Целыми днями я увлеченно постигала премудрости жизни африканских воинов. Стараясь ни в чем не уступать Киби, я быстро сравнялась с ним в ростеи даже переросла его. Теперь я частенько опережала своего чернокожего друга, когда мы бежали наперегонки босиком по высокой золотистой траве. Ночью нам тоже было не до снаведь начиналось самое интересное.
Едва темнело, мы стремглав неслись по мягкой свежескошенной траве к лесускорей, скорей! и с разбегу прыгали в густые заросли, крича и смеясь от восторга, когда прохладная роса обрызгивала нас с ног до головы.
Ночной лес, полный, тайн, манил нас. У меня перехватывало дух, когда рядомтолько протяни рукувдруг вспыхивали два зеленых огонькаглаза леопарда.
А через мгновение с угрожающим рычанием кошка бесшумно исчезала, как будто таяла в темноте. В такие минуты я ощущала себя козочкой, которую отец обычно привязывал к дереву как приманку для леопарда, когда охотился. Забравшись для безопасности на огромный бак с водой, я видела, что несчастное животное дрожит от страха, чувствуя приближение хищника.
Отец же хладнокровно вскидывал ружье и «Не промахнись, не промахнись?»шептала я и сжимала кулаки в напряженном ожидании выстрела.
В ночном лесу опасность поджидала нас на каждом шагу. Но уроки арапа Майны не прошли даром: каждый шорох, каждый звук был нам знаком, и ничто не могло испугать нас. Ни стрекотание цикад, ни похрапывающее бурчание древесных лягушек, ни громкая перекличка даманов, то и дело прерываемая визгом и свистом.
Стайки этих пушистых, похожих то ли на морских свинок, то ли на кроликов зверьков частенько попадались нам. Каково же было мое удивление, когда отец сказал мне, что, оказывается, эти бесхвостые маленькие «певуны» с неплохими вокальными даннымиближайшие родственники слонов!
Мы слышали в лесу тяжелую поступь их могучих собратьев, сокрушавших кустарник и мелкие деревца на опушке. Но близко к ферме слоны не подходилиони чувствовали запах лошадей и человеческого жилья и предпочитали держаться подальше.
Лес, окружавший ферму, буквально кишел змеями. Вовремя обнаружить нору с упругим, вибрирующим кольцом, ловко уклониться от проносящегося по воздуху смертоносного зигзага или от неожиданно повисшего на ветке извивающегося «каната» с дрожащим раздвоенным языком Заметить в шаге от себя покрытую чешуей ленту, обвившую ствол и сливающуюся с темной древесной корой. Вот когда я с благодарностью вспоминала арапа Майну! Если бы не его наставления, каждая такая встреча могла стать последней!
Так незаметно летело время. Я не успела оглянуться, как уже прошло несколько лет с того дня, как мы впервые ступили на землю Кении.
Захватывающие путешествия по лесу ночью. Уже светаломы с Киби уже скакали верхом no золотистой траве, объезжая лошадей, или отправлялись на охоту с отцом.
Упорный труд не пропал даром. Пришло время пожинать плоды. Покрывавший наш участок дикий кустарник выкорчевали. На открывшемся просторе отец посадил пшеницу и маис. Молодые побеги, покачиваясь на ветру, весело зеленели под солнцем.
Когда же урожай созрел, отец выгодно продал зерно, а на вырученные деньги купил два стареньких двигателя и построил мельницу.
Теперь наша фермаГрин Хиллсоказалась центром притяжения для всей округи.
Частенько, вскочив утром с постели и подставив лицо ласковым лучам солнца, я с восторгом наблюдала, как по глинистой дороге между спускающимися террасами полями в направлении фермы движется бесконечная вереница повозок, запряженных буйволами. Все они были доверху нагружены зерном.
Мельница работала днем и ночью без остановки. Клиентов становилось все больше, дела шли в гору, и нам постоянно требовались рабочие руки.
С раннего утра я слышала, как доносятся с дороги резкое пощелкивание хлыстов и окрики, это возницы подгоняли быков, тянущих доверху нагруженные зерном повозки. Все окрестные племенада и не только окрестныепривозили к нам урожай: масаи, нанди, жители высоких горкикуйя и равнинные обитателикавирондо. Вскоре о нашей мельнице прослышали и голландцы. Наши доходы росли, и отец вкладывал их в ферму. Сначала вместо железных навесов, под которыми держали лошадей, появилась конюшня.
