- Чо те?
"Вот и весь политес. Как на приёме в посольстве. Вместо "что тебе?" - "чо те". Так и живём".
Я понял, что не сплю и не брежу, что всё происходит со мной наяву и взаправду. От этого Толян сделался мне противен.
- Ты за что сидишь? - спросил я его.
Его ответ меня изумил:
- Я не сижу. Это ты сидишь.
"Вот это здорово! Приехали! Сидим в одной камере, а оказывается, что я - "сижу", а он "не сидит". Выходит, я - зык, а он - вольный!".
- Как так?
- А вот так, - лениво пояснил Толян, - Ты подследственный, а я нет.
- А кто ты? "Подсадной"?
- Если бы ты не был такой больной, я бы тебе хлебальник разбил за такие слова. Я этапа жду.
- Какого этапа?
- В ЛТП. Во вторник будет этап, ты тут останешься, а я поеду в Торбеево.
Так и сказал.
Не "меня повезут", а "я поеду". Сам. Вроде как на такси.
- Что такое ЛТП?
Толян посмотрел на меня как на ребенка и расшифровал:
- Лётно-технический полк.
"Что еще за полк? Лётный - это лётный. В нём летают. Технический - это технический. В нём ремонтируют. Может, уклонист? Староват он для уклониста. Не восемнадцать ему, а сильно за тридцать. Таких не призывают в армию с милицией".
Мысль о том, что в этой камере я не единственный спятивший дурак, ничуть меня не успокоила.
- Лечебно-трудовой профилакторий, - пожалел меня Толян и вывел из жуткого лабиринта ложных умозаключений, - Алкаш я.
Я посмотрел на алкаша.
Толян на алкаша похож не был. Волосы длинные, но это не обязательно алкаш. Может, он хиппует? Одет в чистое... был... До тех пор, пока в ИВС не заехал. Сейчас одежда на нем малость пообтерлась и подёрнулась грязью, но я и сам одет не чище. Алкаши - это которые с красным носом, которые в канавах валяются. Букин, например, точно алкаш. Епитифоров - стопроцентный алкаш. Им обоим место в канаве, куда они, вполне вероятно, отправляются ночевать после работы, предварительно напившись с дружками.
- Какой же ты алкаш? - вырвалось у меня.
Должно быть, я выглядел в глазах Толяна желторотым цыпленком, которого жалко обижать.
- Обыкновенный, - пояснил он, - Как и все. Я третьим сроком со строгого освобождался. За полгода на работу устроиться не сумел. Участковый мне предложил: или год зоны за тунеядство, или два года ЛТП.
- А ЛТП это не зона?
- Какая это зона? Профилакторий! Я там уже два раза был. Выход на волю свободный. Деньги при себе иметь можно. Часы, зажигалку не отнимают. Лечат тебя. Сульфазин и витамины колют. Трудоустраивают.
- Кем?
- Кем придется. Я, например, оба раза кочегаром был. Сейчас подойду к главному, попрошусь обратно в кочегары. Должен взять.
- К какому главному?
- К главврачу.
- А в чем фишка этого профилактория, если там такой курорт?
- Так пить нельзя! Выпьешь - изолятор на пятнадцать суток. И по два раза в сутки там тебе будут сульфу колоть, а от нее печень разваливается. Проверки. К отбою ты уже должен быть в общежитии. Милиционер проверяет по списку. Ну и живешь не на квартире, а в общаге, в зоне. Выход на волю только по разрешению главного. Попался на выпивке - сиди в зоне. Опять-таки, работаешь не кем захочешь, а куда направят. Зарплату, правда, платят вольнячую. Вычитают только за питание и лечение, но на руках всё равно остается. На бутылку хватит.
- Так вы и там бухаете?
- А то!
"Поразительно! Людей вывозят за двести километров от города, чтобы вырвать из круга дружков-алкашей и приставить к труду, а они - алкаши - уже все там. Все друг другу друзья, все друг другу братья. Можно себе представить какое гулялово у них там идет, если уметь напиваться не по-глупому, а с умом и оглядкой, чтобы не попадаться на глаза милиционерам и медперсоналу. Малина!".
19. ИВС
Поздно вечером в дверном замке заскрежетал ключ и милиционеры ввели в камеру парня, который вчера уступил мне свое место на первом ярусе. Именно "ввели". Бережно и аккуратно, будто он престарелый член политбюро или космонавт, вернувшийся с орбиты:
- Так-так-так, - скороговорочкой сыпали милиционеры, помогая парню передвигаться, - Заходим, заходим, переступаем порог.
