Конец второй недели занятий в Рингвэе пришелся на конец января. Это был день рождения отца. Пэл думал о нем весь день, жалел, что не может подать ему знак: ни письмо послать, ни позвонитьничего. Отец подумает, что он его забыл. Было грустно. Вечером он так мучился, что, несмотря на усталость, никак не мог уснуть. Все уже добрый час как храпели, а он все размышлял, лежа на узкой кровати и уставившись в потолок. Как же ему хотелось крепко обнять отца. С праздником, самый лучший папа, сказал бы он ему. Смотри, какой я стал, как хорошо ты воспитал меня. И вручил бы ему прекрасные подаркиредкую книжку, которую откопал у букиниста на набережной Сены, или небольшую акварель, которую нарисовал сам, или фотографию в красивой рамке, украсить его пустоватый стол. Со своей зарплаты британского военного он мог бы даже подарить ему красивый пиджак из английского твида, ему бы очень пошло. Идей у него было с избытком. С завтрашнего дня он начнет экономить, чтобы отец ни в чем не знал недостатка, когда они снова будут вместе. Он мечтал, как они поедут в Нью-Йорк на теплоходе, естественно, первым классом, денег ему хватит. Или, еще того лучше, полетят самолетом и уже через несколько часов увидят новые горизонты. В дождливые дни в Париже поедут на юг осматривать Грецию или Турцию, станут купаться в море. Отец будет считать его самым замечательным сыном на свете, скажет: Сынок, как мне с тобой повезло. Сын ответит: Всем, что во мне есть, я обязан тебе. А еще он познакомит его с Лорой. Может, она переедет жить в Париж. В любом случае по воскресеньям они будут ходить в лучшие рестораны, отец наденет новый элегантный английский пиджак, Лора свои жемчужные серьги. И всеофициант, старший официант, сомелье, клиенты, шоферыувидят, насколько они великолепны. Под конец ужина отец, покоренный Лорой, сложит под столом руки и станет украдкой молиться о свадьбе и внуках. И жизнь их будет такой прекрасной, какую только можно представить. Да, Пэл собирался жениться на Лоре: чем дольше он был рядом с ней, тем больше убеждался, что она единственная женщина, которую он сможет по-настоящему любить всю жизнь.
Лежа неподвижно в кровати, он прислушивался к храпу, к тому еще совсем недавно неведомому сопению, что теперь настраивало на такой мирный лад. Думал, какая отличная у них будет семьяон, отец и Лора. И тут увидел в темноте громадный силуэт Толстяка: тот встал с кровати и на цыпочках направился к двери.
13
Пэл незаметно, тенью среди теней, следовал за Толстяком по длинным коридорам Данэм-Лоджа. Когда Толстяк выходил из комнаты, ошеломленный Пэл заметил, что на том надето пальто. Он не осмеливался показаться, его терзали вопросы и страх. Неужто Толстякпредатель? Нет, только не Толстяк, он такой добрый. Может, тот идет наверх, к югославам, стащить провизии? Но тогда почему он в пальто? Когда Толстяк, пригнувшись, прячась, перешагнул порог дома и скрылся в темноте, Пэл уже не знал, что и думать. Может, поднять тревогу? Но решил идти за ним и тоже выскользнул на улицу. Он был раздет, но от возбуждения не чувствовал ночного холода. Толстяк шагал по темной безлюдной дороге быстро, словно знал, куда идти, широким шагом, потом даже побежал, потом застыл на месте. Пэл бросился за куст, думая, что его заметили. Однако Толстяк не обернулся, пошарил в карманах и вытащил оттуда какой-то продолговатый предмет. Радиопередатчик? Пэл затаил дыхание: если предатель-Толстяк его обнаружит, то наверняка убьет. Но в руках у Толстяка был не передатчик. Расческа. Пэл в изумлении смотрел, как Толстяк причесывается, стоя посреди ночи на тропе. Он перестал что-либо понимать.
* * *
Толстяк по-женски взвизгнул и уронил расческу в грязную лужу, боясь даже обернуться и посмотреть, кто его зовет. Не лейтенант Питер, он бы его узнал по акценту; лейтенант тоже называл его Толстяком, но в его устах это звучало скорее как Тоулстьюк. Наверно, это Дэвид-переводчик. Да, точно Дэвид. Толстяк приготовился к военной тюрьме, полевому суду, возможно, к смертной казни. Как объяснить офицерам УСО, что он каждый вечер дезертирует из Данэм-Лоджа, чтобы встретиться с женщиной? Его расстреляют, наверно публично, в назидание всем. Он задрожал всем телом, сердце у него остановилось, на глаза навернулись слезы.
