Так, сказал Серёжка, сделав очередную пометку в тетрадочке, а что с котом случилось?
А не видели мы больше кота, тихо сказал дед, ни на утро, ни на следующие ночи. Пропал пушистый.
Как?! побледнел Серёга. А куда же он делся?
Не знаю, как появился из ниоткуда, так и пропал в никуда дед почесал затылок и, попрощавшись с нами, побрёл обратно в подъезд.
Серёга сидел в замешательстве, придерживая одной рукой открытую тетрадь, а второй почёсывая щёку. Я не знал, что сказать, слишком большое впечатление на меня одиннадцатилетнего произвела история, рассказанная стариком. Как хотел бы нынешний я ещё раз поговорить с Геннадием, но того уже давно нет в живых.
Вечером мы с Серёгой договорились провести очередное наблюдение за таинственными ночными стуками, ещё раз убедиться в точности наших данных относительно времени их активности и, исходя из полученных результатов, думать, что делать дальше. На этом и разошлись.
Эта ночь была особенно тёмной. Я лежал в своей постели, сверля глазами потолок, прислушивался к каждому шороху, и раз за разом прогонял в голове историю, услышанную от деда. В комнате было тихо, лишь отдалённые редкие звуки проезжающих где-то автомобилей, шелест опавших листьев и стрекотание сверчков доносились из открытого окна.
Я повернулся лицом к стене, тщетно пытаясь разглядеть или хотя бы нащупать узор на обоях, водил по ней пальцем, ни на секунду не переставая думать о своей миссии. Время тянулось бесконечно долго, каждая минута казалась часом, я ворочался с боку на бок, негодовал, тёр глаза, раскрывался, а затем вновь накрывался одеялом, короче говоря развлекался, как мог, лишь бы не уснуть. Но усталость взяла своё, и, спустя примерно полчаса, так и не услышав никаких звуков с чердака, я укутался в одеяло и задремал. Из дремоты меня вырвали еле слышные стуки, но стучали не сверху, а сбоку это был Серёга.
Два стука, пауза, три стука он хочет, чтобы я выглянул в окно. Сами стуки напугали меня до дрожи в коленях, а память предательски последовательными кадрами продемонстрировала мне с десяток страшных образов, когда-либо мною увиденных. Так часто бывает, когда, к примеру, возвращаясь ночью из уборной обратно к себе в кровать, ты вдруг прокручиваешь в голове страшные истории, ужасные лица чудовищ, и воображаешь себя героем одного из множества фильмов ужасов.
Я лежал в своей кровати, обмотанный липкой бечёвкой страха с ног до головы, и боялся пошевелиться. Вдруг, то зубастое десятиногое существо с головой красноглазого младенца, которое мой наивный детский мозг тогда активно рисовал, с каждой секундой добавляя новые и новые детали, сейчас вылезет из-под кровати, заслышав движение сверху; или что-то дьявольское нависнет над моей постелью и будет пристально смотреть на меня чёрными дымящимися глазами.
Два стука, пауза, три стука и я опять вздрагиваю в ужасе. Нельзя оставить вопрос без ответа, я должен вытянуть руку и стукнуть по стене два раза отказаться. Но пошевелиться было невозможно, холодный пот копился на лбу, а в груди клокотало так, что казалось, будто сердце вот-вот выскочит наружу. И вот после очередного стука из-за стены мне пришлось себя побороть. Вытащив руку, я медленно разогнул её в локте и потянулся в сторону стены.
Неожиданно, откуда не возьмись, костлявая волосатая рука с какой-то чёрной жижей, прилипшей к ней, схватила мою тоненькую детскую ручку и с нечеловеческой силой дёрнула её вниз, сбросив меня с кровати и протащив между нею и стеной, а затем через всю комнату по полу прямиком в ванную. Там я увидел хозяйку руки тётю Лену, совсем не ту, что я знал раньше, теперь она была намного выше ростом, с серой кожей, покрытой волдырями и жёсткими чёрными волосами; огромной собачей пастью и кислотно-зелёными светящимися глазами. На ней была такая же одежда, какую носил дед Геннадий, только вся испачканная всё той же чёрной жижей. Я пытался вырваться, но тётка крепко держала меня за руку, а затем, раскрыв зловонную красную пасть, она разбросала в разные стороны слюни с капельками жижи и укусила меня сразу за две ноги. Мой крик никто не слышал, даже я сам, но боль, испытываемая в этот момент, была невыносимой. Тётя Лена ела меня снизу вверх, разрывая кожу и разгрызая кости, пока не дошла до шеи и не впилась пальцами мне в глаза, выдавив их и лишив меня дара зрения Всё это представилось мне в одну секунду, стоило лишь начать разгибать руку.
