Герр Нойхофф отмахивается.
Что до поваров и уборщиков, у нас их достаточно. Нет, с твоей внешностью это будет пустой растратой. Я хочу, чтобы ты выступала.
Петр бросает на меня озадаченный взгляд. Новых артистов набирают по всей Европе, а то и за ее пределами, за рабочие места идет тяжелая борьба, у тебя есть шанс, только если ты тренировался всю свою жизнь. Нельзя просто найти талант на улицеили в лесу. Герр Нойхофф знает об этом. Он поворачивается ко мне.
Тебе ведь нужна новая воздушная гимнастка, верно?
У девушки, сидящей за его спиной, расширяются глаза.
Я медлю. Раньше в нашей программе было с дюжину гимнастов, они делали синхронные трюки, кувыркались в воздухе один за другим. Но теперь нас всего трое, и с самого моего возвращения я ограничена корд лисс и испанской паутиной.
Это так, но ведь она никогда не выступала. Я не могу просто взять и научить ее выступать на трапеции. Возможно, она сможет ездить на лошади или продавать программки. Есть куча более простых работ. Что навело герра Нойхоффа на мысль, что она может выступать? Обычно я могу учуять талант за милю. Здесь я не вижу ничего выдающегося. Он пытается сделать из утки лебедя, и этот план обречен на провал.
У нас нет времени искать другую воздушную гимнастку, отвечает герр Нойхофф. У нее подходящая внешность. У нас есть почти шесть недель, а потом мы выезжаем.
Он не смотрит мне в глаза, когда говорит это. Шесть недельэто лишь мгновение ока по сравнению с тем количеством тренировок на протяжении всей жизни, которое было у всех остальных. Он просит меня совершить невозможное и знает об этом.
Она слишком крупная для гимнастки, говорю я, критически оценивая ее тело. Даже под одеялом видно, что оно округлое в боках и бедрах. Она слабая, у нее мягкая нетренированная талия, она так наивна, очевидно, что она никогда не знала тяжелого труда. Она не пережила бы эту ночь, если бы Петр не нашел ее. Она не продержится здесь и недели.
Я слышу шорох позади и оборачиваюсь. Из дверного проема смотрит на нас Эммет, сын герра Нойхоффа, уголок его рта, точно сделанного из теста, заворачивается в ухмылке, когда он замечает, что мы не сошлись во мнениях. Он всегда был странным ребенком, шутил подлые шутки и попадал в неприятности.
Боишься, что кто-то затмит тебя, а? насмешливо ухмыляется он.
Я смотрю в сторону, игнорируя его. Сравнивая ее внешность со своей, как это делают все женщины, не могу не признать: эта девушка красивее меня. Но внешность не поможет ей здесь. В цирке важнее всего талант и опыта их у нее нет.
Она не может остаться, говорит Петр со своего места, я вздрогнула от силы в его голосе. Герр Нойхофф добрый человек, но это его цирк и даже такие звезды, как Петр, не смели открыто возражать ему.
Я хочу сказать, что ей придется уйти, как только ей станет лучше, поясняет он.
Куда? спрашивает герр Нойхофф.
Не знаю, признает Петр. Но как она может оставаться? Одинокая девушка с ребенком, начнутся вопросы.
Он думает обо мне, о том, какие дополнительные расследования и какую опасность может принести их появление. Моя истинная личность и прошлое известны почти всем внутри цирка, однако нам удавалось сохранять эту тайну от людей извнедо сих пор, во всяком случае.
Мы не можем рисковать, привлекая внимание.
Проблем не будет, если она будет частью нашей программы, возражает герр Нойхофф. В цирк постоянно приходят новые артисты.
«Раньше приходили», мысленно исправляю его я. Множество новых артистов приходило в цирк раньшекогда-то у нас были дрессировщики из Сербии, жонглер из Китая. Но за последние годы цирк увял. Теперь просто-напросто нет денег, чтобы расширять труппу.
Чья-нибудь двоюродная сестра из другого цирка, предлагает герр Нойхофф, раскрывая свой план. Наши сотрудники будут знать, что это не так, но временных работников такое объяснение, скорее всего, устроит. Если она будет готова выступать, никто не заметит, добавляет он.
Это правда, зрители не заметят: они исправно ходят на выступления, но не видят выступающих нигде, кроме сцены.
Это очень любезно с вашей стороны, предлагать мне место, вмешивается девушка. Она пытается подняться с кровати, не отпуская ребенка, но сама попытка, похоже, лишает ее всех сил, и она снова откидывается на подушки.
