Далее, петляя между деревьев, дорожка практически теряется в непомерно разросшемся кустарнике. Когда-то давно эти кусты высадили для того, чтобы они обрамляли лавочки, установленные по обе стороны пешеходной дорожки, но теперь здесь был самый настоящий бурелом. Всюду валялся мусор и пустая стеклянная тара, а часть лавочек и вовсе были полностью разрушены.
Издали я замечаю, что одна из уцелевших лавочек занята. Кажется, на ней сидит девушка, а перед ней стоит видавшая виды детская коляска. Девушка остается абсолютно неподвижной. Люди не бывают настолько неподвижными, и в этот момент я оглядываюсь по сторонам для того, чтобы осознать, что все вокруг нас неподвижноне колышется листва, не шумит осенний ветерок. Все статично, словно картина.
Проводник никак не реагирует на происходящее, и я, не зная, что делать, направляюсь к той самой девушке с коляской. Проводник молча следует за мной.
Кажется, что-то идет не так. Не уверен, что это мое воспоминание. В этом парке я никогда ранее не бывал, да и девушка с ребенком кажутся мне абсолютно не знакомыми.
Проводник обещал мне, что я увижу здесь жену и дочь, но, получается, обманул. И когда я вспомнил о близких, то все мои внутренности словно сдавила невидимая рука, отчего у меня даже сперло дыхание. В эту секунду проводник положил мне руку на плечо, как бы пытаясь ободрить.
Всему свое время, сказал он.
Откуда ты знаешь, о чем я подумал?
По какой-то причине ты хочешь, чтобы я был здесь, но не забывай, ялишь часть тебя.
Я не нашелся что сказать, ведь спорить с самим собойэто воистину лишенное смыла занятие, и просто пошел дальше.
Когда мы подошли ближе к лавке, и я смог, наконец, получше рассмотреть лицо девушки, что сидела подле коляски, то лишь убедился в том, что это не мое воспоминание, и я никогда не был знаком с этим человеком.
Это была красивая девушка со спортивной фигурой, явно следившая за собой и поэтому быстро пришедшая в форму после родов. Ее светлые волосы были убраны в тугой пучок, а узкое, скуластое, но в то же время удивительно красивое лицо ничего в данный момент не выражало.
Эта девушка мне определенно нравилась, при взгляде на нее я испытал некое приятное и теплое чувство. Но я никак не мог понять кто же она. И тут вдруг подул легкий ветерок, принесший запах прелой листвы и далекого костра. Сам по себе этот запах всегда казался мне приятным, а когда он наслоился на образ этой милой девушки, то мне вдруг стало невероятно комфортно. В этой жизни такое сильное чувство единения мы способны испытать, будучи рядом только с одним-единственным человеком.
Мама. Наконец понял я.
И в этот момент все вокруг пришло в движение. Зашуршала на ветру еще не облетевшая с кленов листва, откуда-то донесся беззаботный детский смех, и где-то далеко заскрежетал по рельсам ржавый трамвай. А ребенок, лежавший в коляске вдруг начал горько плакать, надрываясь и захлебываясь. Глаза девушки мгновенно наполнились слезами, а лицо растянулось в уродливую гримасу.
Малыш, пожалуйста! жалобно взмолилась она, а ее подбородок мелко задрожал.
Затем она достала малыша из коляски и попыталась дать ему бутылочку. Но тот ногой выбил питье из рук матери, и стеклянная бутылочка разбилась о землю, окрасив желтую листву белый цвет.
Я больше так не могу!
Девушка закричала так громко, что ребенок, испугавшись на секунду, успокоился, но лишь для того, чтобы затем расплакаться пуще прежнего. Женщина отстранила ребёнка от себя и, держа его на вытянутых руках, внимательно посмотрела на него. Кажется, в эту секунду она была готова со всей силы швырнуть его на землю. Но, видимо, как только эта мысль утратила аффект и сформировалась в двигательный импульс, имеющий определенные последствия, девушка испугалась саму себя и прижала к себе ребенка так крепко, как только могла.
Она сжала ребенка в крепких объятьях и попыталась напеть ему какую-то незамысловатую песенку, но сама она при этом тихонько плакала, отчего ее голос осип и дрожал.
