Но только что директор сказал администратору: «Заплати им все шесть. Я проверю».
Дождавшись очередного выхода танцовщиц, трубач сразу уселся за столик и стал названивать поочерёдно то Дане, то этому Косте. Оба аппарата абонента были выключены или вне зоны действия сети. Гитарист стал получать удовольствие от вечера, он умудрился заставить себя не думать о доме и развлекаться, поэтому смотрел на оголяющихся девиц и блаженно расплывался в улыбке.
С каждым разом танцы были всё откровеннее, и на этот раз тема сисек раскрылась. Послышались пьяные свистки. Какие-то мужики пританцовывали перед барной стойкой, маслеными глазами глядя на уверенных и независимых женщин. Та, что постаршетипо, Эльвираохотно заигрывала с этой компанией и получала приличное вознаграждение красными бумажками. Которая помладшетипо, Катятоже была профессионалом своего дела, и отзывалась на взгляды и пошлые выкрики посетителей, но тихонько косилась на трубача и злилась, что он смотрел в свой телефон, а не на неё. Это задевало в ней и женщину, и профессионала. Поэтому в конце танца она широкими и громкими шагами подошла к первому столику, где сидели музыканты, села на колени трубачу и взяла его за затылок. Он моментально оценил ситуацию, картинка бархатного, чистого, гладкого и голого тела фотографией ударила ему в память. После чего он с наигранно ироничным взглядом, спрашивающим: «А что дальше?», глянул в глаза танцовщицы. А она только этого взгляда и ждала. «Вот что!» подумала она и приложила ладонь к его лицу так, что большой палец её руки лёг поперёк его губ, а затем медленно и, глядя ему прямо в глаза, облизала свой большой палец снизу вверх. А когда дошла до края своего длинного ноготка, резко соскочила языком и задела самый кончик носа трубача.
Её глаза коварно улыбнулись. Музыка завершилась, она уходила, виляя бёдрами сильнее обычного.
Гитарист катался по столу от смеха, глядя на потерянное лицо трубача. Тот от неожиданности совсем растерялся и трогал свой обслюнявленный кончик носа.
Ау, сказал гитарист. Ты тут?
Да, покраснев, усмехнулся трубач. Тут Даня всё трубку не берёт.
Зато ты отхватываешь.
Нет, серьёзно, с ним наверняка что-то случилось.
Интересно, что бы сказала Настя?
Да причём тут она?
Нет, она конечно тут не при чём. Давай вставай, нам ещё доигрывать.
После этого отделения надо будет по улице пройтись.
Слушай, а может Насте видео скинуть?
А ты снимал, что ли?
А как же. Такое необходимо увековечивать.
Ой, хватит чушь нести.
Хорошо. Так что, я скину ей?
Ты лучше помоги мне Даню найти.
Как я тебе помогу?
Не знаю, придумай. Я же вот думаю.
Да-а-а, протянул гитарист, включая очередного Ляписа. Думает он. Доиграй сначала.
У трубача пропало настроение, и мысли были совсем не о музыке, отчего он много лажал. Трубач переживал за друга и стыдился за все эти танцульки перед Настей, хотя она и не знала ничего. Во всех своих перерывах он докапывался до Юли, куда они могли пойти, и просил её постоянно звонить. Юле это быстро надоело, и она стала игнорировать все его просьбы.
Под конец второго отделения вернулся Михаил, тот самый усач-трубач, и принёс долгожданную сурдину.
Вот, смотрите, я принёс, сказал он, подавая сурдину словно бокал.
Я вижу, безрадостно сказал трубач.
Сыграйте что-нибудь. Какой-нибудь джаз с сурдинкой, с затаённым восхищением сказал Михаил, а затем обратился к администратору. Лиза, пускай они хотя бы одну песенку для меня сыграют, пожалуйста.
Да пусть играют, что хотят, ответила администратор, даже не глядя на Михаила.
Прекрасно! Ребята, сыграйте. Но попробуйте пару нот с сурдинкой сначала, чтобы понять.
Музыканты переглянулись. Трубач ничего не хотел, а гитарист хотел денег.
О-о-о! Конечно, конечно, заторопился усач. Вот вам за труды.