Но мы не хотим быть обузой. Как только погода наладится и мы немного отдохнем, мы отправимся в путь. Я вижу панику в ее глазах. Им некуда идти.
Получив подтверждение своим словам, я поворачиваюсь к герру Нойхоффу.
Видите, она не сможет.
Этого я не говорила. Девушка снова выпрямляется, поднимает подбородок. Я работоспособная и уверена, что при достаточном количестве тренировок я справлюсь. Внезапно она как будто загорелась идеей показать, на что она способна, хотя всего минуту назад не хотела даже пытаться: я узнаю в ней дух противоречия, присущий и мне самой. Понимает ли она, во что собирается ввязаться?
Но мы никак не успеем ее подготовить, повторяю я, пытаясь найти другой довод, чтобы убедить его, что это не сработает.
Ты сможешь, Астрид. Теперь в голосе герра Нойхоффа решительность. Вместо того, чтобы уговаривать меня, он в одном шаге от того, чтобы отдать мне приказ. Ты нашла здесь убежище. Ты должна сделать это. Его глаза прожигают меня насквозь. Так вот, значит, как я буду отдавать свой долг. Весь цирк рискует собой, чтобы укрыть меня, а теперь я должна сделать то же самое для незнакомки. Его выражение лица смягчается. Два невинных человека. Если мы им не поможем, они наверняка погибнут. Я не хочу, чтобы их смерть лежала на моей совести. Он не сможет так просто развернуть девушку с ребенком, как мог бы меня.
Я встречаюсь взглядом с Петром, и он открывает рот, чтобы снова возразить, что мы слишком сильно рискуем. Но он молчит, зная, как и я, что дальнейшие препирательства не приведут ни к чему хорошему.
Ладно, говорю я наконец. И все же у просьбы герра Нойхоффа есть пределы. Шесть недель, говорю я. Я постараюсь подготовить ее до начала тура. Но если не выйдет, то она должна будет уйти. Я никогда не выступала против него, и на секунду ко мне возвращается ощущение того, что мы равные соперники. Но это все в прошлом. Я встречаюсь с его пристальным взглядом, стараясь не моргать.
Договорились, уступает он, удивляя меня.
Мы начинаем завтра, на рассвете, произношу я. Шесть недель или шесть летне важно, она все равно не сможет. Девушка внимательно смотрит на меня, я ожидаю, что она возразит мне. Однако она продолжает молчать, в ее больших испуганных глазах заметен проблеск благодарности.
Но она ведь только что едва не околела, возражает герр Нойхофф. Она измотана. Ей нужно восстановиться.
Завтра, настаиваю я. У нее ничего не получится, и с ней будет покончено.
Глава 5Ноа
Она приходит за мной перед рассветом.
Я уже не сплю, на мне чей-то халат. Незадолго до этого я подскочила в постели, просыпаясь от кошмара, меня трясло. Мне снился сон о том, что я вернулась в тот вагон на станции, во второй раз, но не для того, чтобы спасти больше детей, а потому что я каким-то образом знала, что среди них есть и мой ребенок. Но когда я открыла дверь вагона, он оказался пуст. Я залезла в кромешную тьму и кричала от того, что мои руки натыкались на одну лишь пустоту.
Я пробудилась ото сна, надеясь, что я кричала не наяву и не напугала жителей этого странного дома. Я попыталась снова закрыть глаза. Надо было вернуться и спасти своего ребенка. Но картинка уже исчезла.
Когда я немного пришла в себя, то потянулась к ребенку, мирно спавшему в корзине возле моей кровати. Я прижала его к себе, его тепло успокаивало меня. Глаза привыкли к темноте комнаты, немного разбавленной лунным светом, проникающим в комнату сквозь занавески, подвязанные витыми шнурами. В камине в углу догорал огонь. Я никогда не видела такой величественной мебели. Я вспоминаю тех странных людей, собравшихся вчера, когда я проснулась: круглого владельца цирка, женщину, которая смотрела на меня с большой неприязнью, мужчину с вытянутым лицом, который сидел на кресле и наблюдал. Они похожи на персонажей рассказов, которые мама читала мне, когда я была еще ребенком. Цирк, говорили они, трудно поверить, что этот мир до сих пор существует, даже во время войны. Проснись я на лунеи то, наверное, удивилась бы меньше. Я была в цирке лишь однажды, когда мне было три года, и я плакала от ослепительно яркого света и громких звуков, пока отец не увел меня из палатки. И вот я здесь. Это странно, но не страннее, чем найти вагон, полный младенцев. Не страннее всего того, что случилось со мной с тех пор, как я ушла из дома.