Ну как же, читал... Вы прекрасно пишете... Да, прекрасно...он вновь запнулся и вдруг сильно встряхнул руку онемевшей Катажине, а затем и капитану. Пожатие его было сверх всякого ожидания крепким.Так вас интересует старинное оружие? Тогда располагайте мной все двадцать четыре часа в сутки. Будите меня хоть в полночь с любым вопросом. Если вы и впрямь хотите что-то знать в этой области, то лучшего места не найти во всей Польше. Только здесь вам удастся увидеть, как наши предки били врага!
Он быстро нагнулся, поднял прислоненный к ножке стола парусиновый колчан со стрелами, вытащил оттуда одну, вложил ее в арбалет и натянул негромко скрипнувший механизм. Затем привычно прицелился.
Раздался свист, пронзительный и резкий, как крик умирающей птицы. Вечорек едва успел проследить полет стрелы. Острие вонзилось точно в то место, где фигуре бегущего воина с пикой кто-то нарисовал красной краской, а может, и губной помадой, сердце.
Вот, пожалуйста. Так это и выглядело.В сухом голосе оружейника звучала нескрываемая гордость.
Это мой новый арбалет. Я как раз его пристреливаю.
Только не забудь про ужин,сказал Янас.Через четверть часа ждем тебя наверхусамо собой, без арбалета.
Ровно через пятнадцать минут буду,ответил Вильчкевич и снова потянулся к колчану.
Уже за дверью до них вновь донесся свист и тупой удар стрелы о стену.
Все поднимались друг за другом по ступеням, и Катажине, шедшей впереди, казалось, что здесь и светло, и уютно, хотя две лампочки под потолком создавали скорее настроение, чем освещение. Во тьме за стеклянными зарешеченными дверьми выл и бился ветер. Вьюга все усиливалась, но внутри замка было тепло и покойно. Теперь они уже шли по широкой мраморной лестнице, ведущей в зал по соседству с библиотекой.
Как вам у нас?спросил у Катажины Янас.Я-то сам за двадцать лет жизни здесь потерял свежесть восприятия, но те, кто провел у нас хотя бы несколько дней, как правило, приезжают еще и еще, потому что наш замок, как говорится, западает в душу.
Для меня все пока так необычно,улыбнулась Катажина.Но я уже начинаю думать, что когда я уеду, меня тоже будет тянуть вернуться и...
Она не договорила. Прямо против них из-за полуоткрытой двери в библиотеку послышался оглушительный треск, затем сверкнула и тут же погасла слепящая вспышка.
Что это?
Янас кинулся к двери. Вечорек нагнал его, и они почти одновременно вбежали в библиотеку. В комнате стоял штатив с фотоаппаратом, а возле негомолодая, привлекательная стройная брюнетка, с которой капитан еще не встречался.
Она стояла перед портретом «Черного короля» и растерянно следила за маленьким белым облачком, расплывающимся над банкеткой.
Обернувшись к вошедшим, девушка беспомощно сказала:
Лампа взорвалась. Шестая за месяц. В понедельник придется звонить в Варшаву, чтобы прислали новую партию.
Боже мой, Ванда!Хранитель поднял с пола кусок стекла.Через пятнадцать минут ужин, а ты тут расставила свою аппаратуру!
Пан профессор попросил меня сфотографировать риберовского «Короля». У нас ведь нет ни одного большого снимка. Я хотела сделать это сейчас, а после ужина проявить и напечатать, чтобы к утру все было готово.
Ну, к чему такая спешка...Гавроньский покосился на Вечорека и сразу отвел глаза. Капитан, впрочем, засек это лишь краем глаза, так как сам в тот момент откровенно любовался девушкой-фотографом.
Вы не беспокойтесь. Дело и впрямь не срочное...Хранитель снова нагнулся и поднял еще один осколок разбитой лампы.
Я уберу,быстро сказала девушка.
А мы вам поможем,прибавил Гавроньский и тепло ей улыбнулся.Собственно, убирать тут впору мне, ведь это моя вина! Да, вы же еще не знакомы! Пани Ванда Щесняк, секретарь музея, а также главный и единственный архивариус в Борах.
Ванда робко поздоровалась с Катажиной и покраснела, когда Вечорек поцеловал ей руку.
Вот так втроем с Вандой и доцентом Вильчкевичем мы и работаем,произнес хранитель.Ванда, девочка, поторопись, сегодня нужно пораньше отпустить персонал, запереть после ужина здание, все проверить и затопить камин.
Я и забыла, что сегодня суббота.Подойдя к штативу, Ванда принялась отвинчивать аппарат.Опять суббота... Как же летит время!Она несмело улыбнулась и снова покраснела. Затем бросила быстрый взгляд на Гавроньского.
А с фотографией и правда придется обождать до вторника, пан профессор. Без вспышки не будет нужной резкости.
