Когда Луций Цезарь говорил, что погода портится, Гай говорил, что вот и нет, погода такая ему и нравится больше всего.
А я говорил:
Потому что Гай у нас очень необычный мальчик с необычными предпочтениями. Но большинство людей любят солнечные и теплые дни, правда, Луций?
Ты тоже не очень мне помогал.
Я люблю солнце, чтобы оно меня грело.
Не чтобы оно тебя грело, сказала мама. А за то, что оно тебя греет.
Я сказал:
И тем не менее, по милости солнца мы можем наслаждаться всеми дарами земли. Вот, попробуй яблоки в меду.
Он, паскуда, съел все мои любимые яблоки в меду, пополнение запаса которых, учитывая наше финансовое положение, в ближайшее время не предвиделось. Я его почти возненавидел, но продолжал мило улыбаться. Луций Цезарь спрашивал, каковы наши успехи в учебе, но так как успехов у нас не было никаких, вместо них я продемонстрировал, как ловко умею стоять на голове (меня чуть не стошнило, все ради моей семьи).
Тот, сказал я, ощущая, как кровь приливает в голове с отчаянным жаром. Кто умеет так делатьнастоящий оратор. Я имею в виду, из этого положения можно говорить все, что угодно, и будет интересно.
Марк, прекрати, это неприлично.
Но Луция Цезаря я позабавил.
А что еще умеешь? спросил он, глядя на меня светлыми, умными глазами. Глаза этих Юлиев всегдаглаза умных животных. Внимательных кошек.
Спроси лучше, сказал я, рухнув на пол. Чего я не умею. Маловато таких вещей, но если вы угадаете, дам фигурку коня, мы привезли оттуда, с Крита.
Слово "Крит" я произнес со зловещим придыханием: это подняло бы в цене и мою фигурку и его помощь маме.
Луций Цезарь хмыкнул, разглядывая нас троих, потом сказал:
Хорошо, Марк, можешь ли ты процитировать мне вторую песнь "Илиады".
О, сказал я, пригорюнившись. Это та, где много-много кораблей?
И хотя Тисиад хорошенько задрачивал нас с этим Гомером, и я мог бы назвать корабли без проблем, я смиренно опустил голову.
Нет, не могу, прости. Сейчас принесу тебе конячку.
И Луций Цезарь проявил прекрасное благородство, сказав:
Оставь себе, Марк. Игрушка будет напоминать тебе о том, что никогда не надо хвастаться.
Этих Юлиев хлебом не корми, дай кого-нибудь чему-нибудь научить. Я обрадовался, засмеялся и закивал.
Тогда, пока ты не передумал, родич, я возьму братьев, и мы пойдем заниматься, если ты не против?
Судя по всему, я предсказал его желание, и Луций Цезарь довольно и степенно кивнул. Мама смотрела на меня большими глазами, ее светлые брови поднялись так высоко, как никогда прежде.
Но она удержалась от комментариев вроде: я тебя не узнаю, Марк.
Я забрал вас, и мы пошли в детскую. Как ты понимаешь, я был страшно доволен. Маме нужен был богатый мужчина, способный решить наши финансовые проблемы.
Гай тут же вывернулся из моих рук.
Ты, придурок, ведешь себя, как ручная обезьянка.
А ты, сказал я. Как дикая.
Я не хочу, чтобы он был нашим отцом.
Я пожал плечами.
И не будет, он родич. А чего ты хочешь, Гай?
Гай у нас отличался дурным, капризным, сложным нравом с самого детства. Лучшее, что можно было предпринять, когда на него находилоне мешать.
Я, сказал он. Я хочу
Орла? спросил ты.
Какого орла?
Ну, я бы хотел орла.
Я сел на кровать.
Ребятки, сказал я. Маме и без того нелегко. Ей нужен мужик.
Не нужен ей этот мужик, сказал Гай. Ни этот, ни какой-либо другой. Ей нужен папа.
Но папавсе, сказал я. Несите следующего.
Марк!
Ты знаешь, что я прав. Это будет не он, а какой-нибудь его жирный друг.
Жирный друг? спросил ты.
Я пожал плечами.
Да. У всех есть жирный друг, единственный шанс женить которогоподложить ему женщину в беде. Так все и поступают с жирными друзьями.
Я не хочу жирного папу! заорал Гай, и я зажал ему рот. Ты захохотал.
Полно людей живут себе с отчимами и нормально! А вы что хотите, чтобы
Я хочу, сказал ты. Чтобы мама вышла замуж за дядьку.
Я помолчал, не зная, как тебе объяснить.
Мама не любит дядьку, сказал Гай невнятно, а потом укусил мою ладонь.
Спасибо, придурок. Да, мама не любит дядьку.
