И до сих пор это чувствозагадка для меня. Один свою грубость разговорами об этом чувстве прикрывает. Другой, человек и правда уважаемый, вежливый, мудрый, ведет себя сдержанно, скромно, никому не мешает, не грубит, а его оттолкнут, обзовут, высмеют. Но тут уж каждый сам решает, каким ему быть и насколько крепко его решение.
Новая запись.
Расскажу-ка я о своих «сокровищах».
Живем мы в центре города, на Литейном проспекте. Тут тебе и пыль, и автобусы с машинами, и запах бензина, и дым от выхлопных труб. Редко где зеленюшка встретитсядеревце или кустик, асфальтом, металлом и резиной теснимые. А у нас не только двор зеленый. У нас за окномтерраса, огромная-преогромная, почти как маленькая комната, только под открытым небом. Такое вот сокровище!
Сколько себя помню, там все время что-то росло. Лучок, укропчик, любистокна вкус та же петрушка, только многолетняя, каждый год сажать не надо. Но главное, конечно, цветы. Вдоль дальней решеткивысокой густой стеной мамины любимые золотые шары. Они ей детство напоминают, Ригу. По вечерам вокруг них хвостики тумана вьются. Недолго видны, тают быстро, но так это красиво, так сказочно, что я даже ботанику полюбила. И наверное, хотела бы стать биологом, когда вырасту. А пока мы с бабушкой землю таскаем, деревянные ящики, ведра, тазывсё, в чем растениям устроиться можно. Цветов-то у нас хватает. Терраса на теплом подвале расположена, на юг выходит, даже пионы хорошо растут. Их мы в честь Зинаиды Ивановны (бабушкиной бабушки) посадили. В честь папы Васеньки (Василия Николаевича Можаева, бабушкиного отца и моего прадеда) васильки разноцветные, махровые, очень крупные. В честь моего деда, Александра Шефера, цветы хоть и не броские, зато ароматные, душистый табак. Сам дед из немцев Поволжья был. Бабушка говорит, там эти цветы очень любили. Он на войну добровольцем ушел, а в 1943-ьем погиб. Я о нем только из рассказов бабушки и знаю. Зато благодаря цветам не забываю.
А вот с бабушкиными любимыми розами просто беда! Долго не принимались. Однажды принялись, и шли хорошо, дружно, и первые цветы красные-красные были, как бабушка мечтала, но недолго мы радовались. Как-то ночью хулиганы на террасу забрались, все цветы переломали, а розовый куст совсем погубили. Так что бабушка космеей ограничивается, «красотками» ее называет. Это у Можаевых так говорили.
Бывает, возимся на террасе, а бабушка нет-нет и вспомнит что-нибудь интересненькое из прошлого, мне бы записать, собрать все воединода все не случалось. А тут с дневником этим ерунда какая-то. Не получилось у меня свои мысли записывать, глупые они, неинтересные. Вот и решила семейные истории, бабушкины воспоминания, фотографии старые, вырезкивсе в один дневник собирать. Потом можно будет записи по времени выстроить, а там и целая история получится, где каждый Можаев свое место займет, почти как в книгах бывает. Только книги выдумываются, а Можаевы действительно жили. И для меняне просто жили. Не будь их, и меня бы не было.
И в этом смысле «Можаевымое сокровище».
ТАМБОВСКИЕ ГЛАВЫ
Глава 1. Дикое поле
«Дикое поле» звучит нормально. «Дикое поле» обычно звучит. Но если вслушаться, если вдуматься, не все с этим звучанием гладко. «Поле», каким оно по-русски бывает? Бескрайним, ровным, хлебным, гречишным Все как будто взгляда человеческого ждет, рук умелых да сильных. Какое же «дикое»? Дикими у нас степь бесплодную, зверя лютого да человека неприкаянного называют. Про поле«чистое» говорят, «раздольное».
Расступался густой туман,
Расстилалось широко поле.
Запахать бы его, да нет сохи,
А была бы соха, нет пахаря,
И кручинилась земля-матушка,
Что слезой, росой умывалася.
Утереть бы слезу, да некому,
Лишь туманы, густые, душные
Все печали возносят трепетно
К небесам премудрым, преласковым.
