Зря ты подался в бизнес, покачала головой Ники, дождавшись, когда брюнет закончит говорить. У тебя настолько интересная манера речи и её стиль, что тебе бы цены не было на писательском поприще. Не хочешь попробовать себя в этом?
Нет, поморщился Микки и глубоко-глубоко затянулся дымом, отчего горло обожгло. Это точно не для меня. Я не хочу вкладывать свою философию и свои мысли в голову неких вымышленных героев и тратить жизнь на то, чтобы создавать миры, которых никогда и нигде не будет, кроме листов бумаги и страниц электронных книг.
Ладно, это твоё дело, вздохнув, согласилась девушка. Так, может быть, вернёмся к открытию «LQST»? Ты так и не сказал мне ни «Да», ни «Нет».
Микки вновь задумался, но в этот раз размышления его продлились всего пару секунд. Решив, что этим вечером ему, в самом деле, делать нечего, парень сказал:
Пожалуй, я соглашусь на твоё предложение. Посмотрим, что за такое новенькое «потерянное» место. Только скажи, во сколько открытие?
Начало в десять вечера.
Отлично без особого энтузиазма отозвался Микки, кивая.
Сделав последнюю затяжку, парень затушил сигарету и бросил её в пепельницу.
И, Микки, ты можешь меня забрать и отвезти в «LQST»?
А свою машину ты разбила?
Нет, моя машина в порядке. Просто, если я поеду туда на ней, то с практически стопроцентной вероятностью на ней и уеду. А у меня уже и так два раза отбирали права за вождение в пьяном виде.
А ещё это опасно, задумчиво и равнодушно произнес Микки, разглядывая фильтр уже новой сигареты.
И это тоже, согласилась Ники. А на такси ездить на вечеринки я не люблю.
Она замолчала, ожидая, что Микки спросит: «Почему?», но он не сделал этого. Помолчав немного, брюнет отозвался:
Да, без проблем, я заберу тебя, и мы вместе поедем в «LQST». Только адрес мне скажи, куда за тобой приезжать.
Ники быстро надиктовала свой адрес и попросила Микки заехать за ней в половине десятого. Выслушав всё и дав своё одобрение на слова собеседницы, брюнет сказал: «Хорошо, тогда, до встречи», после чего сразу же отнял телефонный аппарат от уха. В нём слышались слова прощания, произносимые Ники, но Микки их не слушал. Как только девушка замолчала, он отклонил вызов и положил телефон на тумбочку.
Посидев так немного, брюнет вставил сигарету в рот, но быстро передумал курить и, отложив её на тумбочку, спрыгнул на пол. Открыв шкафчик для посуды, Микки быстро пробежался взглядом по его содержимому, и, выбрав тарелку, захлопнул его дверцы, переключаясь на уже полностью готовый завтрак, который теперь оставалось только съесть.
Поставив тарелку на стол, брюнет облизал кончик лопатки, которой выкладывал пищу из сковороды на блюдо, задерживая её у губ, задумываясь. Но вскоре лопатка, всё же, отправилась в посудомоечную машину, а Микки наконец-то сел за стол и приступил к трапезе.
Включать телевизора он привычно не стал, смотря в его тёмный экран и думая о чём-то своём, отправляя кусочек за кусочком в рот завтрак, который пришлось прервать, потому что парень вспомнил, что забыл заварить чай.
Когда с завтраком было покончено, и посуда была заброшена в посудомоечную машину, Микки забрал с тумбочки чашку с любимым ароматным красным чаем и вернулся за стол. Забравшись на стул с ногами, брюнет включил телевизор, сразу же переключая несколько каналов, останавливаясь на музыкальном канале, а после переключая на новости.
То, о чём говорили в новостях, не вызывало в Микки совершенно никакого интереса: чьё-то убийство, чей-то успех и скандал, в котором замешены не то трое, не то четверо. Бессмысленная болтовня о людях, которых он не знал вживую, и знать не хотел, и потому они были ему абсолютно безразличны.
Выдержав минут пять просмотра новостей, брюнет вновь переключил канал, сменяя его каким-то фильмом, жанр и название которого пока оставались загадкой.
Наблюдая банальный диалог между кудрявой рыжеволосой девушкой и импозантным высоким брюнетом, Микки поморщился. Это тоже было безумно скучно. Но этот фильм был на толику интереснее новостей, потому переключать брюнет не стал, а наконец-то взял чашку и, подув на горячий чай, сделал маленький глоток.
Бессмысленно смотря в экран телевизора и совершенно не вникая в суть происходящего в фильме, Микки думал о перспективах сегодняшнего вечера, который ему предстояло провести в незнакомом месте и в окружении шумных светских персон. Нельзя было сказать, что он был чужд богемной жизни и обществу, но и любовью к подобным мероприятиям он не отличался, потому что там, в шумных клубах или на званых вечерах, люди жестоко убивали, разрывая на части, его любимую подругу тишину.
