- Названия высот, ключей, речушек тоже многое могут подсказать. Вот, например, Медвежья Лапа с пятью пальцами и предплечьем. Это значит - громадная сопка, которая придавила все водные артерии на большой территории и перекрыла им выход к морю. А на восток сброс воды идет к единственной реке. Вот и рождаются «мертвые» протоки, разливные озера, как бы каналы для временного отстоя. А когда основная вода сойдет из этих накопителей, как бы заглушки откупориваются. Дождей давно нет, а реки и ключи бушуют - вот это и есть вода с отстойников. Так как нам лучше сделать, Василий Николаевич? Может, остановить бульдозер, а самим повыше подняться, чтобы лучше рассмотреть эту самую точку А, показанную вчера вами на карте?
Горный мастер вылез из кабины и поднялся несколько выше по распадку, откуда ясно просматривалось то место, о котором говорил главный геолог экспедиции. Здесь самое узкое место Филаретовского ключа, и он идет в разлив. Вот то место, где нужно ставить мост, а к нему и от него бить дороги. Склоны сопок пологие, позволяют это делать. И отсюда рукой подать до Медвежьего Кута.
Не теряя времени, вернулись в кабину и пошли дальше на подъем, поравнявшись на высоте с Лесной косой. Валентин поднялся выше и пошел по своему следу, который он сделал два дня тому назад. Им обоим не хотелось смотреть в сторону больших деревьев, где по-прежнему висело ружье и человеческие останки.
Перевалили сопку и поехали вниз. Бульдозер, как на хороших санях, съезжал все ниже и ниже по знакомому следу, хотя внизу было больше снега и кое-где следы уже замело. Но примятые два дня назад гусеницами кустарники и молодые деревца служили им четким ориентиром.
- Давай-ка, Валентин, доберемся до тех воронок, которые чуть не стали нашей могилой, и сделаем остановку. А возможно, в этом месте и заночуем.
Поляков кивнул, продолжая внимательно вглядываться в следы, ведущие в большой распадок. Посреди него по растущему кустарнику можно было определить, что здесь проходит неширокий ключ, берущий свое начало где-то повыше горы Медвежья Лапа. Бульдозер шел без остановок. Мотор надрывно гудел, выбрасывая клубы черного дыма. «Вот сейчас можно и подремать, - подумал горный мастер, когда уже миновали Лесную косу. - И зачем я тогда повернул на юг? Ведь совсем рядом был спуск. А тут и разлив ключа, та самая проушина, которую я искал в этой таежной неразберихе. И почему Валентин поддержал такое решение? Видимо, он тогда тоже считал, что южное направление предпочтительнее. А, возможно, не решался идти на север из-за плохой погоды и усталости. Третьи сутки в движении дают о себе знать. Нужда в отдыхе заставляла спускаться вниз, натыкаясь на продольный каньон Филаретовского ключа. Моя настойчивость и трудности в продвижении техники по крутым склонам нервировали людей. И Валентин это почувствовал. В тот момент хоть к черту на кулички, лишь бы с этих высот вниз, в распадок, на ночной привал. Да и что греха таить, белый отполированный череп и какая-то жуткая тайна, которую хранит Лесная коса, гнали нас прочь оттуда.
Как же удалось Полякову, несмотря на такой сложный переход, вывести бульдозер из зарослей нетронутой тайги? Чем это могло закончиться, нетрудно предсказать. Хорошо, что Валентин был рядом. Он оказался очень грамотным и опытным. Ничего, что сегодня он бульдозерист. А завтра может и мое место занять. Я бы только приветствовал такое назначение».
Вечерело. Мороз усилился. Все время шел снег, но сильного ветра, переходящего в буран, как наверху, не было.
«Вот и те сухостои стоят, которые я объезжал и попал в западню», - подумал Валентин и обратился к горному мастеру:
- Василий Николаевич, давайте-ка выйдем и посмотрим, где мы тут падали и бултыхались.
Постояв у первой ямы, они пошли к следующей, а когда повернули налево, как бы в сторону подъема; перед ними вдруг открылся бункер из бревен. Таких подземных сооружений насчитывалось двенадцать, и все располагались на одной линии с боковыми дверями, с глубоким подкопом под корнями кедрачей и ясеня, служивших крышей подземным камерам, которые внутри были аккуратно выложены уже подгнившими стругаными бревнами и укреплены несущими перегородками. Эти неведомо чьи жилища соединялись подземным ходом в рост человека. Когда закрывалась входная дверь, то все как бы схоранивалось от глаз, сливаясь с общим фоном леса и кустарника.