Должно быть парню было непросто переступить порог, да и держался он как-то неестественно. Движения были раскоординированы и давались с заметным усилием. При помощи двух контролеров парень наконец-то перевалил через порог и дверь за ним тут же захлопнулась. К парню подбежал Толян и, подставив плечо, повел его на свое место, где только что лежал сам. Медленно-медленно парень сел, затем еще медленней лёг. Ему помогал Толян.
Видя, что Толян не лезет с вопросами, я тоже не стал их задавать, хотя и подумал, что двое больных со схожими диагнозами для одной камеры это перебор. Это уже не тюрьма получается, а лазарет. Только в каком лазарете вы видели решетки на окнах?
Часов ни у кого при себе не было, но наверное не меньше пятнадцати минут в камере было тихо, никто не разговаривал, все сопереживали парню. Через это время парень рукой показал Толяну, что хочет переменить положение и Толян помог ему лечь поудобнее.
- Ох и больно бьют суки, - скрежеща зубами изрек парень, - На зоне так не бьют, как тут.
Снова повисла тишина.
Мне стало понятно, что парню повезло менее моего и с ним ведут "беседы" не такие обходительные люди как Балмин и Букин. Наверняка не подполковники, а какие-нибудь грубияны-капитаны или уж и вовсе распоясавшиеся старшие лейтенанты.
Тишина продолжалась долго. В армии не бывает такой долгой тишины там, где не спят четыре человека.
- За что тебя? - не выдержал я наконец.
Парень посмотрел на меня точь-в-точь тем же взглядом, каким смотрел на меня Толян, когда я спрашивал его про ЛТП - взглядом битого орла на цыпленка. Орел, пусть битый - всё ж орел! Легкого касания стального клюва до цыплячьего темечка будет довольно, чтобы оборвать жалкую цыплячью жизнь. Клац - и нет цыпленка. Никакой возни с ним. Вот только кто его знает, что это за цыпленок? Маленьких - их не разберешь. Может, орел из него вырастет, а может обыкновенный петух. Клюнуть несложно. Вот только откуда тогда Преступный Мир будет брать орлов?
- За своё, - ответил мне парень без всякой злобы.
Передохнув еще малость, он развил свою мысль:
- Никогда и ни у кого не спрашивай "за что?". В этой Системе невиновных нет. Если сидит рядом с тобой пассажир, значит есть "за что". Максимум - и то не у всех - ты можешь поинтересоваться статьей.
"Что проку мне в тех статьях?! Я же не юрист весь УК наизусть помнить".
- Я сирота, вот и бьют.
Парень встал и, шатаясь, поковылял к параше. Скинув с нее крышку и опираясь одной рукой в стену, оправился. Во время оправки тело парня шаталось как у пьяного, а на лице появлялись гримасы боли - затруднено мочеиспускание.
Мне совсем не понравилось, что в милиции бьют сирот. Нехорошо это. Стыдно.
Вспомнив, что с утра этого не делал, я подменил парня у параши, как только он от нее отошел. Наводя прицел, чтоб случайно не окатить стену, я глянул внутрь и обомлел - жижа на дне параши была не желтого, а красного цвета.
Избитый парень ссал кровью!
Мне сделалось нехорошо.
Случалось, и у нас на губе шакалы избивали солдат. Например, дембеля, метнувшего гранату в шакала Малька, отмудохали аж кровища свистела. Но вот что бы так... Чтобы кровью ссать... Нашего брата в армии шакалы так не били.
"Это не милиция. Это фашисты", - сделал я вывод, - "Гестапо".
- У тебя что же? - проявил я участие, - ни отца, ни матери?
И снова я поймал от парня тот же взгляд орла на глупого цыпленка.
- Почему нет? И мать жива, и батя есть. Сказал же, я - сирота.
"Голова кругом от этой тюрьмы! Как можно называть себя сиротой при живых родителях?! Из дому выгнали, что ли?".
Толян внес ясность специально для меня:
- Он - Сирота. Смотрящий Четвертой зоны, - и уточнил у парня, - так ты и есть Сирота?
Парень кивнул и встречно спросил Толяна:
- Ты с Четверки освобождался?
- Не, я с Семерки.
Видя, что я не понимаю о чем речь, Толян пояснил мне:
- Соседние зоны. Тоже строгий режим.
- Мясокомбинатом их на ветке называют, - добавил Сирота.
- На какой ветке? - я представил, что кто-то специально забирается на толстую ветку дерева, чтобы оттуда, с верхотуры обзывать зону.
- Потьма-Явас-Барашево, вот на какой, - сказал Сирота, - Дубравлаг. Еще побываешь. Увидишь.
"Спасибо. Утешил", - подумал я о Сироте и не стал желать ему доброго здоровья.