Сейчас я должен, как говорил генерал, когда назначал на должность следователя, правильно и объективно разобраться с тайной, которую долгое время хранила Лесная коса. Только как это сделать? Нужно досконально изучить уже собранные сведения, еще раз переговорить с задержанными артельщиками. Хотя бы мысленно представить обстановку места преступления. Надо полагать, не хотел ошибиться начальник следственного управления Коваленко, предложив генералу утвердить меня следователем по этому делу, и, конечно, все ждут от меня объективного расследования. Теперь, выслушав Савченко и других артельщиков, я понимаю, какая там царила обстановка на тот момент. Знаю этих людей, часто бывая на участках, восхищался их нелегким трудом. Это вселяет уверенность в их невиновности. Правильно вносит предложение Савченко - на бумаге, наглядно, изложить все случившееся там. Вот только как он это сделает?».
Майор вспомнил, как на допрос к нему привели Николаенко.
- Ну что, Роман Константинович, как дела? Давайте мы вот с чего начнем: вместе воспроизведем, как заехали на Лесную косу во второй раз, как подошли и как стреляли, - вы ведь не отказываетесь, что выстрелы произвели?
Николаенко замялся, прокашлялся и вымолвил:
- Дак мы про все это еще в прошлый раз с Лукиным записали. Вот если бы был кто-то, кто на косе осколки собирал, то с ним мы бы поняли друг друга, а как вы можете это воспроизвести, ума не приложу.
Гавриков поднялся над столом:
- Ну вот, Роман Константинович, я вышел из бульдозера с карабином, иду, - показал следователь, делая маленькие шажки по узкой комнате дознаний, - подошел к сухостою, так?
- Так.
- Дальше что вы делали? Я ваши действия воспроизводить буду.
- Я прошел под ружьем, которое выше меня висело. А вглубь, где череп торчал, не пошел. Откровенно говоря, как-то не по себе стало, немного страшновато. Снег в том месте глубокий, выше колена, еще, думаю, в меховые сапоги его наберу. Снял с плеча карабин, три раза стрельнул. Потом положил на снег карабин, три раза перекрестился, сказал: «Прощай, Никита», поднял ружье и пошел к балку.
Гавриков поднял руки, показывая, что сделал выстрел. Один. Два. Три.
- Что после выстрелов было?
- Раскаты от выстрелов минут пять по лесу отдавались. Похоже, будто пушка с косы стреляла, а снаряды рвались километрах в пяти. Потом последовала серия буханий, это стал снег валиться с кедрачей и черных ясеней. Я вернулся в кабину и поехал на юг, по следам недавно проехавшего бульдозера, где сидел с Валентином горный мастер.
Следователь вернулся за стол:
- Значит, вот как все было? Мы с тобой как бы эксперимент следственный произвели, как бы на косе побывали. Как я понял, ты своими выстрелами в тайге большого шума наделал?
- Да я и сам не мог подумать, что тайга так мою стрельбу воспримет и долго успокоиться не сможет. Мне даже стало казаться, что и другие деревья стали раскачиваться и производить какое-то громкое ворчание в адрес нарушителя лесной тишины. Мы хоть оружие с собой и возим, но пользуемся им крайне редко. Если медведь или кабан-секач выскочит, бывали такие случаи. Я все больше с бульдозером, а на такую железную махину не всякий зверь полезет, какой бы он ни был агрессивный. В прошлом году лесорубы наскочили на кабанью семью и спугнули. У тех был гон. Я стоял недалеко от просеки. Только стал в кабину бульдозера залазить, как вижу: с верхнего распадка на меня с очень большой скоростью секач несется, килограммов на двести. Он чуть-чуть просчитался, я успел ноги поднять. А так бы он своими клыками мне их покалечил. А метил точно в меня, паразит. Даже на боковых шайбах гусеницы свою шерсть оставил. Так что железный конь выручил:
Гавриков вошел в свой кабинет, уселся. Достал документы и, разложив их на столе, стал снова изучать материалы дела. «Логически Лукин правильно выстроил развитие действий по составу предполагаемого преступления. Ждал подтверждения своей логики в показаниях артельщиков, но не тут-то было - я уже полностью убедился, что нельзя слить действия этих двух артельщиков в единое дело. Часть пока висит на Савченко, другая на Николаенко - вот где гвоздь забит! Как его собирался Лукин вытаскивать, не имея инструментов, да еще когда шляпка не видна, не знаю. Раньше я только предчувствовал, что мужики не виновны. А сейчас, просмотрев материалы еще раз, переговорив с артельщиками, встретившись несколько раз с руководством «России», горными мастерами, убедился, что мои соображения подтверждаются. Дело-то в принципе несложное, но как концовку вывести - ума не приложу. Знакомые из ведомства Шабанова рассказывали, что Бирюков так красиво докладывал главному прокурору, будто уже жар-птица у него в руках. А как документы, им подготовленные, просмотришь - совсем другая картина вырисовывается. Вот его телеграмма по отпечаткам пальцев, что они на гильзах и емкости совпадают. А по другим документам видно: к емкости десятки лет никто не прикасался. И это не единственный прокол у Лукина и Бирюкова. Но у меня другая задача: нужно на основании их материалов доказать, что все было несколько по-иному. Доказательная база не имеет перспективы документально подтвердиться».