Гитарист забрал очередные 500 рублей и стал искать подложку, сказав трубачу: «Караван». Тот ответил: «Насрать», выдул пару нот и подумал: «М-да, сам себя не слышу, как играть то?». Из колонок зазвучали квинты на контрабасе. Гитарист с неподдельным удовольствием стал кивать головой в такт и чесать гитару, согнувшись всем телом. Трубач не мог понять, притворяется гитарист, или он действительно кайфует. Так и не разгадав этой загадки, он сделал полный выдох, чтобы сделать свободный вдох, и через мгновение дребезжащий и пронзительный звук трубы с сурдиной бальзамом на сердце лёг усачу.
Гитара была уже расстроена после все сыгранной попсы, настраивать её, конечно же, никто не собирался. Сурдина завышала и без того сомнительное интонирование трубача. Короче говоряне джаз, но усачу нравилось. Гостям тоже было интересно послушать первые две минуты.
«Как же это просто, думал гитарист. Как же это легко. Что им вообще надо? Я каждый день всё свободное время посвящаю музыке. Сам занимаюсь сольфой, гитарой, теорией, вокалом. И даже на своём днищенском уровне вижу и слышу все свои бесконечные косяки. А они нет, они верят всему, что слышат. Будто так и должно быть. Получается, я зря трачу своё время. И к чему эта гонка за саморазвитием? Видимо я уже нахожусь на нужном уровне. Сомневаюсь, что если бы мы лучше играли, нам больше платили. Имеет смысл лишь расширять репертуар, чтобы в любую тематику зайти»
Усач хлопал, публика просила попсы и потихоньку расходилась. Кое-как доиграли отделение, трубач потерял силы из-за волнения и, даже не дожидаясь пока закончит гитарист, положил трубу и сел за стол звонить. На этот раз Насте.
Приве-е-ет, раздался её радостный голос. Неужели ты уже закончил?
Привет, Настя, привет. Не, ещё отделение осталось, грустно ответил Ибрагим. Тут такое дело случилось странное и нехорошее.
Что случилось? испуганно спросила Настя, она была очень участлива и все переживания Ибрагима переносила как свои помноженные на два.
Даня пропал куда-то. Он пришёл к нам на выступление, вышел с каким-то Костей покурить, и его нету уже второй час.
Громко заиграла музыка и вышли танцовщицы.
О божеотреагировала Настя на слова Ибрагима.
Так что когда мы доиграем, я пойду его искать.
Да, да, понятное дело. А что за Костя?
Это видимо парень официантки.
Одна из танцовщиц«Катя» широко зашагала к Ибрагиму, но он сразу замахал ей рукой, давая понять, что ему не до танцев.
Я им обоим звоню, не берут трубки, продолжал Ибрагим. Не нравится мне всё это.
Мне тоже не нравится, сказала Настя.
Пойдём, красавчик, сказала танцовщица, взяв за руку Ибрагима.
Ты не видишь, я занят? ответил он ей.
Что? спросила Настя. Ты мне?
Нет, нет. В общем, я не знаю, когда приду.
Умоляю, спаси нас, неожиданно сказала танцовщица дрожащим голосом ему на ухо.
Извини, тут всё не угомонятся, сказал Ибрагим Насте, вставая из-за стола.
Ладно, ничего, я всё равно буду ждать тебя, подбадривала Настя. Целую, обнимаю, люблю тебя, скучаю.
Целую, обнимаю, люблю тебя, скучаю, с улыбкой ответил Ибрагим и повесил трубку.
Тут он обнаружил, что его одевают в костюм Деда Мороза. Танцовщицы накинули на него шубу, шапку и нацепили бороду. А затем резко толкнули на стул и стали извиваться по нему, ёрзать на его коленях и кокетливо прикрывать ему глаза. Ибрагим сгорал от стыда, но не противился. Публика свистела, хлопала, Гриша смеялся и снимал на видео. Девицы были топлесс и тёрлись с обеих сторон грудями об лицо Ибрагима. Затем они властно взяли его за руки и стали ими водить по всем изгибам своего тела. Как бы говоря ему: «Трогай! Чего ты тут расселся? Трогай!» Ибрагим плохо соображал из-за стыда и не испытывал ни возбуждения, ни удовольствия. С него сняли костюм Деда Мороза и напоследок поцеловали в горящие щёчки с обеих сторон. Музыка прекратилась, танцовщицы ушли, публика смеялась над жалким видом Ибрагима.
Почему всегда я? спросил он, негодуя.
Да-а-а! смеялся Гриша. Действительно, бедняга.
Нет, правда. Почему всегда я? Практически каждое выступление что-то подобное случается.
Ну, прям-там каждое.
Вон на Хэллоуин меня просила обмазать её шоколадным маслом.