Тогда Смольников подошёл к письменному столу и начал рыться руками среди тетрадей на полочке, бормоча что-то себе под нос, а затем, радостно воскликнув, вернулся к нам с чёрной тетрадкой в руках. Признаться, я совершенно не понимал, ради чего мы сейчас собираемся здесь сидеть и слушать его, будто аудиокнигу, но Серёга смотрел на писателя с некоторым восторгом и, одновременно, грустью. В тот момент я наивно предположил, что так с ним сыграло его давнее, тянущееся ещё с детства пристрастие к тетрадям.
Вы, говорите, уже читали эти произведения вслух другим людям? спросил я, опасаясь за наши с Серёгой жизни.
Разумеется, улыбнулся Смольников. Он раскрыл тетрадь в самом начале. Это то, с чего всё началось, списано со сна, писатель демонстративно покашлял, как делают многие авторы перед прочтением своих работ, и вдруг громогласно и с выражением начал: И что за чёрт дернул меня заглянуть в эти заросли около дороги! Я был наслышан об этом нехорошем месте, но до последнего верил, что это всё сказки для маленьких детей и для тех, кто постарше; чтобы не выходили из деревни в позднее время суток. Было не так уж и поздно, самый обычный вечер: оранжевое солнце пряталось за розовыми облаками, ветер становился тише и тише, а комары всё злобнее. Я ехал на велосипеде по дороге, полной грудью вдыхая тёплый летний воздух и любуясь красочным закатом над полями. И вдруг эта чёртова мысль засела в моей голове, вцепилась острыми когтями в самую корку мозга и не собиралась оттуда уходить.
Красный куст место, где, по рассказам местной престарелой богемы, в свои боевые годы собирались колдуны, ведьмы и прочая нечисть. Как назло, незадолго до сегодняшней поездки, я разузнал о местонахождении проклятого куста. Раньше он выглядел как густое, невероятной красоты деревце, чуть больше метра в высоту, окружённое загадочными цветочками и прочей растительностью, а сейчас это была кучка зарослей, состоящая из каких-то кустиков, репейника и большого количества крапивы, словом, то, что было в самом её центре, невозможно было бы разглядеть с дороги. Я поставил велосипед и, ухмыляясь, приблизился к зарослям в кювете: ветерок слегка покачивал стебли крапивы, а сухие кустики издавали чуть слышный треск. Долго прислушивался в надежде засечь звуки чего-то или кого-то, обитающего в самом центре зловещих зарослей, но так ничего и не расслышал. Казалось бы, на этом история заканчивается о, как бы я хотел, чтобы она закончилась, чтобы я просто сел на велосипед и умчался бы оттуда настолько быстро, насколько это возможно, но, увы. Мне на глаза попалась небольшая палка, лежавшая неподалёку от кустов, такая крепкая, что на раз-два раскроет мне всю подноготную этих зарослей. Я взял её и, немного медля, с размаху засунул в самый центр кустов и раздвинул их.
Холодный пот выступил у меня на спине, волосы на голове встали дыбом, а руки затряслись так, что я неуклюже выронил крепкую палку. То, что я увидел, не поддаётся никакому описанию, это нельзя охарактеризовать как что-то материальное или духовное, это нечто большее, сам Великий ужас!
Из моего рта вырвался сдавленный крик, я в ужасе отпрянул от кустов, попятился к дороге, медленно снял велосипед с подножки, и чуть было не упал в обморок от тихого смеха, что донёсся со стороны куста. Это не был смех обычного человека, о нет, так смеются душевнобольные хриплые люди. Я резко повернул голову и увидел её старая женщина, вся в лохмотьях; руки согнуты в локтях, а пальцы длинные и худые шевелятся на её кисти подобно десяти ядовитым гадюкам. Она вышла из-за зарослей и, улыбаясь своим огромным чёрным ртом с двумя рядами гнилых зубов, что-то неразборчиво шептала и смеялась всё громче и громче. Её глаза я никогда их не забуду: бешеные, залитые кровью и с каким-то желтым налётом; один только взгляд пронизывал меня насквозь, заставляя лихорадочно дрожать. Запрыгнув на велосипед, я врезал по педалям и покатил в сторону деревни. Но она не отставала; я не видел её ног, но бежала она очень быстро, не разгибая рук и не прекращая смеяться.
