Ну, эт некрасиво! в конце концов возмутился брат. Допивай давай.
Не хочу.
А-а, чумачача.
Так Юрка называл его с детства. Непонятно, откуда выкопал такое словцо и что оно вообще означало. Но произносил с таким презрением, что Аркадия обжигало. Даже теперь. Хотя ведь так, по сути-то, просто: посмотреть на брата так как-нибудь, чтобы понял, что выглядит глупо со своей чумачачей и другими подколами.
Да, вроде бы просто, а вот не получалось. Наоборот, Аркадий почувствовал, как стало печь щеки, а в глубине горла, между ключиц, заплясал горьковатый комок.
Кстати, а где подруга-то? спросила Светлана и даже огляделась, будто кого-то здесь могла до сих пор не заметить. А, Аркаш?
Не получилось у неё, быстро и тоном, отсекающим дальнейшие вопросы, ответила мама. Накладывайте салат давайте. Для кого я столько наделала
Только это, и уже всё? Юрка посмотрел на Аркадия не с издёвкой, а с чем-то типа сочувствия.
У них всё нормально, ещё строже сказала мама. Не получилось, говорю.
Как хоть зовут?
Понимая, что отмалчиваться только множить число вопросов и вызвать подозрительность, Аркадий бормотнул:
Маша.
Брат кивнул, Светлана одобрила:
Хорошее имя.
Некоторое время ели молча. Дети не торопились из-за стола сосредоточенно жевали, время от времени бросая на Аркадия угрюмые взгляды. Так смотрели на него одногруппники в садике, одноклассники «Мнюха, что ль, накрывает, поддел себя. Просто редко видят дядю, вот и смотрят так, привыкают».
После самовнушения стало полегче. Но тут брат ковырнул новым вопросом:
Что после универа-то делать думаешь?
Вообще-то нормальный вопрос, но вот интонация
Работать думаю, что ещё.
И куда ты со своей психи психологией, так?.. Нам, трудягам, будешь впаривать: пашите, пашите и не думайте ни о чём.
Во-первых, психологи не впаривают. А во-вторых, на завод я не собираюсь ни в каком качестве. Мы с Вовремя осёкся, поняв, что произнеси он «с Михаилом», начнутся расспросы о нём, да и мама наверняка рассердится. Мы с моим знакомым один проект начали. Может быть, раскрутимся.
Проектёры. У всех счас проекты.
Погоди, остановила Юрку Светлана. И что за проект?
Объяснять очень не хотелось. Но было надо не сидеть же так, нахохлившись. И Аркадий, сначала с усилием, а потом увлёкшись, рассказал об их с Михой концепции новой среды обитания, синтезе архитектуры, дизайна и психологии.
Светлана, в отличие от остальных, слушала внимательно, задавала уточняющие и дельные вопросы, и Аркадий опасался, что она попросится в их команду. «Возьмите, я рисую неплохо, вкус имеется» Частенько подобное бывает: найди идею, расскажи о ней, и тут же начнут прилепляться.
Светлана работала учительницей начальных классов, уставала от детей, всё собиралась найти новое место.
Не попросилась. В тот раз.
Вряд ли мама рассказала Юрке, что Аркадий приехал вместе с каким-то парнем и она того выпроводила. Скорее всего, соседи увидели, передали, напридумав кучу подробностей. И, когда снова встретились через пару дней на огородике, брат смотрел на Аркадия с явной брезгливостью, кривился, наблюдая, как он полет грядку, и в глазах читалось: поганишь морковку.
До разборок не дошло всё время поблизости находилась мама, которая тоже заметила перемену в старшем, давала понять, что настороже.
Аркадий пробыл дома немногим больше недели. Несколько раз пробовал расспросить маму о своём отце. Она сразу каменела, выставив предупреждающе руку Удалось выяснить, что он итальянец, приезжал на их завод для обмена опытом в составе делегации. Мама была одинокой, у них закрутилась любовь по крайней мере, она так решила, а потом он сказал, что любит мужчин, извинился и уехал.
А как его звали?
Мама нахмурилась, делая вид, что вспоминает. Потом вдруг коротко, но ясно так, светло улыбнулась:
Вико.
Вико? А почему я Андреевич?
Что, Виковичем тебя надо было записать?
Ну, хотя бы Викторовичем.
Слушай, это моё дело. И не лезь.