Толстяк, мать твою, ты что творишь?
Сердце Толстяка забилось снова. Это Пэл. Его славный Пэл. Ах, Пэл, как он любит его! Да, в этот вечер любит больше, чем когда-либо. Ах, Пэл, храбрый вояка, верный друг, да и из себя видный, обаятельный, все дела. Какой потрясающий парень!
Голос Пэла раздался снова:
Ну, Толстяк! Что происходит, черт тебя дери?
Толстяк глубоко вздохнул.
Пэл, это ты, Пэл? Ох, Пэл.
Я конечно, кто же еще!
Великан подбежал к Пэлу и обнял его изо всех сил. Он был так счастлив поделиться своей тайной!
Э, Толстяк, да ты вспотел!
Потому что я бегу.
Да куда бежишь-то? Знаешь, что с тобой будет, если тебя сцапают?
Не волнуйся, я все время так делаю.
Пэл не мог опомниться.
Я хожу к ней, объяснил Толстяк.
К кому?
К той, на ком я женюсь после войны.
И кто она?
Официантка из паба.
Из паба, где мы были?
Да.
Пэл был потрясен: Толстяк в самом деле ее любит. Тот, конечно, уже говорил это в туалете, но никто ему не поверил, да и сам Пэл посчитал эти слова пьяными откровениями.
И ты ходишь к ней? недоверчиво спросил он.
Да. Каждый вечер. Когда не приходится прыгать по ночам. Черт бы подрал эти ночные прыжки! И так весь день только этим и занимаемся, а вечеромздрасьте, снова-здорово. Как ты меня заметил?
Толстяк, в тебе по меньшей мере сто десять кило. И ты хочешь, чтобы тебя не заметили?
Елы-палы. Надо в следующий раз не облажаться.
Через неделю учеба кончается.
Знаю. Потому и хочу выяснить хотя бы, как ее зовут Чтобы найти ее после войны, понимаешь?
Конечно, Пэл понимал. Лучше, чем кто-либо.
Заморосил привычный мелкий дождик, и Пэл вдруг ощутил ужасный холод. Толстяк это заметил.
Возьми мое пальто, у тебя зуб на зуб не попадает.
Спасибо.
Пэл надел пальто и понюхал воротникот него пахло духами.
Ты душишься?
Толстяк смущенно улыбнулся.
Духи ворованные, ты ведь не выдашь, а?
Нет, конечно. Но у кого это из наших нашлись духи?
Ни в жисть не поверишь.
У кого?
У Фарона.
Фарон пользуется духами?
Чисто девка! Девка! Не удивлюсь, если он кончит в тех лондонских кабаре, ну ты понимаешь.
Пэл расхохотался. А Толстяк убедился, что его байки про Фарона-шлюху веселят решительно всех. И пожалел, что его официантка незнакома с Фароном, хороший был бы повод завязать разговор.
В ту ночь Пэл с Толстяком отправились в паб вместе. Сели за один столик, и Пэл смотрел на любовь Толстяка. Смотрел на его ужимки, глаза, вспыхнувшие, когда она подошла принять заказ, слушал его лепет, а потом увидел его улыбкуведь она обратила на него внимание.
Вы хоть немножко общаетесь?
Нет, приятель, никогда. Только не это.
Почему?
Так я могу верить, что она меня любит.
А может, и любит.
Я еще не совсем спятил, Пэл. Посмотри на нее хорошенько и посмотри на меня. Такие, как я, всегда будут одиноки.
Что за околесину ты несешь, мать твою.
Ты за меня не беспокойся. Но как раз поэтому я хочу жить в иллюзии.
Иллюзии?
Ну да, в иллюзии мечты. Мечта кого угодно в жизни удержит. Кто мечтает, тот не умрет, потому что не разочаруется. Мечтатьэто надеяться. Жаба умер, потому что у него не осталось ни капли мечты.
Не говори так, мир его праху.
Мир прахуради бога, но это правда. В тот день, когда ты перестанешь мечтать, ты либо будешь счастливейшим из людей, либо залепишь себе пулю в лоб. Ты что думаешь, мне по приколу сдохнуть как пес, отправившись воевать вместе с ростбифами?
Мы воюем за свободу.
Опа! Пиф-паф! Свобода! Но свободаэто мечта, дружок! Опять мечта! На самом деле никто никогда не свободен!
Тогда почему ты здесь?
Если честно, сам не знаю. Но знаю, что живу, потому что каждый день мечтаю о своей официантке и о том, как нам хорошо будет вдвоем. Как я приезжаю к ней в увольнение, как мы пишем друг другу любовные письма. А когда война кончится, мы поженимся. Я буду таким счастливым!