«Максимальная скорость поезда составляет пять миль в час. Поезд функционирует на угле. Окна закрашены черной краской. Надеюсь, опишу работу поезда более подробно, когда сам воспользуюсь его услугами», закончил статью переписчик.
Не поеду! говорит Мэлори, но в глубине души уже знает: поедет.
Она закрывает глаза и выходит в приемную.
Мама, что ты думаешь? спрашивает Олимпия.
Мне нужно поговорить с Роном Хэнди.
Мам, дверь закрыта, можно.
Мэлори открывает глаза. Видит раскрасневшиеся лица. Как они, должно быть, счастливы.
Невероятные перспективы. Сладкая ложь.
Мы проводим! говорит Том. Я как раз смастерил штуку, которая
Нет! Я хочу поговорить с ним наедине.
Необходимо посоветоваться со взрослым человеком. Пусть даже в два раза более запуганным, чем она сама.
Рон Хэндиих ближайший сосед. Он обитает в трех милях от лагеря на заброшенной автозаправке. Не так уж далеко.
Рон считает себя лучшим в мире юмористом. Сейчас Мэлори готова терпеть даже его шутки, ей нужно развеяться. Ее душит тревога. Она думает: папа с мамой могут умереть каждую секунду. Допустим, они не погибли сразу, не умерли за семнадцать лет разлуки. А ведь может быть, они прямо сейчас погибают. В эту самую минуту. Или следующую. Или следующую.
Боже мой шепчет Мэлори.
Она в смятении, толком не понимает, что думает, что чувствует. Пытается представить поезд. Людей, которые его запустили. Ну доберутся они до платформыи будут ждать месяц, год или десять лет. Они не будут знать, когда придет поезд, и нельзя будет посмотреть и проверить, не показались ли вдалеке фары.
Олимпия подходит, берет за руку.
Все нормально, все будет хорошо.
Слова дочери не успокаивают. Семнадцать лет. Семнадцать лет разлуки.
Мне нужно переговорить с Роном Хэнди, повторяет Мэлори. Надевает повязку. Она надевала ее столько раз, что жест стал привычнымкак заправить за уши волосы.
Глаза закрыли? спрашивает она детей. Даже сейчас не теряет осторожности. Сейчас, когда с таким трудом налаженный мирок трещит по швам, когда ей физически больно от надежды и от того, что придется второй раз пережить потерю родителей. Даже в эту трудную минуту она спрашивает у детей, закрыты ли глаза.
Да.
Это Олимпия.
Закрыты.
Это Том.
Мэлори выходит в столовую. Чувствует под ногами деревянный пол. Удивляетсянеужели осталось что-то прочное? Вся жизнь обращается в хаос, Мэлори падает в темноту, ей не за то зацепиться и непонятно, как поступить.
Глава 5
Мэлори познакомилась с Роном Хэнди десять лет назад. Когда она со своими тогда еще шестилетками искала новый приют, то сначала наткнулась на жилище Рона. Мэлори издалека почувствовала запах бензина. И пошла на запахдумала разжиться в магазине консервами или еще какой-нибудь едой. Оказалось, в мичиганской глуши живет Рон Хэнди. Его домкрепость. Окна и щели заколочены досками, обиты толстыми матрасами, укреплены железными листами и даже автомобильными дверцами. Рон, насколько Мэлори известно, не снимает повязку даже внутри.
Под ногами хрустит гравийэто обочина дороги, на той сторонезаправка Рона. Нервы у Мэлори на пределе, в головенеразбериха.
Мэлори давно не навещала соседа, уже года три. А сам Рон ни разу не заходил к ним в лагерь. Он вообще никуда не выходит. Никогда.
Привычка смотреть по сторонам, когда переходишь дорогу, отмерла за ненадобностью. Мэлори пересекает проезжую часть и попадает на территорию заправкиздесь уже мелкая галька.
Откуда ей знать, что Рон жив? Возможно, обезумевшие мухи уже давно кружат над его разлагающимся трупом и откладывают в нем яйца
Как и в трупах Сэма и Мэри Волш.
Мэлори ударяется ногой о что-то твердоеона дошла до крепости Рона. Стучит в обитую досками стену. Хотя стучать нет необходимости. Хозяин, если только он жив, наверняка уже услышал шум.
Мэлори, это вы?
Значит, за последние три года онаего единственный гость.
Да, Рон! Я!
Ей не нравится собственный голосслишком взволнованный. Убедилась ли она, что Том с Олимпией в третьем домике и будут ждать ее там? Или забыла в спешке?
