Чемоданчик? А, да, тот предмет, похожий на чемодан, и правда был моим, но стал мне вроде бы и ни к чему; а вот ключик, видите, ключик там лежит, так это я его случайно туда уронил, да не заметил, и теперь в квартиру не попасть.
Ах, так это, оказывается, вы его туда уронили. А то я сразу не догадался; и действительно, дырок нет в кармане, и значит, он по собственной воле не мог выпасть; а если именно вы взяли да уронили, тогда понятно. И как я сразу не догадался? Босикомшин говорил, утверждая в себе мысль о том, что имеет дело с магом, и похлопывал рукой по накладному карману пальтишка, лишний раз удостоверяясь в его цельности и не поврежденности. Но профессор не мог видеть того выразительного намёка, поскольку находился с другой стороны собеседника, скорее вынужденного, чем желаемого.
А в большом городе только вы да я, получается оттого, что остальной народ сидит в троллейбусах, которые не ходят, ответил Босикомшин вроде бы на впечатление профессора, но заодно вкладывал в слова исключительно ему одному известный смысл.
Предтеченский не обнаружил остроумия в словах горожанина-профессионала и продолжал смотреть на прежде потерянный им ключ.
А я, знаете ли, на вас подумал, грешным делом, проговорил он, не отрываясь взглядом от ключа.
Был такой коротенький эпизод, версия, продолжил он, пересев на корточки, но я сразу отмёл её.
Ха-ха, оказывается правильно, что отмёл, снова сказал профессор, не отрывая глаз от ключа, факт, он везде факт. Пропажавон она, в чемодане, как вы изволили назвать мой бывший инструмент.
Что говорить-то зря, доставать надо, если нужда того требует, повеселев от такого поворота дела, сказал Босикомшин и перегнулся через борт, повторив тот злосчастный момент выпадения ключа из безупречно целого кармана пальто: случая, необъяснимого в ту пору, а теперь, как говорится, поставленного на место.
Так не достать. Орудие необходимо, профессор, поднялся с корточек и выискивал глазами названный им необходимый предмет.
А Босикомшин внезапно нырнул в обжитую собой каморку и немедля вынес оттуда новенькие доски, приготовленные для приспособления иного, другое предназначение у этих досок: в общем-то, уничтожение взамен приобретения кратковременного тепла.
Вот.
Ну, нет, нужен крючок.
Сделаем.
Босикомшин снова исчез в каюте и вскоре возник с молотком и гвоздями.
Вот.
Он в торец доски вбил гвозди и загнул.
Хе-хе, ну попробуйте, только пусть он у вас не выпадет, как выпал у меня, сказал профессор без тени всякой надежды: ни простой, ни обманной, ни отчаянной, ни надеждой на надежду.
Босикомшин опустил доску с гвоздями вниз и коснулся чемодана. Тот мгновенно отпрянул и подался вдоль борта босикомшевого судна вверх по течению. Потом он мягко обогнул катер профессора и двинулся поперёк Невы, подобно парому на невидимом тросе, к противоположному берегу.
Во даёт!
Даёт, браток, ох, даёт.
А он что у вас, самоходный?
Именно самоходный, сам ходит, не управляемо.
А зачем?
Чего зачем?
Того зачем. Почему вы его таким сделали? Зачем он ходит сам, а вам не повинуется?
Э, да он повинуется, повинуется, здорово повинуется, и знаете, кому?
Знаю.
Эка, прямо-таки и знаете?
Догадался: он покоряется звёздам.
Ух, ты, и верно, звёздам, ну, вы и догадливый.
Это я просто так сказал, потому что думал о них сегодня. И ещё они мне снились. Днём. Тоже сегодня. Минуту назад.
А, так это совпадение.
Угу, чисто случайное.
ГЛАВА 8
Возможно, профессор сам навязался посидеть у Босикомшина.
Да, заходите, конечно, владелец каюты сконфузился и доску чуть не выронил в воду. Но, заметив неожиданную слабину в руках, стиснул пальцы покрепче. Он уже давно мог бы поднять её обратно на палубу, но что-то не позволяло ему осуществить простое движение. Растерянность? Сожаление? Что же делать, когда по руслу реки уплыли предметы, которые уже начали, было, активно участвовать и в его русле, жизненном? Руки опустились, но доску не выпускали. Она лишь кончиком окунулась в воду.
