Ладно, Нефёд, разговеемся.
Ногаец сидел на коне безучастный ко всему с каменным лицом, пока казаки суетились, снимали овец со спин лошадей и загоняли их в пустую землянку, на его коне чересседельные сумы.
Из землянки Нечая выбежала Каенкай:
Алдар!
Ногаец посмотрел на неё, улыбаясь уголками губ, с коня не слез, передал сумы. О чём-то разговаривали, Алдар слегка повернулся, отыскал взглядом Нечая и тут же отвернулся.
Заботливый, ей, видать, привёз чего-то. О тебе, чай, говорят, сказал Тит.
Пущай, жалко, что ли? ответил Нечай. Кто он?
Брат ейный. Не понравиться ему, как узнает, что ты его сестру зарезал.
Знамо дело, не понравиться. Тебе бы понравилось?
Мне и не понравилось, ты же знаешь. Когда мою сестру сын боярский изнасиловал, сестра с горя утопилась, а я кишки сынку боярскому выпустил и в разбойники подался. Давно это было А как сейчас помню.
Вот то-то. А так как он узнает? Мало ли от чего баба умереть может.
Нечай принёс в землянку огромного осетра, увидев брезгливое выражение лица Каенкай, улыбнулся:
Неужели не пробовала?
Каенкай замотала головой.
Странно. На Руси такую рыбу на стол царям подают.
Каенкай недоверчиво посмотрела на Нечая.
Правду говорю. Неужели ни когда не ела?
Я в нищете не жила, наш род не бедный. А рыбу у нас только бедные едят.
А эту рыбу на Руси только богатые едят. Приготовь её, Каенкай, сама поймёшьвкусная.
Осетра разделали и сварили.
Ну как? спросил Нечай. Вкусно?
Каенкай замотала головой:
Без соли не очень. Почему вы, казаки, соль не едите?
Едим. Да где взять её?
На озере.
На каком?
На солёном. Хотя у вас всё равно лошадей нет. Как вы туда доберётесь?
Атаман был очень удивлён:
Соль? Вот так просто насыпал в мешок и всё?
Она сама там не была, ответил Нечай, но так говорят.
И недалеко?
Ну да. Полтора дня туда, полтораобратно. На лошадях.
На лыжах быстрей будет. Дорогу знает?
С чужих слов.
За солью ходили молодые казаки Юшка Зипунов, Шумилко и с ними Тимофей Муха. Вернулись довольные, с солью.
Ну, теперь заживём, сказал атаман, он весь сиял от радости, и в поход можно с собой солонину взять. А если соль в мешки набрать, да в Городе продать, то и в поход идти не надо. Добрым словом твою Каенкай будем вспоминать, Нечай.
Нечаю почему-то стало грустно.
Казаки ловили рыбу. Прорубили проруби и опустили туда гарпуны. Рядом с наконечниками гарпунов привязано на верёвке грузило, били только осетров. Главное, что бы сомы не попались, поранить сомак несчастью, водяной мужик может и обидится. Рыбалка удалась: на льду лежали брёвна осетровых туш. И не заметили, как нахмурилось небо, повалил снег.
Собираемся, быстро, скомандовал Нефёд.
Ветер усилился и как-то сразу, быстро стемнело. Казаки на салазках потащили рыбу. Ничего не видно, сплошное белое кружево в темноте.
Нефёд, тут кусты какие-то.
Сбились малость, в берег уткнулись, предположил атаман. Давай левее, там должно быть, остров.
Опять уткнулись, на этот раз в стволы деревьев.
Это мы на другом берегу, сообщил атаман. Давай правее.
Сома, наверное, поранили, чего так плутаем?
Пошли правее.
Что-то мы как-то уж больно долго идём, сказал Нечай.
Так, останавливаемся, сказал Нефёд. Все в сборе, никто не потерялся?
Да вроде как все. Только останавливаться нельзязамёрзнем.
И действительно: под тулупы и бараньи шапки пробирался мороз.
Надо решить: где наш кош? Впереди или сзади?
Как же тут решишь, Нефёд? Ветер вон как завывает. Буран.
Тихо, сказал Юшка. Слышите?
Нет. А что?
Как будто кто-то железом об железо стучит.
Да это тебе кажется, Юшка. Кто в коше может стучать? Там никого нет.
Как это никого нет? А моя Каенкай?
Действительно кто-то стучит, сказал атаман, пошли.
И он решительно повернул назад.
Каенкай сидела посередине коша на снегу, левой рукой держала большой котёл, а правой била по нему чеканом. Она была вся залеплена снегом, замёрзла, но упорно била и била в котёл, ничего не соображая и ничего не видя вокруг себя.