Рон отпирает дверь. До нашествия это заняло бы секунду, а теперь Мэлори долго слушает, как щелкают замки и засовы, словно Рон сдвигает с пути тысячу мелких металлических предметов.
Наконец доносится скрип. Ее обдает душной волной застоявшегося воздуха. Из комнаты ужасно пахнет. Живущий там не моется и никогда не проветривает.
Мэлори! восклицает Рон.
Судя по голосу, он рад, хоть и не очень бодр. Выговор у него аристократичный. Десять лет назад Мэлори тоже сразу обратила внимание на его манеру речи. Про таких, как Рон, раньше говорили «слишком умный».
Добрый день! здоровается Мэлори. Найдется минутка?
Рон смеется. Смешно, потому что «минуток» у него предостаточноон только и делает, что сидит в своем бункере в темноте и одиночестве.
По правде говоря, я ожидал компанию друзей и родственников, однако они запаздывают. Заходите, угощу вас свежими булочками.
Мэлори выдавливает улыбку. Сегодня она не в настроении шутить над суровой реальностью. Имена родителей засели в голове. В душе теплится надежда, однако она вот-вот затухнет.
Вы чем-то взволнованы, произносит Рон. Надеюсь, с детьми все хорошо? Позволю себе заметить, они уже не дети
Рон, к вам кто-нибудь заходил? Человек из переписи населения?
Мэлори необязательно видеть лицо Рона, чтобы понять, насколько он напуган ее вопросом. Одного упоминания о чужаке, который стучится к нему в дом, может быть достаточно, чтобы Рон молча захлопнул перед ней дверь.
Однако Рон пока не убегает.
Нет, медленно отвечает он, и Мэлори слышит, с каким трудом ему дается каждое слово.
Рон пытается шутить:
Хотя возможно, я просто спал или глубоко задумался и принял стук за плод воображения
Неудавшаяся шутка виснет в воздухе. Рон продолжает:
Зайдете? Я в последнее время, знаете ли, не слишком люблю прогулки.
Мэлори заходит. Она до сих пор ошеломлена, ей не терпится поделиться с Роном. Снова приходится долго стоять с завязанными глазами и слушать, как он звенит засовами.
Раньше я жил в офисе. Вот только там весьма подозрительное окно. Я его, конечно, загородил и двадцать раз проверил. И все же оно мне не нравится.
Мэлори едва не вскрикивает от неожиданности, когда Рон дотрагивается до ее руки.
Я переехал, продолжает Рон. Теперь обитаю в кладовке среди фильтров и канистр с машинным маслом. Признаться, иногда думаюа не распить ли одну из них?
Ну что вы, Рон
Видите ли, я не слишком приспособлен к новому миру. Ну да ладно!
Он тянет Мэлори за руку, ведет в глубь дома. Продвигаться легче, чем раньше, Рон, вероятно, частично избавился от хлама. «Даже в самом отчаянном положении человек пытается обустроить жилище», отмечает про себя Мэлори.
Впрочем, пахнет по-прежнему ужасно. Смесь пота и бензина. А еще мочи и не только
Мэлори идет за Роном по узкому проходу. Это, наверное, коридор, просто узкий из-за громоздящихся вдоль стен вещей.
Вот мы и пришли, объявляет Рон.
Мэлори не слушает, она думает о родителях.
Не может быть! Неужели они живы?
Хотите выпить? У меня есть немного виски. Я как раз искал повод.
Нет, спасибо, Рон.
Давайте присядем! Представляете, я держу в доме целых два сиденья. Хотя, может быть, зря.
Он снова тянется к руке Мэлори и натыкается на стопку бумаг.
Что это у вас?
Голос звучит настороженно.
Это оставил человек, который ведет перепись.
Если бы Рон немедленно выставил ее за дверь, Мэлори не удивилась бы. Однако он берет ее свободную руку и усаживает на деревянный табурет.
Рон, вы слышали о поезде? спрашивает она.
И сама себе кажется сумасшедшей. Какой нелепой, должно быть, представится Рону Хэнди вся эта история. Он-то не выходил за пределы заправки уже много лет.
Слышал, неожиданно отвечает он. Поезд, который идет вслепую.
Что вы знаете? поспешно спрашивает Мэлори.
Позвольте для начала поведать вам, каким образом я о нем узнал. Должен предупредитья ужасно боюсь. И включу совсем ненадолгоесли нам нельзя их видеть, вероятно, слышать тоже не стоит.