Жидовка! Стоять!
Фира сжала руку Лиды:
Не оглядывайся. Это не нам.
Стой! А то сча кишки твоим щенкам выпустим! Рядом грохнулась о землю бутылка, за ней, зацепив юбку, прилетел камень. Фира остановилась и выхватила из колясочки Нестора. До дома был целый кварталне успеют. Она развернулась и прикрыла собой Лиду.
Стой тихо. Не бойся. Нас не тронут. Главное не бойся. В глаза не смотри. Если я закричубеги домой и не оглядывайся, я их отвлеку.
Это была дикая собачья свора, почуявшая жертву. Человек десять. От них пахло смертью, кровью, грязным телом и спиртом. Тяжелые, мутные взгляды, раздувающиеся ноздри, приоткрытые рты. Не боятьсяФира окаменела и выпрямилась. Из-под опущенных век она пыталась выделить вожака. Вот этот, в заскорузлом пиджаке. Рукав оторван. На лацкане обрывок красной тряпицы, в руке топор. Пролетариаткак называли их газеты. По одномуони тихо кланялись и прятали глаза, бормоча извинения, а когда сбивались в группки по трое, захмелев, могли бросить какую-то мерзкую брань в спину, почуяв силу и безнаказанность. Дремучее, черное дно.
Они окружили ее подковой.
А ну, отошли! Фира вздернула подбородок.
Жидовка, тяжело выдохнул мужик в рваной рубахе.
Якрещеная! Она рванула шнурок с крестом из-за ворота платья.
Врешь, дрянь Иисус на языке, Иегова в сердце? Так ваши говорят? качнулся к ней тощий лысеющий мужичонка из спившихся интеллигентов-разночинцев.
Молитвы хоть знаешь, православная?
Фирина генная память сослужила медвежью услугу. Ужас и боль предыдущих поколений держали за горло. Она впала в ступор, ноги стали ватными, дыхание перехватило, а русские слова вылетели напрочь из головы. В руках, почуяв мамин животный страх, зашелся плачем Нестор.
Бежать было некуда.
Сука жидовская! Вожак шагнул к ней.
И тут из-за Фириной спины, выдернув руку, выскочила Лида. Она боднула головой в ноги мужика, так что тот отлетел к товарищам, и, повернувшись спиной к нападавшим, рухнула на колени.
Верую! в гробовой тишине отчеканила Лида. Она смотрела вверх, где за деревьями виднелся крест Алексеевской церкви. Верую во единого Бога Отца Вседержителя, Творца неба и Земли видимым же всем и не видимым!
Толпа замерла. Лида продолжала читать молитву не оглядываясь.
Кто-то из задних потянул за плечо вожака:
Пошли, Господь отвелчуть грех на душу не взяли. Живи, дитя чистое тебя, тварь, спасло. И стая погромщиков двинулась вниз по Балковской.
Лида поднялась, отряхнула платье и потянула Фиру за подол:
Ма-а, мама, пошли, они ушли уже
Очнувшись, подворачивая ноги, впившись в ревущего Нестора, Фира рванула во двор.
Дома, отрыдавшись, переодевшись, рассказала все соседкам. Нюся обнимала Лидочку: Деточка, как же ты догадалась?
Ривка уточнила:
И откуда молитву знала?
Лида, болтая ножкой и доедая пирожок, ответила:
Папа на ночь читал. Сказал, что если страшно, то это самое сильное оружие против всех врагов. Я запомнила. Налей морсика.
Страх, липкий, черный, дрожащий, как студень, заполнил двор по грудь обеих кованых лестниц, ведущих на второй этаж галереи. Он ворочался, колебался, распухал, заглатывая в себя всех выходящих, и поднимался выше с каждым входящим. А потом плеснул прибойной волной и, затопив крыши и печные трубы, поглотил всех обитателей Мельницкой. Эта волна одним толчком забросила во двор подводу Гедали. Он, трезвый, бледный, с разбитыми в кровь и лоскуты костяшками пальцев, бросил вожжи Ривке:
Закрой дверь, бери детей и к Ирке или Нюсекто примет! И к окнам не подходить. Нож с собой.
Следом за Гедалей забежал Ванечка с перевернутым лицом. Он отогнал детей от окна, задернул шторы. И вызвал Фиру на кухню.
Начались погромы. По городу слухи, что город разрешили грабить три дня. Полиция ничего не делает. Ни одного городового по дороге! Говорят, им дали команду не вмешиваться.
Фира разрыдалась и рассказала о Лидиной молитве. Ванечка схватил ее так, что хрустнули ребра.