От Москвы до Казани, от Казани по Волге вниз до Царицына, до Астрахани, оттуда по землям Поволжья с Придоньем до Крыма и Белграда, и от Белграда вверх, вдоль границы с Речью Посполитой, до самой Москвы распростерлось безлюдное поле. Столько земли нетронутой, виданое ли дело?! Да ведь одной земли для хозяйства мало. Ей работник нужен, а работникузащитник. Вот и жались мужики к городам да крепостям, а тек Новгороду.
А что Новгород? Новгород не хлебородством, торговлей велик был. Со всей Руси товары к нему стекались, со всех сторон купцы заморские съезжались. А вот земля урожаями не баловала, постоянного ухода требовала. Оттого всяк вершок со тщанием урабатывали и духов как след задабривали. Да видно, плохо задабривали, что беда за бедой посыпались: то сухмень, то ливни да заморозки, то землю трясет, то солнце средь бела дня гаснет В городе мор начался, бесхлебье, люди на Волгу и подались. Там просторы другие: земли и воды всем хватает.
Вот ушкуйники новгородские,
Кто в ладьях, кто в долбленках-лодочках,
Кто с товаром да ратной свитою,
Кто с сумой да с пустой утробою,
Все по Волге шли, повдоль берега:
Кто искал себе места торгового,
Кто спасался от голода лютого;
Где одни находили пристанище,
Там другие шли себе далее,
Но от Волги уйти не думали,
От кормилицы-благодетельницы.
Как присмотрят место, обустраиваются. Кто побогаче дело заводит, торг открывает, ему от реки уходить глупо. Кто поскромнее в работники идет, хозяина себе ищет, с другими мужичками сговаривается. Человекам во множестве жить способнее: и веселей, и спокойнее. Но слаб человек, слаб и ко греху удобопреклонен. Где одни честностью да терпением невзгоды одолевают, другие на хитрость да жадность полагаются, а то и вовсе воровские мысли вынашивают. Которые в добродетели устоять умеют, тем от людей почет и уважение, а которые в соблазны нечестивые впадают, тем осуда и недоверие. Это дело ясное. Да как ты сразу все угадаешь, чтобы добрую душу приветить, а злочинную отвратить. И без разбойников неспокойно в Поволжье. Пустынно да неспокойно.
Вот из ханств степняки-кочевники
Ястребами, пыльными бурями
Возлютуют, взовьются, вскинутся,
Поле вмиг одолеют ровное,
Чтоб разграбить, сжить, сдушегубствовать,
Ни детей, ни жен не жалеючи,
Возвращаются с новой добычею
Иль до смерти едва не убитыми,
След кропя слезами да кровию.
Плачь-оплакивай, земля-матушка,
Изнапащенных, обездоленных,
Искалеченных, полоненных!
Долго от них на Руси покоя не было. Против князей русских и с чарами, и с подличанием, и с оружием выступали. Но сколько ты ни хитрозлобствуй, сколько соседей ни ссорь, ни стравливай, рано или поздно они же против тебя и объединятся. А пока ты по чужим землям гостейничаешь, дом без хозяина остается, и уже не соседи, а свои же, домашние, в распрях тонут. Словом, как были ханства в силе, не до земледелия им было, не та жизнь, чтоб поля боронить да каши варить, а как ослабли, тем более не до хлебопашества стало. Всё за власть спорили, пока и вовсе могущества не лишились. Разве на город какой приволжский, на склады да пристани с набегом обрушатся, да ведь такими вылазками хорошенько не проживешь и людей против себя настроишь.
* * *
Только ханства успокоились, Речь Посполитая взволновалась: как бы ей земли русские, пустынные да бескрайние, за собой на века оставить.
Вот из дальней Польши ли Франции,
В жупане из сукна диковинна,
Господин хороший поезживал,
На коне сидел не по-нашенски,
На просторы смотрел прищурившись,
Где какой ручеек ли, всхолмие,
Все на карту себе записывал,
Чтобы знали в Польше ли Франции,
Что пустынно здесь, дух погибельный,
Не поля, чтоб пахать да сеять их,
Не земля, чтобы жить да множиться.
И не стало поле широкое
Помогать господину хорошему,
Отвратило неведомой силою:
Ни к чему тебе тут поезживать,
Ни к чему тут искать-выискивать,