Дома было тяжело. Каждый день начинался и тёк словно со скрипом. Утром ржавые шестерёнки приходили в движение, вращались медленно, натужно, обдирая кожу, зажёвывая мясо Аркадий собрал сумку, но ещё день боялся сказать. Наконец решился.
Надо ехать.
Мама дёрнулась.
Как это? До учёбы ещё два месяца.
У меня дела. Я говорил, что мы работать стали
К этому своему?
Мама, я работать.
Он ожидал, что она встанет перед дверью и не даст выйти. Уже планировал, что дождётся, пока уснёт, и тихонько сбежит. Но после нескольких секунд какой-то внутренней борьбы она отмахнулась. Медленно, устало.
Иди.
И он в первый раз увидел её старой. До этого была такой же, к какой он привык с детства, с того момента, когда начал осознавать и запоминать этот мир. И вот мгновенно изменилась не крепкая женщина, а почти старушка. Хотя ей слегка лишь за сорок
Шагнул, обхватил, зашептал:
Мама. Мама, я стану богатым, успешным, известным. Я куплю тебе большой дом, ты будешь покупать самое лучшее. Лучшую еду, одежду. Будешь отдыхать на море. Тёплое море Мама, мы с тобой будем самыми счастливыми. Честно.
Она не отозвалась ни словом, ни малейшим движением. Просто стояла внутри его рук. А когда он их опустил, повторила бесцветно:
Иди.
Мама, поверь мне я еду работать. У нас дело. Настоящее, большое.
Всё, иди, ради бога.
5
С тех пор прошло много лет. Аркадию тридцать семь. Он стал богатым, успешным, известным. Вместе с Михой они ездят по всему миру их приглашают планировать виллы и парки, они читают лекции, консультируют, дают мастер-классы. Их агентство стабильно в мировых рейтингах. До вершин далеко; впрочем, само попадание в них значит очень много.
Под Петербургом, в Берлине и Бильбао у них свои дома. Не роскошные, но просторные, удобные, с кусочком земли.
Два-три раза в году Аркадий бывает в родном городе. Обязательно в апреле на дне рождения мамы, часто летом, иногда на Новый год.
Чем старше становится, тем сильнее тянет не только к маме зовёт к себе сам город. Аркадий боится его, собираясь, вспоминает неприятное, обидное и всё-таки едет. Те несколько дней, что проводит на своей родине, где был и остаётся чужаком, давно стали как допинг, что ли, заставляющий двигаться дальше. Допинг горький, укол им болезненный, но он необходим.
Наверное, не будь там мамы, Аркадий бы не приезжал. Заставил бы себя забыть, вычеркнуть, стереть. Но мама продолжала жить в той же двухкомнатке, в окружении той же мебели, носила такую же одежду удивительно, она находила халаты, вязаные шапочки, сапоги, юбки точно как тридцать лет назад.
В каждый приезд, во время каждого телефонного разговора Аркадий предлагал ей переехать. Сначала, когда агентство только разворачивалось, когда очень многое было лишь в перспективе, покупка дома или квартиры лишь планировалась, мама отказывалась уклончиво: «посмотрим», «пока ведь неясно», «надо подумать, взвесить», а потом стала отвечать твёрдо: «нет, никуда не поеду», «дело решённое», «я ведь уже сказала».
Аркадий продолжал уговаривать, приводил новые и новые аргументы, расписывал удобства свежего, не заросшего хламом дома, красоту природы, показывал фотографии.
Вот это под самым Питером. Официально Петербург, Курортный район, но уже не город. Еловый лес вокруг, триста метров до Финского залива. Часть земли под солнцем, можешь огородничать Или вот Берлин. Далем, это район такой, в основном виллы. Парки, сосны. У меня сад, беседка в плюще А это Испания, Бильбао, сказочный город. Прямо из центра за полчаса можно до моря доехать. На суставы жалуешься, а морская вода в этом случае лучшее лекарство.
Она как-то слепо смотрела на фотографии в планшете, а потом говорила:
Нет, не поеду.
Сначала ссылалась на внуков, а когда внуки выросли на привычку:
Как я там на новом месте? Не приживусь. Не хочу, боюсь.
Однажды, как показалось Аркадию, он почти уговорил, убедил маму, в тот момент разболевшуюся, злую на то, что лекарство, которое ей помогало, исчезло в аптеках не прошло какую-то сертификацию. И тут Юрка ушёл от жены, поселился в маминой квартире.