– У меня и без того жизнь тяжелая, – брюзжал он, поднимаясь по лестнице, – я уже кучу денег потерял из-за этого чародея, того и гляди потеряю еще! Это хорошо, что он сдох, вот вам и весь сказ! – вызверился вдруг толстячок, останавливаясь на площадке. – Он свое получил, однако в его комнате никто не хочет теперь жить – из-за вони. И если завоняет сильнее, сбегут остальные жильцы! – Из коридора на лестничную площадку и впрямь сочился какой-то душок, очень слабенький, но все-таки ощутимый и неприятный. – Я пиво не разбавляю, я плачу налоги, я воздаю богам должное, и все равно мои постояльцы мрут в номерах. Прямо кара небесная, но скажите, за что? Прислуга не в состоянии разобраться, что там воняет! Может, хоть вы поймете! – Толстяк ткнул пальцем в глубь коридора и повернулся, чтобы уйти, но Лайам придержал его за руку.
– Простите мою назойливость, – сказал он с явным сарказмом, – но пара моих вопросов никак не должна вас отяготить. В ту ночь, когда был убит чародей, работы хватало?
– Работы? О боги, работы хватает всегда. Стряпня, уборка, подвозка продуктов…
– Посетители. Их было много? Общий зал таверны был полон?
– Да, – быстро ответил хозяин, сообразив, что квестор начинает сердиться.
– А сколько комнат у вас было занято?
– На этом этаже – всего две. В одной ночевал чародей, в другой – человек, за которого я могу поручиться.
– Прекрасно, – сказал Лайам. – Этот человек сейчас здесь? Мы можем поговорить с ним?
– Он скупщик шерсти, квестор. Агент герцога. Он уехал на север.
– Мы говорили с этим агентом, – вмешался Эласко. – Он спал и ничего не слыхал.
– Ладно, тогда скажите мне еще вот что. Этот чародей, он ведь не сидел в своем номере сиднем, а куда-то там уходил. Он не дал вам понять, куда направляется? Может, спрашивал, как пройти к какому-то месту?
Хозяин немного подумал, затем покачал головой.
– Нет, квестор. Я сам носил ему хлеб и пиво. Он ни о чем не расспрашивал. Он вообще все время молчал.
Лайам усмехнулся и отпустил толстячка.
– Благодарю вас. Ступайте к своим клиентам.
Хозяин, как шарик, скатился по лестнице вниз. Лайам вошел в коридор и, толкнувшись в ближайшую дверь, тут же получил подтверждение, что попал куда надо.
Его окатило смрадом, и он узнал этот смрад. Так воняют недельной давности трупы. Эласко, задыхаясь, поднес к лицу обе ладони. Лайам выругался и зажал пальцами нос.
– Боги! Не загляни мы к матушке Хэл, я мог бы поклясться, что тело все еще здесь!
Еще не закончив фразы, он понял, что вывод поспешен. Запах был силен, и все же разлагающийся покойник уже смердел бы на весь постоялый двор. «Возможно, тут спрятана какая-то часть его тела?» – подумал он и скривился, представив, какая.
– Не полагаете ли вы, – проговорил Эласко, кашляя и вытирая рукавом слезящиеся глаза, – что такой запах может источать призрак усопшего?
– Я полагаю, что где-то издохла крыса, – мрачно ответил Лайам. – Крыса, кошка, собака или пара мышей.
Кроме удушающей вони, в комнате не наблюдалось ничего необычного. Большая кровать с балдахином, стол, стул, подставка для умывального тазика. Имелось тут и окно, и Лайам поспешил его отворить. Бодрящий весенний ветерок тут же вытеснил отвратительный запах и позволил обоим квесторам свободно вздохнуть.
– Свежий воздух – это просто какое-то чудо!
– Но не ночной, – рассудительно заметил Эласко. – По ночам вредные испарения и миазмы…
– Значит, Пассендуса обнаружили тут? – перебил его Лайам, не желая выслушивать лекцию о губительном влиянии ночи. Он опустился на колени и приподнял край покрывала. Под кроватью не было ничего, кроме пыли.
– Да, он лежал поверх покрывала, совершенно одетый.
Лайам встал и посмотрел на балдахин. Ближе к центру его ткань провисала.