Вскоре их стало уже несколько. Только что отстроенные фуражные заполнились приятно пахнущим сеном, а в денникахособая гордость моего отца! появились племенные жеребцы. Я прыгала от восторга, увидев, какие они красивые! К тому же отец сказал мне, что эти животныесамые лучшие в Африке, а может быть, и вообще на всем белом свете.
Воспоминания о маме и Дики иногда посещали меня, особенно перед сном. Я прислушивалась к ночным шорохам, доносящимся снаружи и убаюкивающим меня, в эти мгновения их лица всплывали передо мной и тут же исчезали. Я не знала, пишет ли мама отцу, во всяком случае, мне она писем не присылала. Мне было трудно представить себе, как они живут там, в Англии. Наш старый дом был продан. Но где бы они ни обосновались, то, что окружало их, деревья, звезды, воздух, все это резко отличалось от того, что я видела в Нджоро. Там по-другому шел дождь, там по-другому светило солнце, и цвет заката был совершенно иной, расплывчатый и тусклый. Я сбилась со счету, считая закаты, отмечавшие месяцы нашей разлуки.
Время лечит любые раны, и постепенно мои воспоминания о матери поблеклимне стало уже трудно воскресить в памяти черты ее лица, воссоздать ее голос и слова, которые она мне говорила. Дни, проведенные вместе с ней, словно подернулись пеленой, стушевались. Глядя в окно фермы, я отчетливо понимала, что мое будущее простирается передо мной, как эта величественная равнина, раскинувшаяся от угловатого кратера Мененгаи до ослепительно-голубой вершины горы Кения. И оно больше не связано с матерью. Инстинктивно я чувствовала, что надо смотреть вперед, жить будущим, а мать и ее отъезд Мысли о ней лучше спрятать поглубже, чтобы больше не плакать и не обижаться. Надо убедить себя, что так было необходимо. И кончено. Своего рода прошение, закалка характера. Так масаи заостряют наконечник стрелы прежде, чем она попадет в цель.
Когда я пришла к такому решению, я ощутила ясно«малышка» Лаквет сдала свой первый важный экзамен и поднялась на ступеньку вверх. Впрочем, все было и так очевидно. Моя жизнь была связана с фермой, с этой поросшей кустарником местностью, которая ее окружала. Унизанные острыми шипами деревья, вздымающиеся косогоры и приплюснутые возвышенности, обильно поросшие растительностью. Глубокие темные борозды между холмами и высокая трава, похожая на вытянувшиеся кукурузные побеги. Все это стало неотъемлемой частью моей жизни. Здесь словно случилось мое второе рождениея нашла себя, свое истинное «я». Здесь был мой дом. И хотя однажды мне предстоит утратить все это, все улетучится в миг, как горстка красной пыли с ладошки на ветру, я уверена, мне было предназначено провести детство на этой земле, в этом чудесном месте, где я знала наизусть каждую травинку. В единственном месте на свете, о котором я могла сказать твердо: я родилась, чтобы жить здесь.
Глава 3
Раннее утро. Тишина. Вдруг на конюшне слышится удар колоколаон звучит необыкновенно отчетливо в прозрачной утренней дымке. Первыми поднимают головы ленивые пестрые петухи, за ними пробуждаются гуси, вечно покрытые тонким слоем красноватой пыли, в которой они любят поваляться. Слуги, конюхи, садовники, пастухиферма мгновенно оживает. Шаги, приглушенные разговоры, постукивание упряжи доносятся в мою, как у масаи, обмазанную глиной хижину. Она стоит рядом с отцовским рондавелем. Вместе со мной живет мой любимецполукровка Буллер, большой, устрашающего вида пес, очень послушный и ласковый со мной. Едва заслышав колокол, он начинает тихо скулить, потягиваясь, вылезает из своей импровизированной постели, устроенной у меня в ногах, подходит ко мне и ласково толкает, осторожно просунув: квадратную голову под мою руку. Я чувствую его влажный нос, прикасающийся к моей коже, и глубокие шрамы в форме полумесяца, покрывающие его голову. Вместо правого уха у Буллеракомковатая, уродливая шишка. Он лишился уха в ту страшную ночь, когда в мою хижину ночью пробрался леопард и, схватив Буллера, утащил его в темноту. Буллер отчаянно дрался, и ему удалось перекусить горло леопарду. Он приполз домой, покрытый кровью, своей и своего поверженного врага. Он был победителем, но шансов выжить после драки у пса было немного. Мы с отцом выхаживали его, пока он не выздоровел. Буллер и до этого случая не был красавцем, но после истории с леопардом он поседел и слышал только одним ухом. Однако мы его обожаливедь схватка с леопардом не сломила собачий дух, Буллер был, как и прежде, смел.