Рука в коротком кружевном рукавчике заканчивалась тонкими пальчиками с длинными, покрытыми кроваво-красным лаком ногтями. Или это были когти? Когти вцепились в Николенькину руку, и вслед за тощей лапкой на свет появилась её обладательница. Колина жена! догадалась Тася.
Ей было известно, что Николай работает инженером в богом забытом НИИ (научно-исследовательский институт), получая рядовую инженерную зарплату. Значит, «мазда» принадлежит этой, с куриными лапами.
К ужасу Таси, жена Николая оказалась горбуньей. Норковая шубка-свингер, ниспадающая широкими складками, не могла скрыть торчащего сзади горба. Из-под шубки виднелись тоненькие, как спички, ножки (опять-таки напоминающие куриные) упакованные в стильные сапожки на серебряных блестящих шпильках. Сапожки были красивые Когда их обладательница выбралась наконец из машины, Тася с удовлетворением отметила, что даже на высоченных шпильках она выглядела маленькой, если не сказатьтщедушной. Изящная головка на длинной лебединой шейке тоже поразительно напоминала птичью: большие, неожиданно красивые глаза и острый как клюв нос. Птичка, попавшая в клетку, уготованную жестокой судьбой.
Тасе вдруг стало жалко эту девушкукрасивую, невзирая на физическое уродство. Ей никогда не избавиться от выросшего на спине уродливого горба. Не родить ребёнка. Не стать счастливой. Но, кажется, она вполне счастлива: любящие родители купили дочке всё. Квартиру на Кутузовском. Машину цвета взбитых сливок, от которой трудно отвести взгляд. Мужавысокого, статного, с серыми глазами в пушистых ресницах. «В сердце моём неизбывная боль: умер вчера сероглазый король» вспомнилось Тасе любимое стихотворение. Ей всегда к месту и не к месту вспоминались стихи.
Давно пора было уйти, а она всё стояла и смотрела. Николай скользнул по ней равнодушным взглядом и прошёл мимо неё в подъезд, бережно поддерживая свою спутницу под локоток, острым сучком оттопыривающий шубу.
Не узнал он её, что ли? Или, как говорят, в упор не видел? Тасе захотелось сказать ему вслед что-нибудь обидноев том смысле, что заботливые родители купили своей дочке полный комплект: квартиру, машину и мужа. Но она ничего не сказала. Стояла и смотрела, как они поднимаются по ступенькамвысокий и широкоплечий Николай и тоненькая миниатюрная девушка с детским личиком, в баснословно дорогой шубе. ПО шоколадному меху рассыпались длинные светлые волосы, разделённые выпирающим горбом на две половинки. Бедная маленькая птичка. Точнее, богатая.
Богатая невеста! хрюкнула от смеха Тася. Николай, наверное, на седьмом небе от счастья А уж как тётя Валя обрадуетсяподумать страшно! Тася на выдержала и расхохоталаськ счастью, когда за «новобрачными» закрылись двери лифта.
«Каждый выбирает по себеженщину, религию, дорогу, дьяволу служить, или пророкукаждый выбирает по себе» вспоминала Тася, поднимаясь на свой девятый этаж пешком и не чувствуя тяжести двух объёмистых сумок. Ей вдруг стало легко и беспричинно весело. Домой она явилась с сияющими глазами и вполне довольная собой. И Новый год они встречали как никогда весело. Это был последний Новый год, который они праздновали втроём. Через месяц отца не стало.
Глава 7. Нестёртые воспоминания
Такой вот характер: ни о чём не забывала, сколько бы ни прошло лет. Причём, радостные и нерадостные события помнились пугающе подробно, с ощущением щекотного, захлёстывающего сердце восторга и тяжёлой пустоты обид. И только ненависти она не чувствовала никогданаверное, не хотела ненавидеть тех, кого когда-то считала друзьями. Кого когда-то любила. Кому когда-то верила. Тася ни к кому не испытывала ненависти, и хотела, чтобы жизнь у них сложилась и чтобы они получили то, чего достойны.
Всё у неё не как у людейвот, даже врагов нет. Враги бывают на войне, а она ни с кем не хочет воевать. Тем более с друзьями, пусть и бывшими. А разве бываютбывшие друзья? Наверное, их у неё не было, Тася их придумала, никакие они не друзья, просто люди, обычные люди, с которыми её свела жизньна какой-то отрезок времени. Потом они пошли своей дорогой, а она пошла своей. Дорога терялась в белом мороке, в котором исчезли земля и небо В Тасиной душе мела метель, и никого нельзя было разглядетьни друзей, ни врагов.
