Это не тип, а орден! закричал Сиберрас. Орден за храбрость во второй мировой войне, которым награжден весь остров. Я про это написал сонет
Тоже по-итальянски? полюбопытствовал Уигналл. Чертовски мило с вашей стороны.
Значит, к Дубль Кроссу это не имеет отношения, пробормотал Джеффри, наливая себе пятую или шестую порцию виски, ну, к тому типу, что всегда кончал дважды? И уж коли мы заговорили о знаменитостях, не доводилось ли вам встречаться с Джо Плашем, человеком с бархатной
Я сказал, прекрати, Джеффри, проскрежетал я, прекрати немедленно.
А как насчет Чанки, у которого яйца размером с ананасы?
Никогда про такого не слышал, забавно, соврал Уигналл.
Мне эти имена ничего не говорят, провозгласил Сиберрас.
О Иисусе-велиале-вельзевуле, повелитель расстегнутых ширинок, где ваше чувство юмора, черт побери?!
Овингтон все улыбался, сжимая в зубах трубку. Жена его подошла к нам, лучась всеми морщинками: Жрать подано, ребята.
Возьми это с собой, сказал Овингтон Джеффри, указывая на недопитый стакан виски.
Не стоит того, старина, ответил Джеффри, приканчивая содержимое стакана. А теперь ведите меня к дорогим винам.
Сегодня у нас мальтийские вина, заметил Овингтон. Вы говорили, что хотели бы попробовать их, Доусон. Они в последнее время стали намного лучше.
VI
Когда подали первую закускуфиле трески, Джеффри притих, увлеченный мальтийским вином. Во время второй закускиавокадо, он успел нахамить каждому из сидящих за столом, но все, кроме меня и Сиберраса отнеслись к этому с юмором. Сперва он наехал на молодого Джона Овингтона по поводу его жизненной философии:
Ну, мы же не можем все быть паразитами, черт возьми? Должен же быть кто-то, кто кормит паразитов, верно? Значит, это не для всех, значит должна быть паразитическая элита, и мир, черт побери, остается почти таким же, как и был, ничего не меняется, верно? То-то же!
Затем он обратился к подружке Джона в балахоне мамаши Хаббард, которую звали, кажется, Джейни:
Вот эта тряпка, этот грязный засаленный муслин, неизбежно становится частью тебя, ей богу так, хотя такой девчонке как ты все прощается, даже если одна сиська больше другой.
Затем он стал разыгрывать пародию на знатока мальтийских вин:
О, я точно могу сказать, что эта лоза со двора Гримы, а не Фенека, с северной стороны, оттуда, где обычно писает кот, страдающий диабетом. Не желаете ли отведать?
Сиберрасу он заявил, что мальтийский язык звучит так, как будто кого-то тошнит, и не удивительно, приятель. Он даже попытался изобразить это, что было неосмотрительно с его стороны. Поэту-лауреату он заявил, что тому следовало бы устроить для местных жителей и приезжих, если конечно найдутся желающие слушать, в чем он, черт побери, сомневается, публичное чтение Великих Непристойных Стихов вместо той чуши про обнюхивание девчачьих трусиков, которую он, наверняка, собирался бубнить.
Но тут он внезапно спал с лица. Все это заметили, но только Сиберрас отметил вслух:
Да ты, что-то, позеленел, приятель! воскликнул он. Он был не дурак, несмотря на свои сонеты и нежелание идти ко дну.
Присмиревший Джеффри молча встал и вышел из-за стола поспешно, но с достоинством.
Ну, ты знаешь, куда идти, сказал ему Овингтон вдогонку. Затем, мне, хотя я не проронил не слова. Ничего страшного, не беспокойтесь. Онславный малый. Перетрудился, перевозбудился. Со всяким случается.
Он нас ненавидит, провозгласил Сиберрас, прожевывая кусок трески. Мне это ясно. Он ненавидит Мальту и мальтийцев. Он считает, что мынизшая раса, живущая на маленьком острове.
Ну, насчет размеров острова он прав, заметил Уигналл. От этого факта никуда не денешься.
Это не повод для презрения и ненависти. Наш островдрагоценная жемчужина Средиземного моря.
Прекрасно, замечательная цитата, Уигналл доел свою порцию рыбы, затем внезапно обратился ко мне. Когда же вы возвращаетесь домой?