Тяжело дыша и изнемогая от ужаса, я нащупал стену и стукнул два раза, затем быстро отдёрнул руку и спрятал её под одеяло.
Утром я услышал знакомый шифр: один стук, пауза, два стука Серёга будет ждать на улице. Когда мы встретились около лавочки, он начал кричать на меня, обвиняя в дезертирстве. Сгорая от стыда и еле подбирая слова, я соврал, что не смог подойти к окну, так как сильно боялся разбудить родителей, которые очень чутко спали в паре метров от меня. Немного успокоившись, Серёжка рассказал всё, что ему удалось увидеть прошедшей ночью:
Я специально сел около окна, думал, вдруг кто-то не через подъезд, а по крыше на чердак лезет. Пять минут до часу оставалось, как вдруг я шаги, а затем и голоса слышать начал, прямо над собой! Ничего не разобрал, только понял, что они уходить начали, сразу рванул на кухню, чтобы из окна вход в подъезд разглядеть, притаился за занавеской, вдруг вижу, выходят! И знаешь, кто? Тут он с укором посмотрел на меня, но ответа не дождался и продолжил: Те самые, которые в окна вглядываются! Под фонарём остановились, поговорили о чём-то и по улице пошли. Я сразу тебе стучать, а ты отнекиваться!
Получается, это они всё время стучали? робко поинтересовался я.
Э, нет, покачал головой Серёга, сегодня за всю ночь ни одного стука, да и если бы они, то каждый раз шаги и голоса были бы. Но ничего! Я всё записал, как они выглядят, постучал он ладонью по тетради, если это точно та парочка, то сегодня их и изловим!
Как, изловим?
Вот так, он раскрыл тетрадь в самом начале, где корявым почерком, одно за другим, через запятую чередовались числа месяца и точное время. Каждый раз в одно время вечером. И сегодня должны прийти.
Они и приходили, заметил я, только ночью.
А почему же они раньше не залезали на чердак? с нотками таинственности выдал Серёга, прищурившись. Сегодня сам увидишь, придут или нет.
Может быть, им не нужно было подниматься туда раньше, а мы вчера залезли и что-нибудь сломали, продолжал я, искренне пытаясь отговорить друга от охоты на странную парочку.
Тем более, обрадовался Серёжка. Зачем на чердак полезли? Стукалку свою чинить! Сегодня придут, посмотрят в окна, а ночью будут стучать!
Там, наверное, друзья их живут, на втором этаже, наивно предположил я, вот они и ходят.
Смешной, рассмеялся Серёга. Вот мы с тобой друзья, а под окнами не стоим. Друзья на улице гуляют, разговаривают, а не из окон переглядываются он призадумался, опустил глаза, поморщился и, наконец, сказал: А я ни разу не видел на кого они там смотрят
Я похолодел. Серёга сказал это таким тихим и жутким голосом, что мне в сию же секунду стало не по себе. Я с недоверием покосился на соседний дом, а затем вылупил свои глаза на друга и принялся молча ждать, пока он наконец-то успокоит или окончательно добьёт меня своим очередным предположением. Но он молчал, изредка поглядывая на злополучные окна.
Перед обедом, когда солнце ещё не поднялось достаточно высоко, мы отошли недалеко от дома и долго бродили между высоких тополей и небольших кустиков, обсуждая возможные варианты развития событий. Солнце поднималось всё выше, играя своими лучами на стволах деревьев, Серёга посмотрел на небо, остановился, и, развернувшись, пошёл обратно, я не отставал.
Домой мы шли чуть быстрее: небо начало затягивать тёмной синей тучей. Дождь влил, когда я уже забегал в свой подъезд, предварительно договорившись встретиться с Серёжкой через три часа на той же лавочке. Улица погрузилась в дремоту, лишь редкие птицы щебетали где-то вдалеке.
Тётя Лена была под градусом, она лежала в свой комнате, одной рукой придерживая небольшой красный тазик, а вторую прижимая к груди. Мама сидела рядом с ней, гладила её по плечу и что-то без устали говорила. Папа был на кухне, он сидел на деревянном стуле со спинкой прямо около открытого окна и, наслаждаясь умиротворяющим стуком капель по стеклу, читал старенькую книжку в твёрдой обложке. На подоконнике дымилась небольшая белая кружка с заваренным в ней пахучим растворимым кофе. Я встал рядом с отцом, поставил руки на подоконник и удобно уложил на них свою голову.