Пять лет назад я бросила мужа и ребенка и поклялась, что больше никогда не буду женой и матерью. Я стала феминисткой (в теории) в 1963 году, прочитав «Второй пол» Симоны де Бовуар, но, как и она, на практике осталась неэмансипированной.
Четыре года я проучилась вместе с горсткой студенток в магистратуре исторического факультета Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе. К каждой из нас приставали известные профессора, и всех нас оскорбляли аспиранты (у них сплошь были жены и любовницы, которые финансово их поддерживали, готовили, стирали, а в придачу еще и печатали на машинке их произведения). Уже целых два года проводились студенческие акции протеста против войны во Вьетнаме, апартеида и губернатора Рейганаи все эти акции возглавляли мужчины. После этого, после бесконечных дискуссий о произведениях Р. Д. Лэйнга, Пола Гудмена, Маршалла Маклюэна, Герберта Маркузе, Клода Леви-Стросса, Жака Лакана, Жан-Поля Сартра, Жан-Люка Годара, Франсуа Трюффо и т. д. и т. п. к 1968 году моя практика начала догонять теорию. Главным образом я делала публичные выпады против мужчин, в частности, Жан-Луи и его друзей, и громко хлопала дверьми.
Поэтому я убежала из Калифорнийского в Беркли, полагая, что проблема в Лос-Анджелесе и Жан-Луи, но обнаружила, что умных независимых женщин не берут в активистки. Затем, тяжело пережив убийство Мартина Лютера Кинга, Жан-Луи уговорил меня поехать на Кубу.
А теперь вернемся в «Сэнборнс»к тому судьбоносному дню. Артуро, умный, напористый и злой, характером напоминает Жана-Луи. Разглагольствуя, стучит по левой ладони свернутым в трубку таблоидом. Потом разворачивает газету, желая проиллюстрировать свой тезис о том, что ЦРУ контролирует мексиканскую тайную полицию. Рассказывает, что американские специалисты по контролю над толпой приехали в Мехико учить местную полицию, как обращаться с демонстрантами во время Олимпийских игр. Мне на глаза попадается заголовок небольшой заметки. Я хватаю газету. Понедельник, 3 июня, Нью-Йорк: «Сторонница сверхвласти женщин стреляла в Энди Уорхола». Присматриваюсь повнимательнее и не могу поверить своим глазам: «Сторонница сверхвласти женщин стреляла»
В статье говорится, что Уорхол в критическом состоянии, но врачи надеются, что он выживет. Это хорошо, для меня главноене то, что стреляли именно в Уорхола, а то, что где-то есть сторонница сверхвласти женщин, что она активно действует (пусть даже она сумасшедшая), что женщина выстрелила в мужчину. Вчера женщина выстрелила в мужчину, потому что он ее использовал.
За несколько часов я восстанавливаю всю историю: стрелявшей, Валери Соланас, 29 лет (моя сверстница), и она сдалась полиции через два часа после покушения. Она писательница, а также основательница и единственный член ОТБРОС«Общества Тотального и Беспощадного Расчленения и Отмены Самцов». Она утверждает, что Уорхол украл единственный экземпляр ее пьесы «Засунь себе в задницу!». Она продавала на улицах Манхэттена свой радикальный антимужской «Манифест» и бомжевала. Возможно, была проституткой и лесбиянкой.
В мозгу проносится мысль: что означает поступок Валери Соланас? Что женщины наконец восстали? Но это же все меняет. За пару лет на Кубе я пропущу этот восхитительный момент, этот захватывающий период становления. Я хочу в нем участвовать. Я должна в нем участвовать.
* * *
Я ракетой вылетела из Мехико в Штаты. Причем я приехала не куда-нибудь, а прямиком в Бостончужой город, где я никого не знала. Однако я знала, что в начале XIX века там процветало феминистское и аболиционистское движения.
Я также знала, что в Бостоне находится самая крупная организация, выступающая против воинского призыва. Там я отыщу воинствующих женщин, которым надоело быть «девочками, говорящими "да" мальчикам, говорящим "нет"», как гласил прелестный девиз организации. Я планировала организовать движение женской эмансипации или вступить в его ряды. И еще я собиралась найти и защитить Валери Соланас.
