И много ещё похожих поездок было. Особенно запомнилась мне поездка в Аулетайдалеко это, на самом краю Казахстана, возле границы с Киргизией. Послали меня туда с заданиеморганизовать и провести посевную. А местные жители, надо сказать, на протяжении многих веков почти исключительно скотоводством занимались. И вдругсеять! Почти незнакомое для них дело. И вот приезжаю я в Аулетай. Ранняя весна. Крестьяне местные сидят на мешках с зерном и сеять явно не собираются. «Рано ещё!»мне говорят. Тут вспомнил я лекции Тулайкова по основам засушливого земледелия. Учил он нас в условиях жаркого климата влагу в почве беречь: как можно раньше взборонить почву, чтобы разрушить в ней трубочки-капилляры, по которым влага испаряется напрасно,и сеять. Говорю местным жителям: «Надо начинать!» Они говорят, хитро сощурившись: «А дашь расписку, что это ты приказал?» Задумался я, но всё же чувствую: моя правда. А червячок во мне какой-то пищит: зачем это нужно тебетак рисковать? Пусть сеют, когда хотят,с них тогда и спрос. «Ну нет уж,думаю,человек, который решения никакого не может принять, сам превращается в жалкого червячка, а я специалистне зря меня учили четыре года!» «Сейте!»говорю и пишу им расписку: что сев в такие-то сроки произведён по моему распоряжению. Уехал и долго ещё боялся: что будет! И вдруг осенью уже приезжает человек из Аулетая, специально разыскивает меня и говорит мне: «Ну, тебя там вспоминают всё время! Надо же, говорят, такой молодой, а такой умный и смелый! Урожай там вырос, какого никогда не видели в здешних краях!»
Ну, тут я уже и почувствовал цену себе, понял, что могу чего-то в жизни добитьсяне зря родился на белый свет.
Уверенность появилась в своих силах, понял: а ведь я, может быть, на многое способен, не надо останавливаться, надо вперёд идти!
Зашевелилась у меня мысль об аспирантурео том, чтобы основательно заняться наукой.
Услышал я, что в Ленинграде набирают с осени аспирантов,но как вдруг решиться и поехать? Тут уж я освоился как-то, друзья появились, подругидело молодое. Приехали ещё два ветеринарных врачалошадей лечили, верблюдов,поселились с нами, стало нас четверои пошло веселье, с утра до вечера дым коромыслом. Научился я уже выпиватьдо этого я спиртного запаха не переносил, а тут вдруг почувствовал, что это вроде и ничего: голова так приятно кружится, вокруг сразу все добрые становятся, симпатичные, что ты ни скажешьони радостно смеются. Стало нравиться мне это, и дружки, конечно, это почувствовалистали по гостям меня водить, деньсюда, деньтуда. Ну как тут уедешь от такого?! Впервые, можно сказать, весёлая жизнь началась, когда все тебя любят, все тебя ждут, а тут вдруг собраться и уезжать в какой-то далёкий холодный Ленинград?
Короче говоря, появился у меня так называемый вкус к жизнистал я тут «вкушать наслаждения», о которых раньше понаслышке только знал. В Азии тогда сложно всё происходило, сложнее даже, чем в России. Баев, богатеев местных, вроде бы скинули, но настолько уже велика была вековая традиция, настолько развита была у баев привычка властвовать, а у бедных людейподчиняться им, что во многих местах баи снова к власти прорвалисьпод видом председателей сельсоветов, агрономов и так далее. А люди, надо сказать, в большинстве своём они были хитрые, умные, знали, как разговаривать с людьми, где приласкать надо, а где припугнуть. И умели, конечно, хорошо пожить. Искусство приготовить вкусную еду, с почтением принять дорогого гостя у них на самом высоком уровне было. И видно, что-то во мне стало появляться такое, что все эти «мастера застолий» сразу принимали меня за своего. То есть едешь в командировку в какое-то местои по дороге думаешь уже: ну, что там такое вкусное приготовят хозяева на новом месте, чем сумеют превзойти тех, у которых ты до этого был? Приезжаешь на местотебя уже с почтением встречает местное начальство, с почтением под руки ведут тебя за столи главное, ты уже к этому как к вполне нормальному делу относишься: ну как же, такой высокий начальник к ним пожаловал, из областного управления, ясное дело, все должны стелиться перед тобой! Усаживают тебя за стол. Ну, столов в нашем смысле, на высоких ножках, там