Но по поводу того, что он согласился вновь стать зрителем этой «казни», брюнет волнения или напряжения не испытывал. Во-первых, он всегда мог отказаться от приглашения; он позволял себе отказываться от своих слов даже в тех случаях, когда обещал нечто сделать. И, пусть, возможно, это и не являлось самым лучшим его качеством, но Микки с ним бороться не собирался. Кому и что он был должен, чтобы быть обязанным следовать тому, что он сказал? За несколько часов может измениться целая жизнь, не то, что настроение и желание в чём-то участвовать или с кем-то встретиться. Потому совершенно глупо принимать каждое собственное слово за обещание или клятву, от которых нельзя отказываться. Слова, вообще, мало что значат.
Не отрывая взгляда от экрана, Микки нащупал на столе пульт и выключил телевизор, после чего неторопливо встал и вышел прочь с кухни, не забыв прихватить с собой и чашку с чаем, которого осталась половина.
Преодолев расстояние до спальни и зайдя в неё, брюнет поставил чашку с недопитым чаем на тумбочку, а сам сел на кровать, выуживая из ящика тумбы пузырёк с лекарством и высыпая несколько таблеток себе на ладонь. Третья лишняя таблетка отправилась обратно в упаковку, а две парень положил на язык, сразу же делая глоток чая, запивая лекарство таблетки были достаточно большими, потому, если попытаться проглотить их без воды, чая или тому подобного, были все шансы подавиться.
Проглотив таблетки и обильно запив их чаем, а после, допив и тот его глоток, что остался на дне, брюнет отставил пустую чашку на тумбочку и встал, поправляя чуть сползшие и демонстрирующие теперь резинку тёмных боксёров и часть самого белья джинсы.
При взгляде на часы выяснилось, что времени было уже пять часов вечера и семнадцать минут. Вернув чашку на кухню, Микки направился в ванную комнату, чтобы наконец-то принять душ, потому что после пробуждения он ограничился чисткой зубов.
Привычно подойдя к умывальнику, парень упёрся руками в его края, склоняясь чуть вперёд, пристально смотря в глаза своему отражению. Такие чёрные
Микки слегка прищурился, ещё прицельнее впиваясь глазами в самого себя из зазеркалья. Он прекрасно знал, помнил, какого у него цвета глаза, но, порой, ему казалось, что цвет их совсем не шоколадно-карий, а совершенно чёрный. В самом деле, его глаза имели удивительное свойство отливать тьмой даже в те моменты, когда в них был направлен свет.
Постояв так минуты три, парень всё-таки отошёл от зеркала и направился к душевой кабинке, расстегивая по дороге штаны майки на нём не было. Избавившись от одежды, Микки шагнул в кабинку душа и, закрыв её матовые, будто заледеневшие дверцы, включил воду. Горячая вода полилась ему на голову водопадом, бурным потоком. Дождавшись, пока она намочит всё тело, Микки поднял голову, подставляя лицо под горячие струи, что били по коже точечным массажем, и потёр его.
Проведя в душе не меньше получаса и наконец-то покинув его, парень обернул вокруг бёдер белоснежное мягкое полотенце и переступил порог ванной, вновь направляясь в свою спальню.
Иногда, ходя вот так по своей пустой квартире, Микки казалось, будто в ней кто-то есть, кто-то должен быть, и этот кто-то его вот-вот окрикнет, позовёт. Этот кто-то не страшный и совсем не похож на тени и демонов из фильмов ужасов, которые поселяются в домах и сводят их владельцев с ума, этот кто-то кто-то добрый и тёплый, родной тот, кого в жизни Микки никогда не было.
Даже не дрогнув ни единым мускулом лица и не попытавшись обернуться, брюнет открыл дверь своей спальни и прошёл в неё и сразу же направился к шкафу и, распахнув его дверцы, сдёрнул с себя полотенце, оставаясь полностью обнаженным. Подобные мысли-неясные видения посещали его редко и никогда не приносили боли или горькой надежды, обиды на жизнь за то, что ему некого ждать. Он с детства свыкся с этой мыслью мыслью о том, что он является одним из тех забытых детей, которые не нужны миру, но которых зачем-то спасает государство. Может быть, дело было в его душе душа его отказывалась верить в то, что он один в этом мире и продолжала искать в тишине нотки хотя бы чьего-то родного голоса. Даже, если это было так, то это было неважным, потому что душа Микки, пусть и продолжала абсурдно чего-то ждать втайне от своего носителя, но она не болела при этом, не требовала того, чтобы кто-то непременно был рядом, как это и должно быть у нормальных людей. И разум его ничего не ждал и никого не искал в толпе.