Надоели мне эти муравьи,в слезах говорит.Не выйти с ними никуда в приличное общество!
И снова из маленькой отхлебнул и хлорофосом себя обдал!
Вышли мы с ним потом на улицу, сразу же к нам огромная колонна муравьев побежала. Потом, едкий запах хлорофоса почуяв, передние тормозить начали, заворачивать. Колонна вопросительным знаком изогнулась.
Впервые я видел так наглядно, как от человека удача его уходит!
Потом защитили мы дипломы. Нас с Лехой в зональный институт проектирования направили, а Дзыня, ловкач, в архитектурно-планировочное управление проскользнул.
И надо отметить, что руководитель нашей с Лехой мастерскойвсе у нас Орфеичем его звалине особенно нас взлюбил.
Ну, понять можно его: папа у него был Орфей, а он лишь Орфеич получился, поэтому злоба из него так и лилась. Пытался незадачливую свою жизнь под обстоятельства подвести: такие, мол, нынче обстоятельства, что лучше и пытаться не надо ничего сделать. Слышал я разговоры эти миллион раз! Будто раньше когда-то обстоятельства другие были. Ерунда! При любых обстоятельствах, самых крутых, пытаться надо делать что-нибудь, а от трудов твоих и обстоятельства, глядишь, к лучшему переменятся!
Лехе я это сказалон сморщился:
Оптимизм твой просто меня бесит! Сам посуди, ну как тут можно развернуться, если столько ограничений на все наши проекты: денег экономияраз, площади экономиядва...
Мыслей экономиятри!говорю ему.Все вы радуетесь этим ограничениямбез них бы собственное убожество наружу вылезло, а так на ограничения все свалить можно!
Часто мы с ним ругались.
Однажды вышли из института.
Ну как ты живешь вообще-то?Леха спрашивает, заранее вздыхая.
Нормально!говорю.Жизнь удалась. Хата богата. Супруга упруга.
А я нет!Леха говорит.
Что ж так?
Да так,Леха отвечает.Жизнь сложна!
Жизнь сложна,говорю,зато ночь нежна!
Как же,Леха обиделся,ночь нежна! Знаешь, какие сны мне снятся! Тебе нет?
Снятся вообще-то. Недавно, например, наяву все вспомнить не мог, где шапку забыл. Только заснул, вижу: вот же она где! Нет, снами я доволен. А что?
А угрызения разве не снятся? Кошмары?
Нет. Как-то еще нет.
Ты что же, Фрейда еще не читал?
Еще нет!
Вот ты говоришь«ночь нежна»,пригнулся.А знаешь, что мне жена моя изменяет? Налево и, что самое обидное, направо?..
Поехали ко мне, попили чаю с грудинкой. Леха допивает вторую чашку, встает:
Ну, мне, к сожалению, пора.
Давай,говорю,еще посидим. Скажешь, что на работе задержался. Пойду сейчас еще грудинки куплю...
Да нет,Леха говорит.Женщины, в отличие от Вия, все видят, не поднимая глаз!
Проводил я его до остановки. Леха вдруг жаловаться стал:
Недовольна все, говорит: «Когда хоть за границу поедешь, красивых вещей мне привезешь? Все уже ездят за границу, привозят своим женам красивые вещи!» А чего, спрашивается, ей не хватает? Одних кофтдве! Говорит, за все время трех слов с ней не сказал!
А давай я скажу! Какие надо сказать слова?
А что?Леха говорит.Поехали ко мне! Знаешь, что будет нас ждать? Мясо в фольге!
Пока ехали мы, я еще надеялся: может, действительно, она холит его и лелеет? Приехали, вижу: какая там холка и лелейка! Она и себя-то не холит, не говоря уж о том, чтобы лелеять! Сразу же в комнате захлопнулась. Леха, естественно, сник. Взял я кувшин на кухне, спрашиваю:
Что внутри у него? Содержимое?
На твои идиотские вопросы трудно отвечать!нервно говорит Леха.
Направился к ней. Слышу: обвиняет она его, что с работы он опоздал.
Сегодня только!он говорит.Пойми, к другу зашел!
Сегодня!она говорит.У тебя каждый день «сегодня»! (Странное, если вдуматься, обвинение!)
Возвращается Леха на кухню, вздыхает:
Угостить тебя, сам понимаешь, нечем, так что пока в комнате посиди, а то я бренчать тут буду, тебе мешать.
А говорилмясо в фольге! Дали бы хоть фольги пожевать!