у них нет, обычно вкушают яства, сидя по-турецки, на ковре, в каком-нибудь тенистом дворике на берегу водоёма или ручейка. Садишься и смотришь, как готовят, например, плов в большом железном казане, из специального рисарис только самый лучший для плова берут, продолговатый,мягкое мясо кладут туда, разные специи, морковку, и такие запахи доносятся до тебясознание можно потерять, тем более после стольких лет, когда я почти впроголодь жил. И вот начинается угощение, подносят тебе одно блюдо за другим: копчёное мясо, сушёный виноград, потом в такой расписной пиале подносят плов. Есть его полагается так: набираешь прямо рукой такую пирамидку, рис липкий от жира и специй, лепится легко. Кладёшь эту пирамидку в рот и начинаешь не спеша пережёвывать, перекатывать между языком и нёбом, и такой вкус, такое приятное жжение от перца, такая истома разливается по телу! Особенно когда такое угощение после долгой голодовки. Жили мы все голодно тогда, выдавали буханку хлеба на неделю, и это почти всё. И после этоговдруг такое блаженство! Так живот набьёшь тёплым пловом, что сидеть уже вертикально не можешьхозяева в знак почтения атласные подушки подпихивают тебе под бок. Потом, полулёжа, вкушаешь душистый зелёный чай, и хозяин, местный начальник, рассказывает тебе, сколько он хлопка хочет посеять, сколько дынь и арбузов, и ты уже, не вникая почти, говоришь: «Хорошо!» «Неужели,успокаиваешь себя,такой добрый хозяин может меня в чём-то обмануть?»
На следующее утро уезжаешь от него, слегка смущённый, а тут ещё попадаешь в дороге на ночлег к беднякам и с ужасом буквально видишь, как они живут: ходят к старой копне, перетряхивают, находят старые зёрна по одному, собирают их, на сковороде жарят и по малюсенькой горсточке раздаюти это еда за весь день!
А потом к другому уже начальнику приезжаешь, а тот, скажем, приготовил для тебя бешбармакмясо целого барана, обработанное специальным образом. И всё этотебе! Слюнки текут! Опять набьёшь живот, дремлешь, а хозяин под это дело какие-то выгоды выговаривает для себя, и так любезно, обходительнопоневоле соглашаешься. Потом ещё провожает тебя, чуть не плачет на прощание, просит не забывать. Дают фруктов на дорогу, восточных сластей. Отъедешь немногои вдруг поймёшь: да он же тебя вокруг пальца обвёлвсего добился, что выгодно было ему, а не государству!
Поездил я так, потом говорю себе: «Что ж это делается со мной?» Зайдёшь к местным беднякамглядишь, они всё хуже живут! Баи, начальники всё толстеют, всё наглее становятся, а дехкане местные ходят худые, от голода покачиваются. Спрашиваю у них: что же такое? Они говорят: «Совсем нет ничего. Не сеяли в этом году вовсе. А баранов всех начальник к себе забрал и с гостями своими скушал!» Чувствую, провалиться хочется на месте от стыда! Я же был здесь год назади как же я мог такое допустить? Пошёл я к начальнику местному ругаться, а он мне: «Молчи, жалкий шакал! Ты лизал мой казанкак смеешь голос теперь против меня поднимать!» Хотел я врезать ему как следуетгляжу, со всех сторон уже его верные слуги подходят, подниму рукунесдобровать!
Вернулся я оттуда в отчаянии. Думаю: «До чего же я дошёл? Что бы сказали мои друзья, с которыми вместе мы в деревне о счастливой будущей жизни мечтали! Что я для этого делаю?» К дружкам своим местным обратился, а они говорят: «Да брось ты о серьёзном всё время думать! Выпей вот винасразу развеселишься!» Не знаю, что бы могло случиться со мной,но сумел я взять себя в руки, трезво на свою жизнь посмотреть. И тут ещё сыграло огромную роль письмо, которое от старшей сестры моей Насти из Берёзовки пришло. «Ну как ты живёшь, Егорушка?!пишет.Всё ли у тебя хорошо? Как твоя работа? Как твоя мечтасделать так, чтобы никогда нигде не было голодных? Помни: ты главная надежда всей нашей семьи, все мы надеемся на тебя, верим, что из тебя учёный выйдет, который спасение людям принесёт!»
Прочитал я письмо её и, веришь ли, проплакал всю ночь. Вспомнил, как она нянчила нас, когда мама в поле работала, будто второй матерью для нас была. Как школу после четвёртого класса бросила, чтобы нас кормить. Как говорила ласково мне: «Ты, Егорушка, светлая голова! Смотри не подведи нас!»