Силы заканчивались, я выл и плакал от безысходности; слёзы застилали мне глаза, а её смех всё никак не прекращался; мои руки сжимали руль так крепко, что, казалось, будто он вот-вот переломится, и я упаду на землю под ноги к этой нежити. Наконец показались знакомые крыши деревенских домов. Воющими от боли ногами я изо всех сил крутил педали так быстро, как только мог. Спасительный спуск облегчил мой труд, и я смог немного передохнуть.
На подъезде к селу я ещё раз обернулся и чуть не завизжал от ужаса: оно было прямо около моего заднего колеса, а руки его уже наполовину разогнутые тянулись ко мне! Изнемогая от усталости и животного страха, я резко повернул руль вправо и вылетел на просёлочную дорогу; существо немного отскочило назад я выиграл время.
Словно в конвульсии мои ноги бились о педали, сердце бешено колотилось в груди, а голова раскалывалась, будто разбиваемая тысячами молотов. С диким грохотом я влетел к себе на участок, бросил велосипед у крыльца и как ошпаренный запрыгнул в дом. Трясущимися руками мне никак не удавалось закрыть дверь, и вдруг, когда у меня практически получилось задернуть засов, тварь, хлопнув калиткой, ворвалась на участок. Не хватило буквально нескольких секунд: она стукнулась об дверь, отбросив меня на приличное расстояние, и просунула руку в проём. Как одуревший, крича молитвы, я прыгнул на дверь и с шумом её захлопнул, зажав руку существа в проёме. Горячие слезы лились по щекам, и мне ничего не оставалось, кроме как молить о пощаде и удерживать спиной хлипкую деревянную преграду в моё единственное убежище.
Попытки твари пробиться ко мне в дом резко прекратились. Тяжело дыша и крестясь правой рукой, я обернулся и бросил взгляд на руку, зажатую в проёме: вместо костлявых пальцев и ужасной кисти, моему взору предстал обычный веник из прутьев, каким хозяйки подметают полы! Проклиная всё на свете, я открыл дверь; веник еле слышно свалился на крыльцо. Существа не было, и только неглубокие следы когтей на деревянной двери были доказательством моего безумного рассказа. В спешке я собрал все свои вещи, пообещав себе больше никогда не возвращаться в это зловещее место. Солнце уже почти село, и улица начала погружаться в непроглядную тьму, разгоняемую лишь светом фар моей машины. Я уже собрался закрыть дверь на большой навесной замок, когда, выходя из дома, бросил взгляд на верхний косяк двери: маленькая булавочка, воткнутая в самый уголок, слегка блестела в белом свете фар. Быть может, она и стала моим спасением?.. Смольников с улыбкой оторвался от тетради и посмотрел на нас.
Неплохой писательский дебют, заключил Серёга, поджав губы, правда, булавки помогают в других случаях обычно, от существ мы используем обычные ножи.
Ах да, советы, улыбнулся писатель, вы же обещали поделиться советами из вашего справочника. А потом, если хотите, я прочту рассказ о событиях, произошедших после книги. Договорились?
Договорились, но скажу сразу: я правда не знаю, каким образом всё это работает. Наш мир весьма и весьма загадочен. К примеру, мой друг, он указал на меня ладонью, высказывал предположение, что все мы живём в симуляции, а данные действия как-то ломают компьютерный код; другие считают, что всё работает по принципу древних верований и обрядов и что правильная последовательность определённых действий может что-то в нашем мире менять. Признаюсь, мне совершенно неинтересна причина, куда более меня притягивают последствия и то, как их можно исправить. Редко среди списка разнообразных примет народов мира можно встретить ту, в которой говорится, что ни в коем случае нельзя смотреть в дверной глазок, когда дверь открыта. Человека это не убьёт, но очень велика вероятность подхватить какое-нибудь неприятное заболевание. Если же вы всё-таки прокололись и посмотрели, то тут же пейте воду! Велик шанс, что всё обойдётся. Как бы смешно это не звучало, но всё работает именно так. Вообще дверные глазки вещь довольно интересная никогда не знаешь, что увидишь: обезображенное бледное лицо призрака, сбежавшего шизофреника, замахивающегося острым прутом прямо тебе в глаз или просто знакомую лестничную клетку.