Ни друзей. Ни врагов. Ни дороги. Всех унесла метель, и холодно было на душе, и нельзя согреться даже под ирландским пледом, который грел как печка. Даже под пледом.
Тася медленно вынырнула из мыслей (именно так, время возвращения напрямую зависело от глубины погружения, и если резко вынырнутьв сердце останется кессонная болезнь нестёртых воспоминаний) и посмотрела в окнода просто метель, а всё остальное Тася придумала. Обыкновенная метель. И дорогаобыкновенная, и никуда она не терялась. Дворник сметает снег метлой, а он всё летит, вот скажите, зачем мести улицу в метель? Может, ему просто нравится, вот он и вышелпоразвлечься И вдвоём с метелью заняться любимым делом.
А Тася ничего уже не может делать, она с утра свернула горы и устала до невозможности. теперь блаженствует на любимом диване, завернувшись в шерстяной невесомо-ласковый плед, и ей невыразимо хорошо. Ей всегда нравилась метель, зималюбимое время года. Зима об этом знала и на день рождения подарила ей эту сказочно красивую метель.
А тогда, двенадцать лет назад, день её рождения был солнечным! вспомнилось Тасе. И так же светло и солнечно было у неё на душе, и она сделала себе подароклыжную прогулку в дальнем лесу за МКАДом (московская кольцевая автодорога), там, где кончались идеально ровные тропинки Лосиного Острова с непременными скамейками, беседками и указателями на перекрёсткахи начиналась Подмосковная тайга.
Когда-то они катались здесь с папой, уезжали далеко, аж до самого Болшева, так что возвращаться приходилось автобусомдо железнодорожной станции. Они садились в электричку и ехали домой. И каждый раз привозили с собой поджаристую, вкусно пахнущую ржаную буханку, купленную в болшевском пристанционном магазинчике. Им казалось, что болшевский хлеб вкуснее московского. Да что тамказалось! Так оно и было.
Лыжные вылазки приводили в восторг обоихлес за кольцевой дорогой был по-таёжному красив, а речка Ичка зимой превращалась в идеальную лыжню. За речкой лес расступался, и открывалось широкое поле, заросшее высокими стеблями какой-то травы с рыжими метёлками соцветий, которые осенью почему-то не осыпались и оставались зимовать. Щедро облитые солнечным светом, с качающимися под ветром пушистыми соцветиямиэто спящее поле казалось живым. Тася ехала через поле и представляла, как будто сейчас лето, а поле представляла ржаным, и ветер раскачивал колосья, из которых, перемолов на мелькомбинате в муку, пекут те самые буханки с хрустящей корочкой Буханки были из детства, и колосья тоже, и солнце. Солнце трогало горячими лучами Тасины обожжённые ветром щёки, щекам становилось тепло, и так же тепло и радостно было на душе.
С тех времён осталась фотография: рыжее поле, много простора и света, и чёрная фигурка лыжника. Папа! Без папы она не каталась за кольцевой: места там безлюдные, глухие, одна не поедешь, страшно.
Тася долго шла меж домов со знакомыми дворамис качелями, волейбольными площадками и голубятнями. Отметила, что два года назад дорога казалась короче. Перейдя кольцевую дорогу, с облегчением вздохнула и сняла с плеча лыжи. Можно ехать!
С замершим сердцем она вступила в коридор из высоких, плотно сомкнутых елей, между которых бежала неширокая лыжня. Два года назад они ехали по этой лыжне с папой. Тасе казалось, что отец и сейчас едет позади неё, насвистывая что-то весёлое и с хрустом втыкая в наст лыжные палки. Она даже оглянуласьпроверить. Лыжня позади неё была пуста. За спиной смыкался зелёный коридор.
Папа, я пришла с тобой покататься. А твои лыжи так и стоят на балконе, прошептала Тася дрогнувшими губами. Глаза застилали слёзыи так, в слезах, она неслась по лыжне, ничего не видя и не слыша. И чуть было не врезалась в появившуюся неизвестно откуда спину. Спина была обтянута толстым свитером цвета спелых абрикосов. Цвет Тасе нравился. Обладатель спины оглянулся и сошёл с лыжни, пропуская её вперёд.
Тася варежкой вытерла слёзы и, шмыгнув носом, проехала мимо, мельком глянув на парня, уступившего ей лыжню, хотя она не просила. Парень был симпатичный. Высокий, плотного телосложения, с широким добрым лицом. Вот бы ей такого! Но чудеса случаются только в сказках. Золушке было всего шестнадцать, когда она встретила принца. Тасе тридцать. И не надо строить иллюзий и придумывать невесть что.