- При белой горячке алкаши кидаются на людей с топорами, гоняются за родными, изрубить хотят, нечистую силу видят, - возразил Толян, - Я же не кидался ни на кого и не видел ничего такого. Просто голос слышал. И тоже не был уверен, вот как ты теперь, что я - это я и что я не сам с собой разговариваю.
- Галюники, - этот феномен уже был мне хорошо известен.
- Чего?
- Галлюцинации. Бывают зрительные галлюцинации, а бывают слуховые. Зрительные, например - мираж в пустыне. Видел?
- Нет.
- Я видел. У нас, в пустыне, их навалом. Выйдешь в пустыню и ясно видишь, что примерно в двух километрах от тебя озеро с камышами и утки летят. Хотя ты в том месте сто раз был, ничего там, кроме песков, не видел и быть не может. Ты это хорошо понимаешь, но и озеро с камышами и уток ты видишь совершенно ясно и своим глазам не верть не можешь.
- И что тогда делать?
- Не верить глазам, - посоветовал я, - Если поверишь миражу, пойдешь за ним, то на месте озера окажется тот самый песок, а озеро появится в другом месте. Так и будешь в пустыне гоняться за миражами, пока от жажды не высохнешь.
- Где же это ты служил? В Каракумах, что ли?
Я бывал в Каракумах, в учебке. Так себе пустыня.
- Ну да. Неподалёку. У меня тоже были слуховые галлюцинации.
- С перепою?
- По обкурке.
- И как проявлялись? С тобой тоже голос разговаривал?
- Нет, - я вспомнил свои слуховые галлюцинации, - Сидишь, допустим, обкуренный в землянке. Замыкаешь. И тут - вроде где-то гитара играет и парень поет. Тихо так. Начинаешь прислушиваться к песне, разбираешь перебор струн, отдельные слова. И песня такая тихая, о доме. Много раз так было.
Я вспомнил еще одну свою слуховую галлюцинацию:
- Или вот ещё: сидишь в землянке обкуренный и будто тебя снаружи зовет кто-то. Выскакиваешь - никого. Возвращаешься на свое место, проходит несколько минут - снова тебя снаружи кто-то звать начинаешь. Выскакиваешь - опять никого. Бывало, раз по шесть выскакивал.
- Что вы там курили?
- Чарс.
- А это что?
- Наркотик такой. Из конопли делают.
- Анаша, что ли?
- Я не курил анашу. Не знаю.
- Значит, план.
- План я курил в Ашхабаде. План раз в тридцать слабее чарса.
- Во сколько?! - не поверил Толян.
- Раз в тридцать, - повторил я.
- Значит, вы "афганку" курили. Чистоган. Вот еще чуйская есть хорошая анаша. К нам на зону ее пару раз загоняли.
Наш обмен опытом о сортах и достоинствах наркоты прервал скрежет ключа в замке - ввели Сироту. Ему было хуже, чем вчера - менты донесли его до шконки и бережно уложили на матрас. Нехорошо, когда менты с нашим братом обращаются не кое-как, а бережно. Это либо папа-шишка, либо кранты человеку.
Кажется, Сироте пришли именно кранты.
Выходя из камеры, контролеры несколько раз посмотрели на лежащего Сироту - не помер ли? Сирота лежал, закрыв глаза, и тихонько постанывал.
Не помер.
Не помер, но на этот раз он отходил не пятнадцать минут, как вчера, а не менее получаса. Часов ни у кого не было, но я определил примерное время именно в такой интервал.
- Ох и лютуют, - эти слова Сирота не "сказал", а "простонал", когда малость пришел в себя, - и ведь знают, суки, что я никому не буду жаловаться, и бьют еще сильнее!
- Почему ты никому не будешь жаловаться?
Мне по неопытности казалось, что раз менты тебя избивают да еще и не один раз, по запарке при задержании, а каждый день, методично, как по графику, то такое положение вещей необходимо прекратить, потому что терпеть его никак нельзя. Прекратить его можно единственным способом - наябедничать на избивальщиков. Всё равно кому - начальнику, прокурору, папе римскому, чёрту, лешему - лишь бы одёрнули твоих мучителей. Если бы меня кто-нибудь избил, то я с радостью накатал бы жалобу прокурору и попросил заменить мне следователя. Мне хотелось жаловаться на Балмина и Букина, но они меня не били, следовательно, повода накапать на них не давали.
Подполковники.
Опыт.
Они и без битья меня грамотно оглушили своими "просто беседами". Хуже гипноза, ей богу.
Сирота снова посмотрел на меня, как смотрел вчера - взглядом битого орла на цыпленка.
- Понятия не позволяют, - пояснил он.
