Вот это интересно. Очень. Я знал наизусть распорядок дня всех своих соседей, а тут происходило что-то новое. Правда, окна в автомобиле были затемнённые, поэтому через них не удалось ничего разглядеть. Пришлось ждать, пока оборвётся тихое жужжание мотора и откроется дверца со стороны водителя.
Из машины вышла дама в огромных солнечных очках. Она смахнула с лица прядь волос и захлопнула за собой дверь. Тут появился мистер Чарльз. Он поспешно шагал к воротам, вытирая ладони о рубашку.
Милая моя! сказал он, протягивая руки к даме в очках.
Привет, пап.
Она подставила щёку под поцелуй, но обнимать отца не стала. Потом дама открыла заднюю дверь, и из салона выбралась девочка лет шести-семи с фарфоровой куклой. До меня донеслись только обрывки разговора.
Наверное, Кейси? А это кто у тебя? Она тоже останется?
Мистер Чарльз хотел погладить куклу, но девочка отстранилась, чтобы он не дотянулся. Эта кукла больше походила на товар в антикварном магазине, чем на детскую игрушку. Дама в очках вытащила с заднего сиденья светловолосого малыша и поставила на асфальт. Мистер Чарльз протянул ему руку.
Рад с тобой познакомиться, Тедди. Я твой дедушка.
Мальчик потёр щёку уголком синего одеяльца и уставился на его морщинистую руку, неловко повисшую в воздухе. Мистер Чарльз сдался и пошёл помогать дочери. Они о чём-то разговаривали, но я ничего не расслышал, потому что они стояли ко мне спиной.
Дама поставила у ворот два чёрных чемодана, наклонилась к детям и что-то им сказала. Потом она поцеловала обоих в лоб, стиснула руку мистера Чарльза и села обратно в автомобиль. Мотор ожил чёрная блестящая машина медленно двинулась по дороге. Все трое проводили её взглядом.
Ну что, пойдём в дом? спросил мистер Чарльз внуков, с широкой улыбкой загоняя их внутрь, как овец.
Мальчик, всё ещё потирая щёку одеяльцем, остановился у розового куста и потянулся к одному из бутонов.
Нет-нет, нельзя! воскликнул его дедушка, размахивая руками, и подтолкнул детей ко входной двери.
Минуту спустя он вернулся за двумя чёрными чемоданами и взглянул на меня. Я тут же шагнул в сторону, но успел заметить, что его широкая улыбка погасла.
Глава втораяМой тайник
У меня под кроватью был тайник.
Хотелось бы мне сказать, что там стоял загадочный сундук, который я выкопал в саду и притащил к себе в комнату, чтобы тайно складывать туда удивительные сокровища. Только для того, кто завоевал бы моё доверие, я открыл бы древнюю крышку. На ковёр упали бы комья земли, но меня это, как ни странно, не встревожило бы. А мой друг разинул бы рот, потрясённо разглядывая скрывающиеся там богатства.
Было бы здорово иметь такой сундук.
Но нет.
Мой ящик был чистым и современным. Из бело-серого картона, размером с обувную коробку, с овальным отверстием наверху. На боку имя производителя и жирная чёрная надпись:
100 штук
Осталось там, наверное, около шестнадцати.
Под «около» я имею в виду «ровно». Ровно шестнадцать.
Мама знала про мой тайник, а папа нет. Он бы рассердился, если б узнал. Больше на маму за то, что она меня «поощряет».
Так нельзя, Шейла. Зачем ты их купила, а? Ему от этого только хуже!
Вот что он сказал бы.
Он бы не понял, что я не могу жить без этой коробки.
Так я и жил с тайником под кроватью в девятом доме на Честнат-клоуз. Самом обычном доме на две семьи: с тремя спальнями, ванной, кухней-столовой, прямоугольным задним двором с сараем и выходом на большую застеклённую веранду (больше там особо ничего не было, кроме травы). На веранде раньше стояли плетёный диван и два таких же кресла, а всего пару недель назад их заменили новым бильярдным столом. Я сам видел, как грузчики с трудом проталкивают его через дверной проём. С тех пор папа постоянно спрашивал, не хочу ли я поиграть.
Я не хотел.
Когда он поднимал жалюзи на крыше веранды, из окна моей комнаты можно было увидеть, как папа в одиночку гоняет шары. Вчера он заметил, что я на него смотрю, и, хотя я тут же спрятался за занавеску, уже через минуту папа постучал ко мне в дверь и спросил:
Не хочешь спуститься, сынок? Поиграть со стариком?
