Нет, сказал он, это ужасно, Мира, но я его потерял в Америке Я долго искал, но не смог уже найти
Как мог ты сохранить цепочку после стольких лет! Это невозможно.
Он сказал беспомощно:
Женщина, которая была вчера здесь которая так кашляла где она?
Ее перевели в другое отделение. Я теперь одна.
Почему Он умолк.
Что почему?
Почему ты никогда не дала мне знать, что у нас есть дочь? спросил он.
Потому что я не хотела тебя обременять, ни за что на свете, никогда! Только теперь, когда просто не было выхода, я назвала твое имя
Но это же должно было быть страшно тяжело для тебя. Совсем одна, без помощи.
Было тяжело. Да, Роберт. В течение года я не могла продолжать работать монтажницей и получала только часть своей зарплаты от студии «Босна-фильм». Тогда я сделала медведя.
Что ты сделала?
Много медведей. Ведь все дети любят медведей. Друзья дарили мне материал, остатки плюша и трикотажа, все, что было пушистым, шерстистым. Я делала прекрасных медведей, которые выглядели как магазинные, и совсем простых бибабо, знаешь, кукол, надевающихся на руку? Для этого я скроила кафтан с рукавами, куда дети могли совать свои пальцы. Медведь протягивал лапы, танцевал, бегал и прыгал. На указательные пальцы я пришивала головку со стеклянными глазами. Голова была набита мелкой стружкой, нос и рот делались из толстой шерсти. Все мои медведи смеялись. Медведи мои шли нарасхват! Я еле справлялась с работой Но была в отчаянии. Ты знаешь, как строга была тогда мораль у нас Внебрачный ребенок! Никто не женился на женщине с внебрачным ребенком. Насмешки со всех сторон, позор. Избавиться от ребенка, даже если бы я этого хотела, было совершенно невозможно. Ни один врач не рискнул бы. А женщин, делающих аборты, я сама боялась Итак, я родила своего ребенка, мою Надю. И с момента ее рождения я любила ее, и все, что говорили люди, мне было безразлично, совершенно безразлично! Все было хорошо, как оно было, сказала она, и на несколько секунд он увидел перед собой прежнюю прекрасную молодую Миру. И теперь мы снова вместе, это так странно. Что-то существует, что нас навсегда соединило. Иначе ты не вспомнил бы тот вечер и не принес бы мне красную гвоздику. Это было чудесно, когда ты вошел с красной гвоздикой, потому что я сразу поняла, что ты помнишь тот вечер в «Европе», и маленького муэдзина, и наши песни.
И, прежде чем он смог ответить, она продолжила:
«These foolish things»это была одна из наших песен, ты, наверное, еще помнишь!
Он принес вчера красную гвоздику, потому что не хотел брать красную розу.
И певица, Роберт!
И певица! сказал он, но ничего не вспомнил.
10
«a tinkling piano in the next apartment»,пела рыжеволосая молодая женщина в черном сверкающем платье с блестками. Она стояла перед маленьким оркестром, держа микрофон близко у рта. Многие пары танцевали. Это было в августе 1953 года. По вечерам в отеле «Европа» всегда играла музыка, были танцы. Молодые девушки и женщины, которые здесь танцевали, были красивы. Они держались очень прямо, с горделивой осанкой. Среди всех Мира была самой красивой девушкой. Свет прожектора, скользивший над головами, менялся от красного к синему.
«a fairgrounds painted swing, пела молодая женщина в микрофон, these foolish things remind me of you». Синий свет сменился желтым.
Саксофон, ударный инструмент, пианино. Молодые танцоры, некоторые в темных костюмах, некоторые в рубашках, были без галстуков. Ни одного галстука. Фабер был в темно-синем костюме и белой рубашке с открытым воротом, как у всех остальных. В галстуках были только кельнеры.
Загорелая Мира была в открытом платье из белого льна, он чувствовал запах ее кожи, ее волос. Они танцевали как влюбленные, переполненные нежностью, и это было в Сараево, на исходе лета.
Роберт Сиодмэк улетел в Рим на премьеру «Красного корсара». Фабер проработал с Мирой почти десять недель. Ее духи назывались «Флёр де Рокель», и были они от Сиодмэка, губная помада и нейлоновые чулкиот Сиодмэка, теперь Мира носила их как нечто вполне естественное.
Прежде чем заиграла музыка и начались танцы, через бар и холл прошла цветочница с красными гвоздиками. Здесь не мужчины покупали девушкам цветы, здесь девушки дарили их мужчинам. Всегда один цветок. Всегда красную гвоздику. И Мира купила для Фабера одну красную гвоздику. Он носил ее в лацкане темно-синего пиджака. Однаждыони работали над сценарием в саду под старыми деревьямиМира обратила его внимание на маленького турка:
Взгляните, Роберт, на того в феске, он был муэдзином в мечети за отелем. Его зовут Али.
Фабер видел этого человека за завтраком.
У муэдзина нелегкая жизнь, сказала Мира, и Фабер увидел себя в ее темных глазах маленьким, совсем маленьким. Летом солнце всходит очень рано. Али нужно всегда вовремя быть на минарете.
И по прошествии десяти недель Мира все еще обращалась к Фаберу на «вы».
Поэтому Али уже после утренней молитвы испытывал сильную жажду. Тогда он за завтраком выпил первый стаканчик сливовицы. А может быть, два или три. В полдень он еще кое-как взобрался на минарет. После обеда он соснул пару часиков. Проснувшись, почувствовал снова жажду и после полуденной молитвы опять пошел в кафе «Европа». При заходе солнца он уже с величайшим трудом смог забраться на минарет.
Фабер смотрел на Миру и думал: «Как я ее люблю!»
Продолжайте, моя красавица! сказал он.
Мира начала немножко разыгрывать комедию, потому что она тоже очень любила Фабера и была счастлива, когда он смеялся. Она всегда старалась заставить его расхохотаться.
Али человек с характером, сказала она торжественно. В нем соседствуют глубокая набожность и неутомимая жажда. Он постоянно надеялся, что Аллах простит ему этот грех. И Аллах вошел в положение бедного, затравленного, вечно испытывающего жажду Али. Благодаря бесконечной доброте Всевышнего долгое время все шло хорошо, никого не возмущал алкогольный демон, совращающий Али.
Рассказывай дальше, Шехерезада! сказал Фабер.
Однажды на закате дня Али принял слишком много маленьких стаканчиков сливовицы, и Аллах расстроился из-за этого. Аллах поразил его слепотой и заставил споткнуться. Он споткнулся, когда вошел в мечеть, чтобы произнести молитвы перед своими братьями по духу. Печаль вошла в его сердце, так как он знал, что был недостойным слугой Господа в чистом храме мудрости.
Рассказывай дальше, прекраснейшая среди всех роз, сказал Фабер.
Бедный Али, продолжала Мира, опустился на колени, лицом к Мекке, как требует его религия. И вся община сделала то же самое; люди не заметили ничего необычного. И так, повернувшись к Мекке, община простояла на коленях пять минут, потом прошло десять минут, пятнадцать. Пятнадцать минутсамая продолжительная молитва, которую помнили старейшие среди старых. Поэтому через пятнадцать минут возникло небольшое беспокойство. Через двадцать минут небольшое беспокойство перешло в большое. Через двадцать пять минут наиболее решительные мужчины стали выяснять, что заставило Али до такой степени затянуть молитву.
И, о счастье моей души!
И решительные мужчины нашли Али спящим, с лицом, спрятанным в ладони, головой, повернутой к Мекке, и беспробудно пьяным. В своих тяжелых снах он бормотал страшные обвинения в свой адрес.
Фабер посмотрел на маленького мужчину в феске, который сидел за завтраком.
И что случилось потом, мой райский цветок?
Потом они, конечно, выбросили его на улицу, и Али потерял место муэдзина.
Потрясающе.
Наверное, все это правда. Потому что потом пришло время бесчестия. Те, которые его гнали, не успокаивались, для него находили все новые и новые оскорбления, он кругом был опозорен, и перед ним были только безысходность и отчаяние.
Мне кажется, вы спутали два священных писания человечеству, изумительнейшее восточное создание!
Конечно, мой господин и повелитель. Вы можете понимать это символически. Али был безработный. А теперь, как видите, случилось чудо.
Какое именно, самая волшебная из всех товарищей?
Я могла бы вам довериться, если бы мы лучше знали друг друга, жестокая гиена уоллстритовского империализма, сказала Мира, и мир воцарился над страной Югославией и городом Сараево.