Что же касается ребенка, то есть меня, то он продолжал безостановочно кричать. Но вскоре усилия девушки дали свои плоды и, подрагивая от каждого собственного вздоха, ребенок все же задремал. Девушка аккуратно переложила его в коляску и укутала так, как подобает. А затем вернулась на лавку и, спустя буквально минуту, что она старалась найти в себе некую эмоциональную опору, не выдержала и спрятала лицо в руках.
Я сел на лавку рядом с ней. Я очень хотел обнять маму и сказать ей те теплые слова, что мы обычно забываем вслух сказать своим близким, когда на то еще есть время. Но в этот момент мир вокруг замер и все снова превратилось в какую-то бессмысленную декорацию. Моя мама так и замерла сгорбленная от рыданий с руками подле лица.
Что это было? Спросил я у проводника, до сих пор стоявшего в стороне и хранившего молчание.
Это было твое самое первое воспоминание.
Но я уверен, что не помню все это. Я не помню маму такой.
По неизвестной причине твой мозг сохранил в памяти именно эту сцену. Но это нормально, ведь твое сознание еще только начало формироваться, и память впитывала в себя случайные образы из твоих ранних лет. Да, сцена отрывиста, и по ней трудно понять, когда это в точности было. Но это живет в твоей голове, и ты пронес эту память через всю свою жизнь.
Разве? Я же говорю, что не помню всего этого.
А помнишь ли ты этот аромат листвы и костра? Он ведь так нравился тебе на протяжении всей жизни. Даже не отдавая себе в том отчет, почувствовав его, ты всегда вспоминал мамузвонил ей или начинал планировать свой визит. А что бывало, когда ты доводил маму до слез?
Я всегда очень крепко ее обнимал. Настолько крепко, насколько только мог.
Да, ровно так же, как она обнимала тебя в тот день.
Удивительно.
Согласен, в этом есть что-то прекрасное. Нас формируют мелочи, на которые мы часто даже и не обращаем внимания, потому что просто не помним откуда они взялись. Ты не запомнил, какой в ту пору была твоя мать, ты не сохранил в памяти этот парк, что вскоре будет застроен новым микрорайоном, но эти объятия и смесь запахов листвы с костром были с тобой всю твою жизнь и в какой-то мере определили твою судьбу.
Хорошо, я действительно был рад увидеть маму, но можем ли мы перейти к воспоминаниям о моей дочери?
Пока нет.
Почему?
Потому что сейчас ты хочешь вспомнить кое-что другое.
Сцена 2
Мы оказываемся в тесной и темной комнатушке. Здесь очень мало места, и не только потому, что помещение маленькое само по себе, но и потому что комната сильно захламлена. Любая горизонтальная поверхность занята стопками каких-то разноцветных тканей, а по полу вперемешку с детскими игрушками лежат бесчисленные мотки ниток. Из мебели здесь есть только старый платяной шкаф с зеркалом, диван-кровать, что под тяжестью лет сломался, да большой круглый стол.
Я хорошо помню этот стол, он достался нам от моей прабабушки. Можно сказать, фамильное достояние. Он был невероятно тяжелым, и настолько старым, что скрипел даже тогда, когда кто-то просто проходил мимо него, даже не прикасаясь к столу. Лак на столешнице давным-давно потрескался, а мой дед, будучи ребенком, из хулиганских побуждений выцарапал свое имя прямо посреди стола.
Да, если не кривить душой, этот стол давно уже стоило выбросить, но другого стола у нас попросту не было и старичку приходилось вынужденно переживать свою вторую молодость.
Сейчас половина стола была занята уже раскроенными тканями, а на другой громоздилась большая швейная машинка родом из западной части восточной Европы. Надписи на ней были едва читаемы, а все белые пластиковые детали стали желтыми от времени, словом, она уже давно утратила свой товарный вид, но, словно бы из жалости к своей хозяйке она еще работала. Скрипела, рвала нитки, иногда «давала клина», но работала.
В этой комнате всегда было очень темно, так что даже днем приходилось зажигать лампы, иначе все предметы вдруг начинали утопать в локальных сумерках и теряться из виду.
Я подошел к окну и выглянул во двор.
Естественно, первым, что бросилось мне в глаза, была решетка, закрывающая окно снаружи. Да, мое детство как раз пришлось на те времена, когда просто жить на первом этаже уже было достаточно опасно. Посему все, кто мог себе это позволить, навешивали на окна решетки. Они были невероятно уродливы. Но кое-как сварганенные из обычной арматуры пьяным сварщиком «пока мастер не видит» они давали людям того чего им крайне не хватало в ту поручувства защищенности.