Гавроньский подошел к картине и внимательно осмотрел ее:
М-да, тут потребуется не меньше тысячи ватт!
В сумраке, среди завываний вьюги, доносящихся сюда через дрожащие и позвякивающие оконные стекла, лик Черного короля казался озаренным каким-то внутренним нежным светом.
Глава одиннадцатая, в которой обитатели Боров пугают друг друга, читая у камина старинные рукописи
Ужинали на первом этаже в большом белом зале, который прежде служил для пиров, а сейчас, когда здесь сидело за столом всего только несколько человек, говоривших друг с другом вполголоса, действовал на них подавляюще. Вечорек во время этой трапезы казался себе мышью, гложущей ночью сырную корку посреди собора. Но вот хранитель встал и громко произнес:
А теперь пожалуйте наверх. По традиции, уже не княжеской, а нашей, мы каждую субботу разводим огонь в камине библиотеки. Персонал свободен до понедельника, но мы справляемся сами. Верно, пан Витек?
Художник Жентара кивнул коротко остриженной головой.
Так точно, пан генерал! Дрова уже в камине. Я принес их из сарая еще утром. Кто бы придумал, как усмирить этого проклятого пса! Конечно, днем он на цепи, но я случайно очутился слишком близко и еле-еле сумел отскочить. А если бы я не успел... Боже мой!В его словах прозвучал неподдельный ужас.Он же разорвал бы меня на куски! Не понимаю, как это он до сих пор никого не загрыз...
Ну-ну, Витек,сказала Магдалена Садецкая и покачала головой, на которой за поразительно короткое время она соорудила из своих светлых волос вечернюю прическу.Животные, подобно мужчинам, приручаются довольно быстро, но терпеть не могут чужаков. У нас, женщин, никогда не бывает такой обостренной неприязни к чужому.
Разве что иногда... к другим женщинам...тихо сказал Вечорек.Но это нельзя признать общим правилом. Я ни в коем случае не хотел бы обидеть милую, нежную и слабую половину человечества.
Это не правило, это закон!рассмеялась Магдалена.Но вы, поэты, научились любить людей и находить у женщин достоинства, которыми они не обладают. Мы вовсе не милые, не нежные и не слабые.
И в итоге мы приходим кривыми путями к тому же, что ты говорила о мужчинах,заключил Жентара.Женщины такие же животные, как и мужчины, лишь с той разницей, что у них нет инстинктивной неприязни к чужим.
Это точно,буркнул Вильчкевич.
Хорошо же вы описываете наш биологический вид,произнес хранитель, открывая дверь.Странно, что вы еще о детях не вспомнили.
Дети!пожал плечами Марчак.У меня четверо. Двое мальчиков и две девочки. Это просто маленькие мужчины и маленькие женщины. Смотришь на нихи понимаешь, как они будут выглядеть и что будут говорить через сорок лет. Хотя я очень надеюсь не дожить до этого.
Признайте по крайней мере, что работаем мы лучше, хладнокровнее и упорнее мужчин,продолжала Магдалена.
Боже!вздохнул Жентара.Неужто мы дали им равноправие для того, чтобы они оплевывали наш труд, даже в этом дивном заснеженном замке на краю света, где человека, казалось бы, не подстерегает никакое зло!
Зло подстерегает человека везде,заявил Марчак, и его слова повторило под темными сводами эхо. Воцарилось молчание. Художник подошел к двери, но остановился, пропуская женщин.
Нужно всегда быть начеку, чтобы с нами не случилось что-нибудь скверное. А для этого стоит лишь соразмерять наши обязанности и наслаждения...
Вот только нам отпущено слишком мало наслаждений и слишком много обязанностей,сказала, улыбнувшись, Ванда. Говорила она негромко, глубоким, приятного тембра голосом.
Только сейчас Вечорек осознал, что за ужином она все время молчала. Капитан поднял голову и встретился взглядом с глазами Катажины, которая в дверях столовой обернулась. Он понял ее. Катажина тоже заметила, что Ванда как-то особенно выделила свою фразу, сильнее, чем это подразумевала столь непринужденная беседа. Она говорила для кого-то, кто должен был воспринять ее слова иначе, чем все остальные. Но кто это был? Может, хранитель? Ведь онее начальник. Вдруг она и впрямь работает больше, а отдыхает меньше, чем положено? Выходя из столовой и шагая вслед за остальными через небольшое темное помещение в холл, а оттуда по широкой мраморной лестнице в библиотеку, Вечорек все не мог отделаться от неясного ощущения, что слова Ванды имели какой-то скрытый смысл. Но потом он забыл о них. В конце концов, это была самая обыкновенная фраза, никак не связанная с заданием, которое привело его сюда, да еще он запросто мог ошибиться, оценивая тон человека, которого пока мало знал. Во всяком случае другие ничего не заметили.