Домой. Еще одно из этих проклятых берущих за душу слов. Пора тебе прекратить выходы в свет, подумал я про себя, с трудом сдерживая слезы. Пора старому хрену плакаться лишь в подушку. От жалости к самому себе.
Сомневаюсь, что я вернусь когда-либо в Англию, ответил я. Разве только в гробу, прямо в крематорий. Хотя, возможно, я предпочту для этого Францию. Не знаю. Наверное, пора уж на что-то решиться.
Вы прекрасно выглядите, возразила мне Энн Овингтон, кстати, о кремации. Как бы там наши свиные котлеты не сгорели.
Но тут пожилая служанка-мальтийка с усиками внесла блюдо с котлетами. Каждая котлета была украшена ломтиком ананаса. Энн находила это, наверное, бестактным.
Чанки, а? кивнул, улыбаясь мне Уигналл. Не слыхал про такого.
Похоже на каннибальское пиршество, едва улыбнулся я.
Уигналл был в восторге. Да, да, да. Это важно, ибо Великое Присутствие превращается на наших глазах в Великое Отсутствие. За исключением немногих, вроде меня. Это все потому, что наступает эра светского каннибализма.
Сиберрас смотрел, недоумевая, жуя котлету.
Я имею в виду демографический взрыв и тому подобное. Скоро, наверное, на полках супермаркетов появятся консервы из человечины с этикеткой Менш.
Сиберрас, по-прежнему, недоумевал.
Кошерно для всех желающих. Ничего ведь в книгах Левит и Второзаконие про это не сказано, не так ли? Можно назвать и Манч, или Менч. Но это звучит как консервированные манчестерцы. Он явно демонстрировал талант играть словами, хотя и скрывал его раньше под маской благородства. Или даже целый отдел мясных блюд с гарниром. С Энн Тропп за прилавком. Ну, как Сара Ли, обратился он к Сиберрасу, который не мог понять, о чем речь.
Я заметил, что двое молодых людей ели только овощи. Не потому, что Уигналл отбил у них аппетит к мясу, а потому, что таков был их стиль жизни.
Сидевшая слева от меня Джейни вдруг спросила, обращаясь ко мне. Вывеликий писатель, не так ли? Что вы пишете?
Я не пишу более, ушел на покой по причине преклонных лет, как видите.
Ну, а что вы раньше писали? Ногти у нее были чистые, а глаза слегка косили, как у Нет. Не сейчас.
Романы, пьесы, рассказы. Некоторые из них экранизированы. Вам не доводилось видеть Судорожную лихорадку или Черный дрозд? или Дуэт, или Терцет? Ничего из этого она не видела, да я и не обижался на нее за это. А читать вы любите?
Я люблю Германа Гессе.
Боже праведный, удивился я, так вы не безнадежны. А я ведь был с ним знаком.
Вы были с ним знакомы?! у нее отвалилась челюсть, являя недожеваные овощи всеобщему обозрению. Она вытаращила глаза и закричала через весь стол:Джонни, он знал лично Германа Гессе!
Кто? откликнулся Джонни, запивая овощи кока-колой из огромной бутыли.
Вот он, мистер, э-э
Я, конечно, не всякого могу приятно удивить, но многих: католиковродством с потенциальным святым, молодежьзнакомством с сильно переоцененным немецким писателем. Ну и, разумеется, плодами собственного творчестватех, кому оно интересно.
Гессе велик, провозгласил Джон Овингтон.
Вы его читали по-немецки? не без ехидства вопросил Уигналл.
Он выше любого языка, провозгласил Джон Овингтон.
Ну, тут уж позвольте с вами не согласиться, заметил Уигналл. Никакой писатель не может быть выше языка. Писательэто и есть язык. И у каждого писателя он свой. Он произнес это с легкой дрожью в голосе, настолько он был в этом убежден.
Главноеидеи, возразил ему юноша. Идеи важны, а не слова.
Ну а какие идеи есть у Шекспира? Да у него, черт возьми, и идей-то никаких не было. Голос его дрожал все заметнее.
Наверное, поэтому мы его и не читаем, ответил юноша, хлебнув из горла своей огромной бутыли.
Ты его раньше называл ископаемым, милый, улыбнулась его мать.
Как и завещал покойный бард, добавил отец:
Мой добрый друг, молю в слезах:
Не потревожь мой бедный прах.
Он поглядел на всех нас в поисках одобрения, я едва улыбнулся ему в ответ. Сиберрас переводил пустой взгляд с одного лица на другое, с аппетитом уплетая котлету.