Из квартиры ни ногой! Детейна пол и не вставать. Икону к порогу!
Вечером на Дальницкой случился первый большой погром, наутро шайки работяг, воровской шушеры и солдаты карантинной службы массово громили магазины на Дерибасовской и Преображенской.
Гедаля с ножом в сапоге и топором в руках спросил:
Что делать будем?
Своих защищать, буркнул Беззуб.
Ирочка впустила Ривку с детьми. Аккуратист Ванечка вывалил из дубового платяного шкафа все запасы крахмального наглаженного белья, за которыми, в глубине, лежали мешочки с патронами, и вытянул из своего «медового чемодана» обернутый в льняное полотно «манлихер», шикарный австрийский карабинцарский подарок дедушки.
Он вышел во двор и постучал Макару. Нюся, по случаю беспорядков наглухо завернутая в халат, крикнула с балкона:
Не ищион с погромщиками гуляет!
А вот это плохо Сюда их привести может
Во двор закатился Сема с сыновьями.
Наши самооборону на хуторе организоваликто с нами? Эй, Беззуб, где твой кнут?
Ваня поднял над головой «манлихер».
Я не буду воспитывать, я буду стрелять.
Сема осмотрел единственным глазом карабин.
Хороший ствол, а шмаляешь ты так же, как дерешься?
Патронов жалкона улице покажу, прошипел Ванечка. Гедаля, выкатывай телегу, на тебе поедем. Янкель, запри ворота во двор. Никого не пускать. Вообще никого. Откроешь завтра вечером. Мы не вернемся. Сегодня не вернемся.
Отряды самообороны на Молдаванке патрулировали свой район, чтобы остановить погромщиков еще на дальних подступах. Сема, Ваня и Гедаля кружили в радиусе нескольких кварталов, окружавших их восьмой номер.
Утром они тоже не вернутся. А днем в глухие металлические ворота раздастся стук. Он будет длится полчаса и нарастать. Бабы уложат плачущих детей на пол и накроются одеялами. Говорят, коллективная молитва творит чудеса. Они в голос на разных языках с разными именами Бога просили чуда, и оно постучало прямо в Фирино окно.
Их с Ванечкой спальня выходила точно на крышу дома в соседнем дворе за углом, то есть на Михайловской крыша соседнего дома подпирала небольшое окно их спальни. Темновато, правда, зато все видно и безопасно. Только дворовые коты, если не закрыть форточку, заглядывали с инспекцией.
Уличный грохот в ворота затих. Окна первого этажа, заложенные матрасами и тюками, держали оборону. И тут, к ужасу Фиры, раздался стук в это самое окно. Женщины и дети заверещали, переходя на ультразвук. За окном на четвереньках стояла лохматая Елена Фердинандовна в спущенных чулках и рваной юбке. Вид у нее был бесноватый.
Дуры!!!! Откройте! Не орите!
Гордеева, вернувшись после суточного дежурства в Еврейской больнице, не могла попасть домой. Янкель получил приказ и делал вид, что окончательно оглохкоманды пускать кого-нибудь, кроме Гедали с Иваном, от Семена не было.
Девки мои где? И это, водка есть? Налейте! распорядилась Елена.
Девочки у Нюси, а
Гордеева перехватила бутылку и с жадностью сделала несколько глотков.
Сутки об этом мечтала! Ад какой творится! Вся больница полная ранеными. Столько людей ублюдки поуродовали. Ребенка трехлетнего через окно застрелили! На руках у отца былаее убило, ему руку зацепило. Он так с ней и пришел к нам Во дворе возле приемного навесы ставятраненых размещать негде, перевязывать некому. Я посплюгде можно? Разбудите через два часа!
Елена рухнула на бархатное канапе и мгновенно заснула полусидя. Проснулась в темнотерядом со свечкой и бутылочкой святой воды стояла всхлипывающая Нюся, а над ней с нюхательной солью и карманным зеркальцем склонилась Фира. В глубине комнаты тихонько плакали дочки.
Суки! подскочила Гордеева. Почему не разбудили?!
Мы будили, шепотом ответила Фира. Ты не просыпалась. Вообще! Водой брызгали, иголкой кололиты не реагировала. Я вот дыхание все время проверяла. Может, это летаргический сон был? Как в романах? А вдруг бы ты год спала?
Нюся подхватила:
А я деток попрощаться привела. Вот водичкой святой решила окропить
Курва со святой водой! Как романтично, Гордеева попыталась подняться на затекшие ноги. Организм нагрузки не выдержал. Нормально все, только как я по темени такой пойду?