Гавриков аккуратно разложил все документы по черным папочкам. Достал записную книжку и начал записывать все детали, планы на завтра. Поднял трубку красного телефона - это была прямая связь с начальником следственного управления.
- Трофим Никитович, я бы смог к вам на пару минут заскочить?
Получив согласие от Коваленко и прихватив записную книжку, майор пошел к начальнику следственного аппарата. Там можно подискутировать с ним и другими опытными товарищами по вопросам, которые только что сформировались в его голове после нескольких допросов, проведенных с основными подозреваемыми.
Как только Гавриков вошел в кабинет, Коваленко спросил:
- Ну как, Константин Анатольевич, что нового из следственного изолятора принес? Как там дела продвигаются?
- Да ничем новым пока не обрадую. Встречаюсь с артельщиками, знакомлюсь с протоколами их допросов. Обобщающими материалами пока не располагаю.
В этот момент на столе начальника следственного управления зазвонил телефон прямой связи с генералом. Коваленко взял трубку, что-то выслушал и ответил:
- Да-да, сейчас будем. Он у меня, мы как раз по этому делу беседуем.
Положив трубку, полковник обратился к Гаврикову:
- Хорошо, что ко мне с докладом пришел. Нас сейчас генерал ждет. Будешь докладывать свою точку зрения.
В кабинете у начальника краевого управления УВД они сели за длинный стол.
- Ну, как новый следователь в это важное дело входит? Мне опять Николай Никандрович звонил и просил уделить особое внимание раскрытию данного преступления. Москва на контроле его держит.
Гавриков раскрыл записную книжку и стал докладывать:
- Товарищ генерал, считаю нужным доложить следующее. Я ознакомился с материалами следствия, допросил подозреваемых, и у меня, еще не полностью, но свое мнение уже начало складываться. Хочу признать, что логическая версия развития преступления Лукиным выстроена неплохо, и основания для этого у него были. Савченко, да и Николаенко, своими действиями в лесу подтолкнули следователя к таким выводам, - Гавриков перешел к подробному анализу собственных наблюдений и выводов по материалам и допросам и обобщил:
- Я проинформировал об этом полковника Коваленко и хочу еще раз, в вашем присутствии, повторить: улики, привезенные Бирюковым, настолько незначительны, что ими практически невозможно пользоваться. Они противоречивы и не отражают существа преступления. Через пару дней, думаю, у меня будут все основания более четко доложить насчет виновности задержанных старателей. Кстати, - Гавриков напрямую обратился к генералу, - Савченко попросил меня купить ему цветные карандаши и несколько листов ватманской бумаги, чтобы всем нам графически показать развитие событий на Лесной косе. Он якобы предлагал эти услуги моему предшественнику, но тот отмахнулся. Я понимаю Лукина как следователя, он по-своему вел это дело, а я вижу решение этой задачи в ином виде. Полагаю, просьбу Савченко надо удовлетворить, а он завтра нам свою точку зрения, как горный инженер, наглядно разъяснит. Нам важно ваше мнение, товарищ генерал. Может быть, вы считаете, что не стоит связываться с этими чертежами, а лучше выехать мне на место происшествия?