– Жертвы в ходе урока впадали в глубокий сон, а просыпались уже обесчещенными. Все совпадает в мельчайших деталях. Вы понимаете, в чем вас обвиняют?
Каммер потупил глаза.
– Д-да, госпожа председательница.
Лайам склонил голову набок. Этот голос – в нем слышалось что-то странное. Что-то, что царапнуло его и вчера, но на что он не обратил внимания.
– Вы признаете себя виновным?
– Нет, госпожа председательница.
– Вы должны подкрепить свое заявление чем-нибудь веским, – холодно сказала вдова, выпрямляясь в своем кресле. – Предупреждаю, суд располагает свидетельствами, говорящими об обратном.
Внезапно Каммер весело улыбнулся.
– Значит, вы опросили моих дружков? – спросил он, и вдова потемнела лицом. – А те, конечно, порассказали вам о моем хвастовстве. Да, госпожа председательница, не скрою, я хвастался перед ними. Каюсь, это не очень-то добропорядочно с моей стороны, но я не мог удержаться. В конце концов, не так уж часто молоденькие красотки вешаются на шею парням вроде меня.
По залу прошлись неуверенные смешки, но председательница, казалось, их не заметила. Уродливому юнцу удалось-таки выбить ее из колеи, вдова молча кусала губу, пытаясь собраться с мыслями.
– Каков наглец! – восхищенно прошептал Куспиниан. – Как лихо загнул! На шею они ему вешались – ха!
Лайам не слышал эдила. Он неотрывно глядел на обвиняемого, стараясь не пропустить ни словечка из его болтовни.
– Значит, вы признаете, что распускали по городу слухи о ваших победах? – спросила женщина наконец.
– О да, – охотно ответил Каммер. – Не по всему городу, ясно, но двум-трем приятелям рассказал. А спросите их, говорил ли я им хоть что-то о магии? Эти девицы по собственной воле переспали со мной. Они и сами это бы подтвердили, если бы не боялись своих папаш. Папаши заставили их рассказывать сказки.
«У него харкоутский выговор! – воскликнул мысленно Лайам. От внезапной догадки по его коже прошелся мороз. – О боги, нет! Этот сопляк не может быть тем человеком!»
Вдова Саффиан испепелила ответчика взглядом.
– Что вы там такое несете?
– Эти девицы, госпожа председательница, просто-напросто влюбились в меня, хотя вам и трудно поверить, что можно влюбиться в такого урода. – На сей раз смех зала сделался громче. Каммер почувствовал себя поуверенней, он выпрямился и, вскинув голову, посмотрел на вдову. – Но все-таки их ко мне потянуло, и неудивительно, что я не сумел устоять. Как я мог воспротивиться желаниям юных красавиц? А родителям, когда все раскрылось, это, естественно, не пришлось по душе, вот они и раздули историю, чтобы меня опорочить. Да и кто я такой в их глазах? Юнец, которому только-только стукнуло восемнадцать! Нищий, у которого нет ничего, кроме знаний, ну и, конечно, сердца, способного и любить, и страдать…
Убийца Пассендуса просто не мог оказаться магом-приготовишкой, обольщающим своих учениц. Воображение Лайама никак не хотело расстаться с образом могучего седовласого чародея. Что тут сходится? Харкоутский выговор? Это еще не улика. Легкость, с которой юный безвестный учитель сумел втереться в доверие к горожанам? Кстати, когда это произошло? В начале прошлой зимы? М-да, по времени совпадает. Но совпадения совпадениями, а к делу их не пришьешь. Версия, прямо скажем, дурацкая, и никуда не годится! Однако что-то в поведении подсудимого не позволяло Лайаму от нее отмахнуться. Он очень умен – этот невзрачный вертлявый мальчишка, он уже четверть часа морочит голову госпоже Саффиан.
– Значит, вы утверждаете, что девушки лгут?
– Не девушки, – ответил Каммер, многозначительно вскинув палец. – Нет, вовсе не девушки, госпожа. Их родители. Они приказали им дать против меня ложные показания и отречься от лучших своих чувств.