И вдруг сильные руки подняли её и стали отряхивать от снега.
Каенкай, милая моя, замёрзла? Всё, всё, вернулись мы, спасибо тебе, выручила. Пошли в землянку.
Каенкай уткнулась лицом в тулуп Нечая и разрыдалась.
Утром Каенкай заболела, горела вся. Нечай укутал её потеплее и поил осетровым отваром, больше лечить было не чем.
Казаки приходили благодарить Каенкай, посидят, повздыхают и уйдут.
И как её резать после этого? спросил Влас Мыкин, выйдя из землянке Нечая.
Не наше это дело, Влас, ответил Тимофей Муха, а Нечая. Его баба, он пускай и думает.
Да как же не наше? Сколько она добра принесла товариществу.
Ну и что? Овцу вон тоже стригут, а придёт время, зарежут и на мясо пустят.
То овца, а Каенкай всё же человек. Не по-божески как-то.
Да какой ещё Бог в этой лютой степи? отмахнулся Муха.
С каждым днём всё чище становилось небо, всё ярче светило солнышко, приближалась весна.
Нечай ходил угрюмый и всем не довольный, рычал на всех по делу и без дела и только с Каенкай был ласков и внимателен.
Однажды ночью с грохотом вскрылся лёд, на Реке начался ледоход. Но прошёл и он, снег таял в степи, трава появилась на солнечных косогорах, широко разлилась Река. Казаки с неподдельным интересом смотрели на Нечая. Каенкай смотрела на него тоже как-то странно. Смущало то, что у неё стал выпирать живот. Про беременность он не спрашивал, и так всё понятно. Если резать, то резать придётся как бы двоих, впрочем, бывало и младенцев резали, не то, что беременных.
Наконец Нечай решился и целый день в полном одиночестве на обрывистом берегу реки точил нож. А утром повёл Каенкай на это место.
Каенкай шла впереди молча, ничего не спрашивая. Остановилась у обрыва и стояла, не поворачиваясь к Нечаю. Он остановился, вытащил из ножен нож, зачем-то обтёр его о штанину, сделал шаг и застыл на месте.
Каенкай обернулась, посмотрела на него гордо своими чёрными раскосыми глазами и сказала по-русски с жутким татарским произношением:
Что же ты остановился, муж мой. Реж. Не нарушай обычай.
Ты говоришь по-русски? удивился Нечай.
У меня мать русская.
Так ты всё знала. И почему
Лучше три месяца быть твоей женой, чем всю жизнь «чёрной» женой. Терпеть унижения, а то и побои. Зачем? Брата убили, когда меня похищали. Он весёлый был Мне жить не хотелось. Думала, будет случайзарежу себя. А тут вы. И твой друг сказал, что всё одно ты меня зарежешь весной. Вот я и подумала: зачем самой резаться? Муж зарежет, и мы с братом опять будем вместе, как в детстве. Реж, Нечай, чего ждёшь?
И отвернулась. Нечай решительно шагнул к Каенкай, поднял ей голову вверх за подбородок, занёс над ней нож, она закрыла наполненные слезами глаза. Он зарычал, как раненый зверь, вложил нож в ножны, взял её за руку:
Пойдём.
В центре коша Нечай закричал:
Круг! Круг!
Из землянок появились казаки, увидев Нечая за руку держащего Каенкай, они повеселели, с души камень свалился.
Что случилось? спросил Нефёд Мещёрин.
Плохой я казак, браты, не могу Каенкай зарезать, обычай нарушаю. Режьте меня сами с ней вместе.
Вот ещё, сказал Влас Мыкин, из-за бабы доброго казака жизни лишать.
А всё равно мне без неё не жить.
Так живи с ней, воскликнул Тимофей Муха.
А как же обычай? растерянно спросил Нечай.
А что обычай? сказал Нефёд. Обычай не Слово Божье, его и поменять можно.
Можно-то можно, сказал Арзамасец, только что мы с ней делать будем, когда в поход пойдём? С собой возьмём?
Это не дело. В походе бабе не место. Как при ней в ладье по нужде ходить будем?
Так и будешь. Что её здесь одну оставлять?
Глупые вы, казаки, сказала Каенкай по-русски, если один из вас взял меня в жёны, то вы все породнились с моим родом.
Так ты по-русски понимаешь? ахнул Муха.
У неё матьрусская полонянка, пояснил Нечай.
А мы-то при ней языками мололи, сокрушался Влас.
Угомонитесь, казаки, громко сказал атаман. Так что ты говоришь, Каенкай, мы породнились с твоим родом и что?
Я у себя в кочевье лето буду, осенью вернусь.