Спасибо, пап, не сегодня.
После этого он сразу ушёл. Знаю, папа старался как мог, но бильярд? Серьёзно? Как ему вообще в голову пришла эта идея? Да и я твёрдо для себя решил больше никогда не заходить на веранду. Нашего кота Найджела не раз рвало на холодную белую плитку мышами и птицами. Страшно подумать, сколько там всякой заразы! В летнюю жару всё помещение, наверное, так и кишит микробами. Может, ещё и оставался бы малюсенький шанс, что я решусь погонять с папой шары, но Найджел полюбил дремать на бильярдном столе, чем окончательно отбил у меня всякое желание. Он каждый день растягивался на зелёном сукне, словно готовился принести себя в жертву богам бильярда. Теперь стол пришлось бы залить антисептиками. После этого он точно испортился бы, а папа наверняка угробил на него несколько сотен фунтов.
Больше всего в доме мне нравилась моя комната. Надёжно защищённая от микробов. Снаружи было опасно. Никто не понимал, что грязь это микробы, микробы это болезни, а болезни это смерть. Хотя всё довольно очевидно. В своей комнате я умею всё держать в чистоте. Главное не отлынивать.
Здесь я проводил большую часть времени, так что знал комнату как свои пять пальцев. Вот, например:
1. Передняя правая ножка прикроватной тумбочки шатается и стоит немного криво.
2. Краска под подоконником осыпается. Наверное, из-за того, что я слишком часто протираю это место.
3. Высоко над кроватью отходит кусок обоев, и с определённого угла он напоминает льва.
Не дикого короля джунглей, а забавного мармеладного львёнка. С неряшливой гривой, вытянутой плоской мордой и сползшим глазом. Всё-таки обоям было лет десять, и их уже раз пятнадцать покрывали водоэмульсионной краской. Иногда я разговаривал со львом. Конечно, обращаться к неодушевлённым предметам странновато, но наверняка где-нибудь написано нечто подобное: «Примерно на десятый день несчастный человек, избравший жизнь в четырёх стенах, начинает так изнывать от скуки, что принимается заводить разговоры с вещами, которые его окружают. Это совершенно естественно и не должно вызывать тревоги».
В моём случае день был восьмой. Я снова не пошёл в школу, утро выдалось так себе, и лев-с-обоев смотрел на меня из угла. Я сразу почувствовал на себе его взгляд, потому что давно поглядывал на него, но не решался заговорить. И вот наконец не выдержал.
Ты, наверное, думаешь: «Ох, бедняжка Мэттью! Разве не грустно, что он целыми днями сидит в четырёх стенах? Даже в школу не ходит! Когда он уже наконец перестанет бездельничать и выползет из своей норы?» Так вот никогда! Можешь обо мне не беспокоиться. Понял?
Когда я выговорился, мне сразу стало легче. Как будто в споре победил. Мама вот разговаривала с котом, и ничего. Никто не считал её ненормальной. Так что после того случая я стал частенько болтать со львом. По-моему, ничего странного в этом не было. Странно было бы, если бы он мне отвечал. Этого, к счастью, не случалось.
Само собой, родители ничего не знали. Я держал всё в тайне. Правда, и моя тяга к чистоте раньше была секретом. Мой друг Том первый заметил, что со мной что-то не так. На физике я вышел помыть руки, а когда вернулся, он уставился на меня, подперев голову.
Мэтт, что с тобой такое?
Я моргнул.
В смысле?
Ты на каждом уроке бегаешь в туалет, и на переменах тоже, прошептал он. Всё в порядке?
Нет, не в порядке. Сколько бы я их ни мыл, руки всё равно казались мне грязными. Я никак не мог избавиться от этого неприятного ощущения. Поэтому и бегал в туалет весь день. Я не знал, как объяснить это Тому, просто пожал плечами и уткнулся в тетрадку. После этого в школу я ходить перестал.
Дома можно было мыть руки сколько угодно, но мне не нравилась ванная комната. Она, как и школьный туалет, кишела бактериями. Пару недель назад я не выдержал и, пока мама была на работе, вычистил там всё как следует. Время пролетело незаметно. Мама вернулась и застала меня за уборкой. Она смотрела разинув рот, как я протираю кран изнутри ватной палочкой, смоченной отбеливателем.