Подъехал Роман с лесниками. Они тут же с удивлением принялись рассматривать кое-где обвалившиеся бункеры. Горный мастер сказал, что ночевать будут здесь. Время еще было, поэтому, вооружившись фонариками и взяв на всякий случай карабин, мужики стали входить в подземелье, пытаясь детально рассмотреть его. Было опасение, как бы медведь не нашел себе здесь пристанище. Поэтому, отрывая дверь от снега, они сначала стреляли, а затем, светя фонариками, осторожно ступали на подгнивший пол.
Снег завалил только вход, а дальше, похоже, все оставалось на своих местах: люди, видно, давно покинули это пристанище. Корни деревьев насквозь пробили помещения, и в свете фонариков они казались свинцовыми кабелями, со всех сторон стягивающими и держащими стены помещения. Подземные спруты уже не питали вверху стоящие деревья влагой, зато препятствовали проникновению воды внутрь, что делало эти просторные вместилища пригодными для жилья и не давало им разрушиться.
Привлекали внимание экспедиции тонкие, ровные линии крепления бревен: это оказалась кора, аккуратно срезанная с деревьев. Благодаря гибкости и прочности она плотно прилегала к ошкуренным стволам, крепко связывая их. Ни одной железной скобы, ни одного гвоздя не было использовано в этом сооружении. В центре каждого жилища стояли печи, вылепленные из глины с примесью продолговатых камешков с бугристой поверхностью, видимо, для большего сцепления массы. Они от огня покраснели, как и печные трубы, вросшие в потолок между крупными камнями, обвитыми корнями деревьев.
Выделялось просторное помещение с солидной печью. Похоже, то была столовая и место общего сбора. Этот бункер больше других пострадал от времени. Печь разрушилась, камни упали в ее основание, куски дымовых труб превратились в труху.
Продолжая знакомиться с заброшенным подземным поселком, Савченко и его товарищи обнаружили колодец и длинную тропку, почти заросшую и скрытую под снегом. Найти гильзы от патронов или какие-либо другие боеприпасы им не удалось. Возможно, здесь жили мирные люди, заготавливали древесину. Но куда ее отправляли? Ни дорог, ни троп, такая глушь. А лесные массивы есть и поближе к населенным пунктам. Да и пней нигде не видать. Зато целые завалы сухостоя и старого леса тянутся на многие километры.
Стало совсем темно, и мужики пошли ужинать. К ночи мороз усилился. Балок и два трактора угрюмо стояли недалеко от двух разрушенных подземных сооружений.
Едва рассвело, лесники, прихватив с собой фонарики, ушли опять осматривать потайные подземелья. День был свободный. В балке остался горный мастер. Он не стал возвращаться в занесенные снегом, промерзшие подземелья, ему не хотелось разглядывать расположение землянок, где раньше жили русские возвращенцы, японцы, китайцы, немцы, как это рассказывал Родимцев. Исчезло желание вспоминать расположение старообрядческого хутора с трагической судьбой его обитателей. Ясно было одно: здесь, в этой непроходимой глухомани, в сырых и холодных подземельях, ютились люди. У всех были разные причины прихода в эти скрытые от человеческого глаза места. Все поровну несли лишения, голод, холод, болезни, а возможно, и издевательства. Большинство остались здесь навсегда. Нет ни могил, ни крестов, ни памятных знаков. Пройдет какое-то время - и равнодушная к человеческим страданиям природа окончательно разрушит земляные сооружения, упрятав их в вечные таежные схроны. Останется только сожалеть об этих натерпевшихся людях, независимо от их национальности. То, что они вершили в таких глухих местах, не востребовано новыми поколениями
Разве мог тогда подумать Василий Николаевич, что вторичный заезд на законспирированные подземелья принесет ему и его семье столько бед и сыграет роковую роль в его карьере золотопромышленника?
Шла подготовка к выходу в эфир, хотя по плану это следовало делать на следующий день. Но вся работа была выполнена. Включили радиостанцию, и тут же послышался голос: