Мира опустилась на вторую кровать и закрыла лицо руками.
В таком случае все в порядке, сказал Белл. Ты получишь новую печень. И снова станешь совершенно здоров. Это мы тебе все обещаем.
Все, добавила Юдифь Ромер.
Все, сказал Джошуа Фишман.
8
Спустя два дня в первой половине дня 28 сентября, в среду, в нагрудном кармане врачебного халата Белла запищал пейджер. Он как раз разговаривал по телефону с коллегой из института Кюри в Париже. После того как он закончил разговор, он набрал номер Центральной и узнал, что с ним немедленно хочет поговорить профессор Альдерманн.
Я хорошо представлял себе, о чем могла идти речь, рассказывал Белл позднее о событиях того утра Фаберу. И я был рад этому.
Однако этой радости он не показал, когда переступил порог рабочего кабинета профессора Альдерманна, который ходил взад-вперед перед окнами. В кресле возле письменного стола сидел молодой человек с медными, похожими на проволоку, коротко стриженными волосами, который в свое время принял участие в передаче ОРФ «Клуб два» по вопросам трансплантационной медицины. «Ну конечно, подумал Белл, Карл Таммер тоже уже здесь. Альдерманн, естественно, немедленно вызвал его из ЦКБ».
Добрый день, господин профессор, сказал Белл. Привет, Карл!
Привет, буркнул координатор.
Альдерманн остановился и посмотрел на Белла.
Вы догадываетесь, почему я вызвал вас?
Да, господин профессор.
Вы признаете, что после завершения работы нашей этической комиссии вы послали от имени ЦКБ факс в Лейден с запросом класса special urgent на печень для Горана?
Да, я это сделал.
Несмотря на то что мы большинством голосов приняли решение выполнить желание Горана и дать ему умереть.
Это больше не является его желанием.
Но тогда оно было! зарычал Альдерманн. Не зарывайтесь! Тогда он сказал, что никогда не согласится на трансплантацию. Именно поэтому мы и устроили тогда то обсуждение. С семи часов вечера до трех утра.
Что же мне оставалось делать? Просить коллегу Таммера, чтобы он обратился в Лейден? Я мог действовать только тайком!
Вы наплевали на решение большинства! Вы действовали самовольно и исподтишка! Альдерманн остановился напротив Белла. Вам было наплевать, что Горан при любых обстоятельствах был не готов к операции! Альдерманн оказался так близко к Беллу, что тот чувствовал его дыхание. За это за это я благодарен вам!
После короткого замешательства Белл начал ухмыляться.
Чертовски ловко это у вас получилось, господин профессор, сказал он. Я-то уж было подумал, что мне конец.
Слава богу, что вы оказались таким беспринципным типом!
Значит ли это, что появилась печень? Белл судорожно сглотнул.
Разве иначе я послал бы за вами?
Когда позвонили из Лейдена?
Десять минут назад. Сначала связались с Таммером в ЦКБ, потом со мной. Я сказал, что перезвоню как можно скорее, заметил Альдерманн.
То же самое сказал и я, проговорил рыжеволосый. Кроме того, я сразу же снял special-urgent-заявку на печень, которую, по желанию профессора Альдерманна, я сделал вчера утром. Мне сразу стало ясно, что за всем этим скрываешься ты, Мартин. В Лейдене не заподозрили ничего плохого в этой неразберихе. Похоже, существует немало типов, похожих на тебя. Таммер взглянул в блокнот. Донормужчина. Двадцати восьми лет. Весом семьдесят два килограмма. Ростом один метр семьдесят пять сантиметров Все показатели идеально подходят к вашему запросу.
Зазвонил телефон, руководитель клиники снял трубку.
Спасибо, сказал он, большое спасибо, Юдифь. Он положил трубку. Доктор Ромер совместно с доктором Фишманом еще раз тщательно осмотрели Горана. Инфекций нет.
Значит, мы берем печень?
Противопоказаний нет.
Могу я отсюда позвонить в Лейден? спросил Таммер.
Конечно.
Координатор попросил секретариат соединить его с Евротрансплантом. Когда на другом конце провода раздался мужской голос, он назвал свое имя и номер пин-кода, который получил, когда делал запрос на печень.
У нас все ясно, сказал Таммер, который год назад защитил кандидатскую диссертацию и с тех пор работал координатором, ожидая постоянного места в штатном расписании. Мы берем печень. Где она?
В Амстердаме, ответил мужской голос. Академисх Зикенхуис, это больница Свободного университета, район Буитенфельдерт, улица Де Булелан 1117мне продиктовать по буквам?
Нет, спасибо. Мы часто там бываем.
Телефон?
Известен! Имя координатора?
Фрау доктор Элизабет Шток.
Спасибо, сказал Таммер. Я немедленно свяжусь с ней по телефону.
Он снова набрал номер, его соединили, он продолжил разговор по-английски, когда выяснилось, что фрау доктор Шток он дается легче, чем немецкий.
Да, сказал он, понимаю значит, печень закреплена за нами Ах вот как большое спасибо Я перезвоню, как только смогу сообщить вам точное время Всего доброго, дорогая фрау доктор Шток! Он положил трубку. Самоубийца, сообщил он затем.
Нам повезло, заметил Белл. Самоубийцы предпочтительнее для донорства. Застрелился?
Повесился. Кто оперирует?
Меервальд. Он уже пересаживал пациенту первую печень, сообщил Альдерманн координатору.
Донор в полном порядке, сказал Таммер. Поступили заявки и на другие органы. Мы вторые на очереди, после того как возьмут сердце.
Пока он говорил, Альдерманн набрал номер и проинформировал доктора Томаса Меервальда. Тот выразил свое согласие.
Кто привезет печень? спросил у него Альдерманн.
Ситуация, когда хирург летел, изымал орган и после еще и оперировал, случалась чрезвычайно редко. Операция по пересадке печени без осложнений длится от шести до восьми часов, повторная пересадка, особенно вся подготовительная стадия, дольше, прежде всего из-за удаления старого трансплантанта печени и других трудностей. Меервальду было сорок пять лет. Он уже был не в состоянии выдержать два полета, забор органа и многочасовую пересадку. Традиционно более молодые хирурги доставляли орган до двери операционной. Затем эстафету принимал более опытный хирург со своей командой. Естественно, что он должен был полностью доверять этим своим молодым коллегам.
Меервальд посылает Россварта и Гарта, кладя трубку на аппарат, сообщил Альдерманн.
Они постоянно летают по его поручению, заметил Таммер.
Разговор протекал быстро и деловитоза плечами Таммера было уже много таких разговоров. Все, что ему предстояло сделать, тоже не было ему в новинку. Чем больше это превращалось в рутину, тем больше он обращал внимания на каждый свой шаг, проверял и перепроверял каждую мелочь. Он знал, что вместе с привычкой возрастает опасность совершить ошибку.
Я поеду в ЦКБ и составлю повременной план, проговорил координатор. Перевезите мальчика к нам ранним вечером! Россварту и Гарту надо будет осмотреть его, чтобы в Амстердаме они могли судить, подойдет ли ему печень. Все остальное будет сделано в ЦКБ.
Во сколько начнут хирурги, которые вынут сердце? спросил Белл.
В двадцать часов тридцать минут.
Так рано?
Фрау доктор Шток сказала, что орган требуется немедленно. В Вене они не освободятся раньше семи-восьми часов утраесли все сложится удачно. Таммер коротко попрощался и вышел.
Классный парень, сказал Альдерманн. Он мне нравится.
Белл кивнул. Операции по забору органов и их пересадке большей частью проводились по ночам, потому что из-за них все дневное расписание клиники катастрофически нарушалось. Еще и поэтому такие многоопытные хирурги, как Меервальд, не могли работать без толковых помощников.
В таком случае вперед! сказал Альдерманн. К Горану. Взять кровь. Еще раз все показатели. Привести показатели свертываемости крови в абсолютную норму!
Они вышли из комнаты.
В Амстердаме, в больнице Свободного университета, самоубийца лежал, подключенный к аппарату искусственного дыхания. Его кожа была теплой и розовой. Грудная клетка равномерно поднималась и опускалась. Он выглядел так, словно спал. Уже к девяти часам 28 сентября двое независимых врачей с перерывом в двенадцать часов констатировали смерть мозга.