Но жирного друга она тоже не любит.
Кто знает, ребята, может, у него прекрасная и возвышенная душа. Мы его еще не видели.
Ты сказал:
Пойдем-ка послушаем их.
Но я схватил тебя за плечо, милый друг, и сказал:
Нет, мы не будем совать свои любопытные носы, куда не просят. Пусть наша судьба решится так.
Я не хочу, чтобы моя судьба была связана с новым отцом, сказал Гай. Пусть хоть он будет сам Геркулес, я убью его.
Сказал с тем, знаешь ли, пафосом, на который способны только совсем маленькие дети, у которых все всерьез.
Какой ты злодей, засмеялся я. Ладно, давайте-ка во что-нибудь поиграем.
Честно говоря, я склонялся к тому, что у Луция Цезаря нет жирных друзей, слишком уж он добродетельный, и, наверное, друзья его предпочитают умеренность во всем. Кто же, кто же, кто же.
Мы с Эротом даже целый список предполагаемых женихов матери составили (вам я его не показал, вы и слышать ничего не хотели).
Через пару недель Луций Цезарь пришел с дядькой, держались они друг с другом натянуто, и мать, организовав обед, оставила их вдвоем. Они что-то там обсудили, а мама сидела с нами и читала вслух стихи греческих поэтов. Я делал вид, что слушаю, но меня куда больше занимало, что дядька явно разговаривает с Луцием Цезарем на повышенных тонах.
Наконец, я услышал:
Но это невозможно!
Луций Цезарь ответил что-то, что не утешило дядьку. Собираясь уезжать, он по очереди прижал нас к себе, потом долго смотрел на маму, но никому ничего не сказал. Луций Цезарь едва заметно кивнул маме и спросил, нет у ли нее воды с медом, от долгой беседы у него заболело горло.
А на следующий день мамин жених приехал познакомиться.
Мама ничего нам не говорила, так что, сказать, что мы обалдели, значит, ничего не сказать. Я ожидал, что мама согласится выйти даже за достаточно богатого вольноотпущенника. Ожидал человека уродливого или злобного, из тех, что вынуждены покупать жену исключительно за деньги.
Но к нам приехал Публий Корнелий Лентул Сура, и само имя это внушало почтение и трепет, а кроме того, ты же помнишь, что в том году он был консулом. Конечно, безобразие быстро закончилось, и уже в следующем году его погнали из сената за "испорченность", не совместимую с деятельностью государственного служащего и патриота (иными словами за трату денег республики на чуждых нам политически сирийских и греческих проституток). Кто знает, если бы Публий выбрал отечественных дев, как двинулась бы история?
Впрочем, до очередного нашего позора еще далеко. В то время Публий был недосягаемым и невероятным человеком. Тем более, мир большой политики остался, как мы думали, далеко позади.
И вот он, консул, в окружении суровых ликторов, переступает порог нашего дома.
Рассказывали о Публии и такую историю: однажды он предстал перед судом, уже не помню, по какому поводу (что-то, связанное с коррупцией, наверняка). Что бы там ни было, в конечном счете его оправдали с перевесом в два голоса. На что он отреагировал так:
Я, очевидно, переплатил. Не стоило подкупать столько народу, хватило бы и перевеса в единственный голос.
Он вызвал у меня восторг, но в то же время сразу не понравился, и куда больше, чем я ожидал. Сейчас постараюсь объяснить, почему. Я рассчитывал увидеть того самого жирного друга или ужасного мужика, от которого придется претерпевать несправедливости и защищать маму. Или даже просто какую-нибудь скучную паскуду, которой никак не устроят женитьбу. Да почти кого угодно.
Но Публий был великолепен, и я испугался, что мама его полюбит.
Я был вполне согласен на кого-то, кто, присутствуя номинально, никогда не заменит мне отца. Того, кто никогда не влезет в наш уютный мирок любящих друг друга людей. Мне не нужен был четвертый, четвертый умер уже будто бы давным-давно, и место, где он должен был быть, заросло, как рана, новой плотью забвения.
Но Публий оказался красив, обходителен, весел и спокоен. Он чем-то напоминал отца и поэтому злил меня еще больше. Не внешне, нет, ты же помнишь Публия, у него светлые, приятного глазу, пшеничного цвета волосы, с которыми всегда очень весело играло солнце, чуть усталые глаза доброго политика и очаровательнейшая улыбка наглеца и лжеца такого искусного, что верить ему хотелось всем сердцем. Помню его вздернутый нос, помню, как (странное совпадение, почти до боли) он вертел кольцо на пальце по-отцовски нервно, помню сколотый клык с левой стороны. Как похож и как непохож он на отца, братец.