Пока профессор пробирался в обход, с кораблика одного на судёнышко другое, Босикомшин всё держался за доску. За доску судьбы, что ли? Эта доскапечать судьбы? Таинственные линии на ней действительно знаменовали неисповедимые пути. Вот одна длинная линия, толщиною изменяемая, а другая ровная, но, не доходя до конца, поворачивается обратно и теряется. А вон ещё много мелких чёрточек, они появляются не из чего и пропадают в нём же. Те, что прямые и длинные, так они прерываются еле заметными штрихами и уже не могут претендовать на идеал. И трещина есть на доске. Сразу не заметишь. Да не одна. Босикомшин и вздохнул вдруг шумно, с прерывистостью, видя судьбу далеко не совершенной. Так, расслабив жилы в пальцах, он самопроизвольно отпустил печать судьбы в вольное плаванье. Та, поднырнув под накопленный тут язык мусора, состоящего из сухого камыша, пробок и пластиковых бутылок, приняла неколебимо горизонтальное положение и двинулась в сторону моря по узкому проходу меж мёртвых судов. А на переднем кончике этого нового плавсредства, оказавшегося единственным подвижным средь кладбищенских экспонатов, зацепившись за гвоздь, висел, поблёскивая наполовину под водой, золотистый ключ от двери квартиры профессора Предтеченского. Он будто символизировал поднятый якорь новоявленного судна. Но никто не увидел здесь красоты обновления сцены, поскольку профессор уже удалился, а Босикомшин в тот же момент обернулся назад.
Эка история, Босикомшин обернулся назад, разыскивая взглядом профессора. И разыскал. Тот как раз подходил к нему из-за спины, глядите-ка, и доска уплыла. Только не своим ходом, как чемодан, а по течению. Он машинально показывал рукой куда-то за борт, но смотрел на пришельца.
Да, верно, что было, то сплыло, ответил профессор, тоже не глядя в сторону доски с крючком и с тем, что на нём.
И оба прошли в каюту.
Что же, дорогой мой встречник. Если целый день нас сводили да сближали и даже сталкивали, то, наверное, не просто так. В подобном предприятии, думаю, смысл неразгаданный есть. Звёзды, говорите? О них вы размышляли, и они вам снились? Значит, совпадение произошло нарочно.
Я и не сомневаюсь, что нарочно.
А хотите, я вам расскажу о чемодане?
Хочу. Нет, я не из вежливости говорю, я и вправду, по-настоящему хочу. Но подождите немного. Печку затопим? Дрова имеются, и Босикомшин с большим удовольствием стал разделывать теперь уже единственную доску. Сначала он старательно расщепил деревянный предмет по таинственным линиям судьбы до палочек такой толщины, при которой их достаточно разламывать через колено. И колено он тоже отдал в жертву удовольствия. Немножко больно, да оно того стоит. Хорошая оказалась доскана целую затопку.
Щас.
И вновь загудело пламя в печи. Двое мужчин оказались в окружении всех классических стихий: подле огня, гудящего в воздухе, в железном корабле, сидящем в воде на земляной мели.
Давайте про чемодан.
Это, знаете, такой инструмент, прибор для преобразования перспективы.
Телескоп, что ли?
Нет, телескоп меняет фокусное расстояние, угол зрения, но перспектива сама по себе сохраняется. А мой прибор преобразовывает зрение. Ну, не человеческое зрение, а зрение прибора. Его он делает цилиндрическим с параллельными лучами.
Как у стрекозы.
Может быть. Не совсем. У неё всё-таки фасетка линзевидная, фокусируется там свет. Есть и ходы параллельных лучей. Не знаю, особо не изучал. Хотя, аналог есть. Глаз у стрекозы умеет различать цвет. Но в моём аппарате создаётся вход лучам только параллельно. И с нацеливанием на звёзды. Каждая трубочка на миг будто вонзается в звезду и получает от неё колоссальный световой импульс. Потому что перспектива исчезает, и трубочка видит звезду как бы в упор.
Ага, лазер. Гиперболоид инженера Гарина.
Ну. Лазер излучает свет, а этот прибор, наоборот, принимает. Онприёмник света. Есть же приёмники радио. А этотсвета. Он может разглядеть в упор даже очень далёкую звезду. На миг. Только вот конфуз произошёл у меня. Вместе со светом принимается и жар. Хе-хе. Что произошло в трубочках, я и сам не понял. Делал одно, вышло другое. Затеялся у них там приём энергии через неизвестного рода проводник или, как говорится, сверхпроводник, передающий эту энергию от любой звезды, несмотря на расстояние. И только на звёзды настроен он, более ни на что. Каждая трубочка донышком принимает на мгновенье температуру в миллион градусов. Это происходит именно в тот миг, когда она точно попадает зрением на какую-нибудь звезду. И свет видит и жар принимает. Вы же знаете, звёзд очень много, потому и вероятность попадания на одну из них довольно большая. Тем более, качаясь на волнах, мой приёмник постоянно в движении, а значит, беспрерывно шарит по небу. Вот так, получая сконцентрированные энергетические импульсы от звёзд, мой прибор или «чемодан», как вы его прозвали, и передвигается. Моторчик у него простой, реактивный.