На поверхности история выглядит обыденной. Могу представить, что кто-то воспримет ее как трагедию нелюбимой жены, «эгоистично» решившей удалиться из жизни своего мужа. Но на самом деле, в произведение заложен совсем иной смысл. Ирэн вовсе не самолюбивая супруга, а страстная ценительница: ее решение оставить Генри было принято не из самопожертвования, а из самосохранения и желания подтвердить существующие для нее ценности. Она не может впустить в свою жизнь на место Генри никого другого, с кем бы ее отношения не были столь же преисполнены воплощением разделенных с ним ценностей.
Ирэн так же не обрисовывает свои страдания как путь к трагическому концу. Счастье ее жизни состоит в осознании самого факта существования Генри, в том, что она была с ним, и что она будет любить его всегда. Даже в агонии безответной любви она обращает свое внимание целиком и полностью на ценности, а не на боль. Это особенно заметно на примере ее отчаянного стремления уберечь свой идеал от страданий, защитить его ради ее собственного блага, хоть она и оставляет его, сохранить свои ценности целыми, божественными, нетронутыми печалью потери. «Генри, ты должен быть счастлив, ты должен быть сильным и замечательным. Оставь удел страданий тем, кто не может от этого удержаться. Ты должен с улыбкой идти по жизни И никогда не думать о тех, кто на это не способен. Они того не стоят».
События, описанные в рассказе, тривиальны, но их значения и причины воплощают в себя всю суть творчества Айн Рэнд, являясь более чем необычными. Это становится возможным благодаря невероятной серьезности той страсти, которая овладела Ирэн. Вот что преображает во всем остальном обычную историю о любви.
Конечно же. есть в рассказе и грубые ошибки. На некоторых важных акцентах не заостряется должного внимания, о них просто вскользь упоминается в процессе повествования. В целом, это полная противоположность более зрелой литературе Айн Рэнд. В столь тщательно расписанные моральные устои небольшого городка с трудом верится, учитывая то действие происходило около шестидесяти лет назад. В довершении ко всему, явно бросается в глаза неосведомленность автора о некоторых особенностях английской грамматики, идиом и словаря; в результате, диалоги зачастую звучат натянуто и недостаточно правдоподобно. Я взял на себя смелость исправить самые серьезные ошибки, что касается грамматики, а также убрать из текста некоторые очевидные варваризмы, но в целом постарался передать текст в печать в целости и сохранности, отдавая должное Айн Рэнд как писателю, достойно прошедшему и этот период развития своих умений. Те читатели, которые уже ознакомились с ее романами, сами поймут, насколько она преуспела в этом.
Некоторых из нас может заинтересовать, по какой причине Айн Рэнд решила связать свою идею поклонения человеку с историей о неразделенной любви. Мое предположение тут заключается, в том что именно эта составляющая рассказа была автобиографичной. Еще в России Айн Рэнд, будучи студенткой, была влюблена в молодого человека, впоследствии ставшего прообразом Лео. Она помнила этого молодого человека, помнила о своих чувствах к нему всю жизнь. Их отношениям, тем не менее, не было суждено сложитьсято ли по личным причинам, то ли по политическим (вероятно, он был сослан в Сибирь), наверняка я этого не знаю. Но в любом случае, легко представить, что она чувствовала тогда, одна в незнакомой стране, на пороге новой жизни, и почему ее внимание было заострено на своеобразном прощальном жесте этому молодому человеку, которого она теряла навсегда. И даже, если точнее, она обращала все внимание на свои чувства к этому человеку и на ощущение его безвозвратной утраты.
Леонард Пейкофф
Мне не следовало рассказывать эту историю. Тем, что это все-таки произошло, я обязана лишь своему умению хранить молчание. Я пережила такие мучения, которые и не снились какой-либо другой женщине, а все для того, чтобы сохранить свой секрет. И вот теперь я решила о нем поведать.
Возможно, этого делать не стоило, но во мне еще теплится надежда. Последняя, единственная надежда. У меня больше нет времени. Когда для тебя больше нет смысла жить и ничто тебя здесь не удерживает, кто посмеет винить тебя в том, что ты решила воспользоваться этим шансом пока конец не настал? Поэтому я и взяла в руки перо.
