что я ничего не понимаю.
Где я? Почему я в больнице? Кто вы все?
Женщина в очках перестает плакать и взволнованно отвечает:
Чейз, лапушка, это я. Твоя мама.
Мама? Она что, думает, я собственную мать не узнаю?
Да я вас первый раз в жизни вижу, огрызаюсь я. Моя мама Моя мама, она
Но не тут-то было. Вызвать из памяти образ матери не получается.
Так же напрасно я пытаюсь вспомнить отца, своих приятелей и школу.
Ощущение совершенно дурацкое. Я прекрасно помню, что такое вспоминать, но не могу ничего вспомнить. В памяти пустота. Я как компьютер, у которого потерли жесткий диск: если его перезагрузить, операционная система нормально запустится, но ни одного документа или файла на таком компьютере не открыть.
Я не помню даже своего собственного имени.
Чейзэто меня так зовут? спрашиваю я.
Другие мои вопросы вызывали озадаченное перешептывание, а сейчас все испуганно замолкают.
Мой взгляд падает на планшет в руках у врача. На его обратной стороне написано: «Чейз Эмброз».
Кто же я такой?
Зеркало! кричу я. Дайте мне зеркало!
С этим, наверно, лучше подождать, ласково говорит врач.
Вот только его ласковых уговоров мне теперь и не хватало.
Быстро зеркало!
Женщина, которая называет себя моей мамой, роется в сумочке и протягивает мне пудреницу.
Я беру, открываю, сдуваю с зеркальца пудру.
Из него на меня смотрит незнакомое лицо.
Доктор Куперман говорит, что у меня амнезия. Тяжелая ретроградная амнезиятакая болезнь, когда не помнишь ничего из того, что произошло до какого-то события. Для меня таким событием стал полет с крыши.
Я знаю, что такое амнезия, отвечаю я доктору. Но как так получается, что я помню это ученое слово, но забыл собственное имя? Не помню родителей? Не понимаю, как я вообще очутился на крыше?
Про крышу все просто, встревает парень; мне тут же объясняют, что это мой старший брат, что зовут его Джонни и он приехал из университета на каникулы. У тебя в комнате есть слуховое окно. Сколько тебя помню, ты любил лазать через него на крышу.
И меня не предупреждали, что я могу свернуть себе шею?
Сначала предупреждали, говорит моя мать. А когда тебе исполнилось шесть, я решила, что раз ты до сих пор не свалился, то теперь точно не свалишься. Ты был такой спортивный
Амнезияштука загадочная, продолжает объяснения доктор. Особенно если она, как у тебя, наступила в результате травмы. Мы пока еще плохо знаем, за какие жизненные функции отвечает та или иная область мозга. У одних пациентов теряется долговременная память, у другихкратковременная. Третьи утрачивают способность переносить информацию из долговременной в кратковременную. У тебя, по всей видимости, стерлось из памяти только то, что касается твоей личности и событий твоей жизни до падения с крыши.
То есть мне страшно повезло, мрачно усмехаюсь я.
А ты не смейся, говорит доктор Куперман. На самом деле ты помнишь не так уж мало. Ты сохранил способность свободно передвигаться, разговаривать, ходить в туалет. Тебе что, приятнее было бы всему учиться?
Про туалетэто важно. Мне сказали, что я четыре дня провалялся в коме. Как я все это время обходился с туалетом, неизвестно. Ясно только, что все как-то устроили без моего участия. Как именномне, наверное, лучше не знать.
Доктор проверяет показания монитора, записывает что-то в историю болезни, а потом говорит, пристально глядя на меня:
Ты точно совсем ничего не помнишь? Ничего из того, что было с тобой раньше?
Я снова напряженно вглядываюсь в пустоту, занявшую место моих воспоминаний. Это как полезть в карман за вещью, которая должна там быть, но ее там нет. Только вещь, которой нет, не ключи и не телефон, а вся твоя жизнь целиком. Тебе непонятно, досадно и страшно.
Я изо всех сил напрягаю мозги. Ну же, давай! Ты ведь не только что родился на свет. У тебя в жизни полно всего было и до этой дурацкой комы.
И тут в голове возникает смутный образ. Я сосредоточенно всматриваюсь в расплывчатые черты.
Что-то вспомнил? взволнованно спрашивает Джонни.
Картинка становится все четче, и наконец я различаю девочку, маленькую, лет, наверное, четырех, в синем платьице с белыми кружевами. Вокруг нее что-то вроде садаво всяком случае, какая-то зелень.
Да, девочку говорю я осторожно, чтобы не рассыпать картинку.
Девочку? Куперман вопросительно смотрит на мою маму. У Чейза есть подружка?
Нет, насколько я знаю, отвечает мама.
Вы не поняли, раздражаюсь я. Девочка совсем маленькая.
Элен? спрашивает мама.
Это имя я слышу впервые.
Кто такая Элен?
Дочка нашего отца, подсказывает Джонни. Наша сводная сестра.
Отец. Сестра. С этими словами должны быть связаны воспоминания. Я пытаюсь нащупать их, но напрасно. Моя память как черная дыра. В ней наверняка полно всего, но ничто не может вырваться наружу.
Они с сестрой близки? спрашивает Куперман.
У мамы аж кривится лицо.
Сразу после того, как это случилось, мой бывший муж раскричался, мол, это я во всем виновата, и чуть не разгромил приемное отделение. Но потом, доктор, пока Чейз лежал в коме, вы видели, чтобы он хотя бы раз сюда пришел? Вот-вот. То есть вы понимаете, какие отношения у моих мальчиков с их отцом и его новой семьей.
Я не знаю никакой Элен, говорю я, едва мама заканчивает. Я вообще никого не знаю. А у той девочки светлые волосы, и одета она в синее платье с кружевами. Нарядное, как будто собралась в церковь или в гости. Но помню я только ее, а больше ничего.
Это точно не Элен, уверенно говорит мама. У нее волосы темные, как у ее матери.
Доктор, я сошел с ума? спрашиваю я у Купермана.
Ничего подобного, отвечает он. Если ты помнишь девочку, значит, память не стерлась окончательно. Ты просто потерял к ней доступ. Воспоминания обязательно вернутсяесли и не все, то многие. И эта девочкатвой ключ к ним. Старайся побольше думать о ней, о том, кто она такая и что в ней такого особенного, что, забыв вообще все, ты вспомнил именно о ней.