Я не знал, что это за такие Понятия, которые не позволяют защищать себя от истязаний со стороны не самых лучших сотрудником нашей доблестной и такой родной советской милиции, но тон, которым слова были сказаны, был мне знаком очень даже хорошо. Это был тот самый тон, с каким старослужащие отказываются выполнять приказание шакала:
- По сроку службы не положено.
Отказавшегося выполнять приказание дембеля или деда можно ставить в наряд, сажать на губу, одеть в ОЗК и гонять по плацу при "плюс пятидесяти в тени", но раз "не положено", то делать он этого не будет. Заступит в наряд, сгниёт на губе, сдохнет в ОЗК от теплового удара, но первоначальный приказ не выполнит ни за что.
Бесполезно!
"Не положено по сроку службы!" - и весь разговор.
Наверное, и с этими Понятиями та же история: не положено жаловаться, так хоть до смерти Сироту забейте, он никому не пикнет и только вскрытие покажет...
Разве может быть иначе в стране, где в детском саду рассказывают сказки не только про Золушку или Трёх Поросят, но и о Мальчише-Кибальчише и его Твёрдом Слове. Насмерть стоял Мальчиш-Кибальчиш против армий Белого Буржуина и выстоял бы, когда бы не предательство труса и жадины Мальчиша-Плохиша. Долго пытал Белый Буржуин Мальчиша-Кибальчиша, добиваясь от него Военной Тайны:
"Отчего, Мальчиш, бились с Красной Армией Сорок Царей да Сорок Королей, бились, бились, да только сами разбились? Отчего, Мальчиш, и все тюрьмы полны, и все каторги забиты, и все жандармы на углах, и все войска на ногах, а нет нам покоя ни в светлый день, ни в темную ночь? Отчего, Мальчиш, проклятый Кибальчиш, и в моем Высоком Буржуинстве, и в другом -- Равнинном Королевстве, и в третьем -- Снежном Царстве, и в четвертом -- Знойном Государстве в тот же день в раннюю весну и в тот же день в позднюю осень на разных языках, но те же песни поют, в разных руках, но те же знамена несут, те же речи говорят, то же думают и то же делают? Нет ли, Мальчиш, у Красной Армии военного секрета? Нет ли у наших рабочих чужой помощи? Нет ли, Мальчиш, тайного хода из вашей страны во все другие страны, по которому как у вас кликнут, так у нас откликаются, как у вас запоют, так у нас подхватывают, что у вас скажут, над тем у нас задумаются?".
Вот и вырастают за поколением поколение мальчишки, твердые да колючие, что железные гвозди, несчастные тем, что не досталось им под танк с гранатой. Не ездят в мирное время по нашей земле вражьи танки!
А уж какой гвоздь в какую сторону загнёт...
Что такое хулиган? Хулиган это неуёмный искатель приключений на свой нижний фасад.
Вовремя изъятый с улицы и направленный в учебное подразделение хулиган - это будущий Герой Советского Союза. Такой, как камышинский хулиган Алексей Маресьев - читайте "Повесть о настоящем человеке". Сто отборных хулиганов, прошедших через учебные подразделения и получивших там специальную, тактическую и тактико-специальную подготовку - это разведрота любого полка. Нужно быть от природы очень беспокойным человеком, чтобы рваться сидеть в засадах или идти в головном дозоре и до слёз огорчаться, когда берут не тебя. Не в орденах и жажде славы тут дело. Никакой нормальный хулиган не потерпит, чтобы кто-то слева обошел его в удальстве и молодечестве. Хулиган Павлов, став сержантом, держал фронт в Сталинграде. Хулиган Гастелло, капитан авиации, направил свой подбитый самолет на фашистскую колонну, но не позволил врагам взять над собой верх. Хулигана можно убить, но нельзя победить - побежденный хулиган перестает считаться хулиганом. Хулиган Егоров и хулиган Кантария водрузили Знамя Победы над поверженным Рейхстагом. Забрались на купол и воткнули в маковку, когда еще и бой не стих!
Какой дурак-командир, которому доверили командовать полковой разведротой, станет набирать личный состав с профессиями "референт-переводчик", "музыкант симфонического оркестра" или "младший научный сотрудник"? Вы можете представить Ростроповича, перевязанного гранатами, с виолончелью подмышкой петляющего под вражеский танк? Или сидящего на своей скрипочке Ойстраха в горящем самолете? Или Макаревича под обстрелом в блиндаже возле стереотрубы или дальномера, уверенно и твердо отдающего команды? Все эти рафинированные, пидороватые, сладенькие интеллигенты к бою не годны и обсираются от еле слышного разрыва легкой мины за три километра от них.