Я любила Генри. До сих пор люблю. Вот все, что я знаю и могу сказать о себе. Это был мой единственный смысл жизни. Конечно, на Земле нет такого человека, который бы никогда не влюблялся. Но немногие знают, сколь далеко любовь может простираться, выходя за все рамки и преграды, за предел сознания и даже за границы человеческой души.
Я никогда не вспоминала о том, как встретила его. Это для меня абсолютно не имеет значения. Мне было суждено его встретить, и так оно и случилось. Я никогда не думала и о том, как и когда полюбила его, или как поняла, что мои чувства взаимны. Все, что я знаю, это то, что его имя навсегда вписано в историю моей жизни: Генри Стеффорд.
Он был высок, строен и красив, до ужаса красив. Его амбиции были огромны, но сам он никогда и не думал признавать это. Всю жизнь он страстно стремился к чему-то, что далеко не всегда имело определенные очертания, но даже не задумывался об этом. Он был великолепным примером для восхищавшегося им общества, а сам в это время смеялся над ним. Немного ленивый, такой скептичный и безразличный ко всему. Высокомерный и заносчивый в своих собственных глазах, он казался пускай ироничным, но искренне великодушным для всех остальных.
Разумеется, в таком маленьком городке, как наш, Генри Стеффорд был объектом охоты для всех девушек в округе и всяких доморощенных соблазнительниц. Он без стеснения флиртовал с ними всеми, заставляя их рвать на себе волосы от злости.
Его отец оставил ему в наследство крупное предприятие. Генри умело управлял им так, что оно приносило ему наибольшую прибыль при наименьших затратах. Он и дела всегда вел с той же неподражаемой улыбкой равнодушной вежливости, которая играла на его лице как при общении со светскими дамами, так и при чтении какого-нибудь бестселлера с середины.
Мистер Барнс, пожилой юрист и по совместительству мой друг, как-то сказал с присущим ему задумчивым взглядом в неопределенную даль: «Этот невозможный человек Я завидую той. кого он полюбит. И я сочувствую той, на ком он женится».
В тот момент не он один как раз бы мог мне завидовать, ведь Генри Стеффорд любил меня. Мне был двадцать один год, и я только что окончила один из лучших колледжей. Я вернулась в свой маленький родной городок, в красивое поместье, перешедшее мне по наследству после смерти родителей. Это был большой и богатый дом с необыкновенной красоты садом, лучшим в городе. У меня было внушительное состояние и совсем не было близких родственников. И по правде, я уже привыкла сама управлять своей жизнью, спокойно и уверенно.
Раз уж я решила рассказывать все начистоту, то тут мне следует добавить, что я была красива и умна. Тот, кто умен, всегда каким-то образом это понимает сам. Все в нашем маленьком городе считали меня безупречной девушкой, которой суждено безоблачное будущее, хотя и не слишком любили из-за моего чрезмерно волевого характера и решительности.
Но я любила Генри Стеффорда, и для меня это было важнее всего остального на свете, смыслом моей жизни. У меня ни разу не возникало даже мысли о том, что его место в моем сердце может занять кто-либо другой. Наверное, глупо любить человека так самоотверженно. Но я бы и слушать не стала, скажи мне кто такое. Об этом не могло быть и речи, ведь он мой смысл жизни
А Генри Стеффорд любил меня, вне всяких сомнений. Это было первым в его жизни событием, над которым он не улыбался.
Представить не мог, что окажусь таким беззащитным перед любовью, бывало, говорил он. Представить не могу, чтобы ты принадлежала не мне, Ирэн. Ведь я всегда добиваюсь того, чего желаю, а желаннее тебя для меня нет ничего на свете!
Он покрывал мои руки поцелуями, от кончиков пальцев до плеч А я смотрела на него, и у меня внутри все замирало. Каждое его движение, его жесты, звук его голосавсе в нем заставляло меня трепетать. Когда тобой овладевает такая страсть, то подчиняет себе без остатка, до самого последнего вздоха. Она заставляет пылать без огня и все еще пламенеет даже тогда, когда уже нечему остается гореть Но тогда, ох как же счастлива, как счастлива я тогда была!