Через несколько дней после приезда в Бостон я сняла комнату рядом с Центральной площадью в Кембридже и нашла две учительских подработки. Я разыскала Бостонскую антипризывную организацию и встретила там родственную душуДану Денсмор, программистку, которая на добровольных началах консультировала по вопросам призыва. Затем мы дали объявление в местном еженедельнике:
«ОБЪЯВЛЯЕМ о создании ФРОНТА ОСВОБОЖДЕНИЯ ЖЕНЩИН В ЦЕЛЯХ ОСВОБОЖДЕНИЯ ВСЕГО ЧЕЛОВЕЧЕСТВА, со следующими требованиями:
Свобода абортов и контроль рождаемости по желанию; общинное воспитание детей представителями обоих полов и всех возрастов; прекращение мужской эксплуатации человеческих, животных и природных ресурсов.
Ибо женщины больше не могут и никогда не могли дышать свободно!»
К нам пришли восемь удивительных женщин. Самой идейной и энергичной была Воин Бетсимать, сидевшая на социальном пособии, активистка местного отделения Национальной организации социального обеспечения. Мы читали «ОТБРОС: манифест» как священный текст, умирая от смеха над злобной сатирой Валери, например, над такими утверждениями: «Сексне элемент взаимоотношений; напротив, это одинокое переживание, нетворческая, возмутительная трата времени». И это в эпоху пресловутого сексуального освобождения!
Подражая Валери, мы писали пропагандистские листовки и продавали их на улицах Кембриджа и Бостона; как и она, мы взимали с мужчин плату за разговор. Мы пикетировали новый «Плейбой-клуб», изучали боевые искусства, группками блуждали по «злым» бостонским улицам и задирали мужчин, провоцируя их агрессию. Мы начали издавать газету под названием «Веселье и игры закончились», наполняя ее сатирой, стихами, напыщенными речами и коллажами. Писали все, никто не редактировал, и не было никаких авторских прав.
Мы связались с другими группами женщин в Нью-Йорке, Чикаго, Вашингтоне, но никто из них не был так же увлечен Валери и ее «Манифестом». В августе мы с Даной без приглашения приехали на закрытую Общенациональную конференцию по освобождению женщин в Мэриленде. Там собрались два десятка активистоквсе настоящие лидеры, но не обладавшие таким же статусом, как их коллеги-мужчины. Однако они пугались, что из-за своего феминизма могут прослыть «мужененавистницами».
Мы с Даной решили, что этим традиционным женщинам нужно немного расширить сознание, и устроили обструкцию, пытаясь сорвать строгую повестку дня и спокойные дискуссии фрагментами из «Манифеста»:
«Таким образом, в текущем конфликте по разные стороны баррикад находятся не женщина и мужчина, но ОТБРОСвластная, спокойная, уверенная в себе, злая, агрессивная, эгоистичная, независимая, гордая, авантюрная, отвязная, самонадеянная женщина, которая считает, что способна править вселенной, в отвязности своей достигла границ этого «общества» и готова направиться далеко за пределы того, что оно может предложить,и приличной, пассивной, послушной, «окультуренной», вежливой, достойной, подчиненной, зависимой, запуганной, безмозглой, неуверенной, ищущей одобрения Папочкиной Дочуркой кто низвел свой интеллект, идеи и воззрения до мужского уровня; кто, не имея чувств, воображения и остроты ума, ценится только в мужском «обществе»; кому светит место под солнцем или, скорее, в грязи, лишь в роли утешительницы, которая хвалит, нянчит и производит потомство»
Я верила, что на этой конференции под каждой маской скрывается радикальная феминистка, и оказалась права.
Но сама я едва ли была свободна от мужского одобрения. Я была не готова порвать отношения с Жаном-Луи и ежедневно писала ему, отвечая на длинные письма, в которых он возмущался моим отсутствием, осуждал мою яростную воинственность и напоминал о наших общих революционных идеях и героях, в частности, о недавно замученном Че Геваре. Я пыталась превратить Жана-Луи в лидера мужского феминистского движения, но мне это не удалось.
* * *
15 июня 1968 года: Жан-Луи, я не отвергаю Че Гевару, восхищаясь Валери Соланас. Для меня Че навсегда останется святым, и я учусь у него, стараюсь быть такой же. Но при этом я знаю, что истолковала его послание на свой лад. Он был предан идее patria о muerte, а яhumanidad о muerte. Используя древний символ и по определению репрессивный концепт«национальное государство», он не пытался решить проблему патриархата, который государство воспроизводит и подразумевает.