На следующий день встретились мы на работе с ним, в обеденный перерыв пошли в буфет.
Работал у нас тогда такой Змеинов. Всегда четко знал, что модно сейчас, что современно, другого ничего для него просто не существовало. И выглядел соответственно: дымчатые очки, бородка, трубка, шарф, свисающий до земли. Помню, как он, взяв в буфете чашечку кофе, держа ее перед собою на блюдце, другой рукой придерживал трубку, зорко оглядывал зал, соображая, куда сесть. И обычно не ошибался: садился к тому, кто самый модный был, самый успешный. Сидел, кофе отхлебывая, вел интеллигентную беседуи вдруг случайно узнавал, что у человека, с которым он сидит, все переменялось: украли пальто, благодарность заменили на выговор, сын попал в вытрезвитель. Тут же Змеинов вставал, брал недопитую чашечку, пересаживался за другой стол к новому корифею. И если снова узнавал: не этот самый модный, а тот, что в углу сидит,тут же вставал, извинившись, забирал кофе, попыхивая трубочкой, шел через зал. Одной чашечки кофе ему обычно на несколько человеческих судеб хватало.
Пока мы считались с Лехой молодыми и дико растущими, Змеинов, бывало, до трети чашечки с нами выпивал. Леха доверился ему, рассказывал подробно о своих планах.
И вдруг в этот день, только начал Леха рассказывать, Змеинов, ни слова не говоря, встает и тянется к своей чашечке. Леха аж позеленел от такой подлости, мотнул головой и плюнул Змеинову прямо в чашку!
Помню до сих пор Змеинова позу, немой укор в его взгляде: «Как же я теперь, с плевком в чашке, буду за новые столики садиться?»
Ушел Змеинов, Леха говорит:
Ну что? Может, неправильно я сделал?
Правильно. Но в общем-то, по Змеинову измеряя, популярность наша стремится к нулю...
Через несколько дней направлялся я вечером к Лехе в гости. С тех пор как понял я, что не очень весело они живут, стал довольно часто к ним заходить. Перед домом их возле гастронома сталкиваюсь с профессором Корнеевым. Здорово он в институте меня любил, колоссальные надежды на меня возлагал.
Ну что вы? Где?участливо спрашивает.Что-то совсем про вас ничего не слышно.
Да знаете,говорю,семья, дети...
Он понимающе кивает, стараясь при этом не смотреть на две поллитры в моих руках.
Лехе я в комическом ключе случай этот пересказал, но он неожиданно трагически все воспринял:
Я давно уже говорю, что жизнь не удалась. Как сам-то ты думаешь: если человек вырастет среди домов, которые мы с тобой рисуем, сможет он когда-нибудь художником стать?
Конечно, нет!
И мы это делаем, представляешь?
Я и сам начал понимать в последнее время, что не все так уж блестяще идет, как предполагалось.
Раньше я думал, беда в том, что тебя спросят, а ты не сможешь ответить. И стоит только усиленно заниматься... И понял вдруг совсем недавно: беда в том, что никто тебя и не спросит!
А давай,Лехе говорю,сделаем на конкурс! Слышал небось, конкурс объявлен: культурный центр северного поселка улучшенного типа. Солярий, розарий, дискуторийи все это желательно под одной крышей.
Да нет,Леха говорит.Все равно Орфеич работать нам на конкурс не даст. Наш уделкоробочки рисовать!
А полагается же нам творческий отпуск? Давай возьмем творческий отпуск за свой счет!
А Дзыню возьмем?
Конечно! Поселимся у меня и будем работать! Колоссально!
На следующий день я к Дзыне поехал. Он принял меня уже в отдельном своем кабинете.
Надо уметь жить!высокомерно говорил, небрежно проливая мне арманьяк на брюки.
Но в проекте нашем участвовать милостиво согласился.
Помню, в день, когда мы должны были начинать, Леха пришел, а Дзыни все нет и нет. Выглянули от нетерпения с балкона, видимкрасные его «Жигули» выезжают на перекресток и подруливают зачем-то к стоянке такси... Какие-то тетки с узлами к нему бросились. Быстро сговорилисьи Дзыня уехал! Вот это да! Видно, решили вполне, надо отметить, справедливо,что дело это гораздо более надежное, чем какие-то непонятные проекты создавать!
Стали работать с Лехой вдвоем.
Но ни черта не получалось. Хочется придумать что-то новое, а рука привычно рисует прямоугольник! И розарий, и солярий, и дискуторий должны размещаться в нем.