- Плат-то девичий, - не понял шутки Олексаха. - Красивый плат. Бабки таких не носят.
Тут вышла из избы Игнатиха. Шамкнула ртом беззубым, травы пучок протянула.
- И что - полпула за сей гербарий? Ну, бабка, ты в пролете. Чья, кстати, косынка? Да не смотри ты так, нам твое колдовство - тьфу - напрочь по барабану. Ульянка где, сказывай! Да не бойся, друзья мы... Гришани-отрока волей присланы.
Колдунья, проявив неожиданную прыть, попыталась скрыться в избе. Не на тех напала! Олег Иваныч ловко подставил сапог в щель меж косяком и дверью.
- Чур тебя, чур! - плюнув на гостей, зашипела Игнатиха и сделала последнюю попытку впиться Олегу Иванычу в глаза желтой костлявой рукой.
- Ну ты вообще уж ополоумела, блокадница хренова! - не на шутку рассердился Олег Иваныч. - На костер захотела, кости попарить? Так мы тебе это зраз обеспечим... Хватай ее, Олексаха!
В этот момент из распахнувшейся двери выскочила девчонка с черными распущенными по плечам волосами. В руках она держала настороженный боевой самострел. Как и натянула-то, умудрилась? Блеск ее холодных голубых глаз обещал пришельцам мало хорошего.
- А ну, отпустите бабусю, не то хуже будет!
- Ох, как надоели мне эти тинейджеры, - покачал головой Олег Иваныч, поворачиваясь к девчонке. - Ты Ульянка, что ль?
- Не твоего ума дело! Отпускай, сказываю!
- Я - Олег Иваныч. Гришаня, чаю, рассказывал?
- Рассказывал. А не врешь?
- Ну, блин. - Олег Иваныч почесал затылок. - У Гришки родинка под левой лопаткой, так?
- Ну, так, - подумав, согласилась девчонка и покраснела.
- Может, в избу пройдем все-таки? Не май месяц.
Ульянка посторонилась, опустив самострел, и Олег Иваныч, пригнувшись, вошел в жилище. За ним последовала и сама хозяйка, колдунья Игнатиха, ведомая бдительным Олексахой.
- Что с батюшкой? - Ульянка схватила за руку усевшегося на лавку Олега Иваныча. Ничего не отвечая, тот внимательно рассматривал внутреннее убранство избы. Закопченные стены, такой же потолок - избенка была курной, узкое, едва пропускающее свет оконце, затянутое бычьим пузырем. По стенам висели пахучие пучки трав, выделанные беличьи и куничьи шкурки, в углу - к удивлению Олега - икона Параскевы Пятницы. Пятницы... Где-то уже слышал Олег Иваныч про пятницу-то... В центре, в очаге, сложенном из округлых речных камней, весело пылало пламя.
- Плохо дело с батюшкой-то твоим, - в ответ на Ульянкины мольбы молвил Олег Иваныч. - Пойман и в поруб посадничий брошен! Ну не реви, не реви, не надо. - Он ласково погладил плачущую девчонку по голове. - Слезами, сказывают, горю не поможешь. Хозяйка, может, угостишь чем?
Выпущенная из цепких рук Олексахи колдунья, поворчав, поставила на стол глиняный кувшинец с исполненным квасом. Хороший напиток, хмельной и нa вкус приятный.
- Короче, нельзя Ульянке тут оставаться. Сыщут!
- Да как сыщут-то?
- Как, как... Как мы отыскали. Бежать ей надо, бабуся! И чем скорее тем лучше. Иначе и ее пытать будут. На Москве сестрица есть, батюшка сказывал?
- Так. Гликерья. За Нежданом, двора постоялого держальщиком, замужем, кивнула Ульянка.
- Примут сестрица-то с держальщиком?
- Про Неждана не знаю. А сестрица, думаю, рада будет... А батюшка-то? А... А Гриша... он что, тоже в порубе?
Олег Иваныч кивнул, задумался.
- Посольство московское не сегодня-завтра отъедет. Поговорю с Товарковым, Иван Федорычем. А ты наготове будь. Ежели что, вот он, - Олег Иваныч кивнул на Олексаху, - заедет конно. Поняла, дщерь неразумная?
- Ой, батюшка...
Поцеловав руку Олегу Иванычу, Ульянка бросилась на колени, к иконе:
- Матушка, Параскева-Пятница, убереги батюшку да Гришу...
- Ладно, не убивайся. Может, и обойдется еще...
Врал Олег Иваныч. Ой, врал, ой, лукавил. Ой, не обойдется. Не обойдется, коль сама Господа за дело то взялась.