Сердце дрогнуло в груди у Жанет, потом его стиснула незнакомая боль, и вдруг оно бешено заколотилось. Она сказала тихо, с укоризной:
Джерри, как ты мог так поступить? Ты же знаешь, сколько людей волновалось из-за него. Я люблю тебя, а не Фрэнки. То, что я чувствовала к Фрэнки, было детской любовью, которая не имеет ничего общего с тем, что я испытываю к тебе. Ты должен был рассказать об этом.
Да, ее мучили сомнения. Действительно ли чувство к Фрэнку было не похоже на то, которое она питала к Джерри. Но она любила Джерри, она была уверена в этом. Разве ей не хотелось выйти за него замуж?
Я знаю, что поступил неправильно, дорогая, произнес Джерри извиняющимся тоном. Я чувствую себя негодяем, поверь мне, но я люблю тебя, я полюбил тебя сразу, как только увидел, и мне было бы больно потерять тебя.
Ты не потеряешь меня, если постараешься, улыбнулась Жанет, потом лицо ее сделалось серьезным и она подкрутила рукой воображаемые усы. И скоро ты будешь в моей власти, во власти распрекрасного своего дружка.
Джерри рассмеялся счастливым смехом.
Я люблю тебя, Жанет.
И я люблю тебя, Джерри.
Они поженились в полдень в церкви Святого Патрика, о чем уведомляли разосланные приглашения.
Усилием воли Жанет вернулась к действительности.
Он был таким парнем, говорил Марти, каким я всегда мечтал стать, будучи мальчишкой. Он пригубил вино и поставил бокал на стол.
Во Фрэнке было что-то такое, что отличало его от других и всегда притягивало, тихо сказала Жанет. Вокруг него витал дух авантюризма, в нем было что-то демоническое, что волновало девчонок моего возраста, включая и меня. Она лукаво взглянула на Джерри и улыбнулась. Это было давно, и теперь об этом можно было спокойно говорить.
Но в нем всегда было и что-то такое, что ускользало от понимания, сказал Джерри. Взгляд или выражение лица, которые заставляли думать, что он смеется над собой и окружающими или что он просто играет с ними и с жизнью. Никогда нельзя было с уверенностью сказать, о чем он думает. Я знал только то, что он позволял мне знать. Что-то было в нем такое, что постоянно заставляло меня сомневаться в своих чувствах по отношению к нему и в то же время заставляло каждый раз разбираться в этих чувствах.
Да, сказала Жанет, улыбаясь мужчинам. Думаю, что именно таким он и был. Он всегда выводил людей из равновесия, не давая им шанса отплатить ему той же монетой. То, что могло причинить каждому из нас боль, никогда не причиняло боли ему. Он всегда был сам себе хозяин. Казалось, что он всегда подначивал человека сделать что-то, а потом смеялся над ним, неважно сделал он это или нет. Не знаю, но мне кажется, что никто в действительности не знал его. У него было столько лиц, что никогда нельзя было понять, какое из них настоящее.
Жанет снова посмотрела на мужчин, внезапно в ее глазах появились слезы. Она вытерла их носовым платком.
Я просто дурочка, глупая сентиментальная дурочка, но я чувствую себя такой счастливой, что вы оба со мной. Вы просто не представляете, как одиноко мне было, когда вы были далеко Джерри в Испании, ты во Франции, а Рут Она снова приложила платочек к глазам. Может быть, выпьем кофе в гостиной?
Марти улыбнулся. Джерри перегнулся через стол и взял Жанет за руку.
Если ты и дурочка, дорогая, то самая прекрасная дурочка. И я люблю тебя за это.
Часть третья
Глава первая
На следующее утро я проснулся в незнакомой комнате. Еще не совсем отойдя от сна, я тупо уставился в потолок. Постепенно придя в себя, я наконец вспомнил, где нахожусь, в Балтиморе. Я совсем не собирался убегать и подумал о том, не вернуться ли назад. Окончательно проснувшись, я вылез из кровати и стал одеваться. Пока я умывался у маленького умывальника, стоящего в углу комнаты, я думал о том, что сейчас происходит в Нью-Йорке. Наверное, когда я не вернулся, брат Бернард послал телеграмму моим родственникам, а получив ответ, скорее всего, заявил обо мне в полицию. Теперь они начнут проверять вокзалы и рано или поздно обнаружат, что я купил билет до Балтимора. Я прекрасно понимал, что не смогу долго скрываться, и самое лучшее для меня как можно скорее покинуть гостиницу и затеряться в городе.
Закончив одеваться, я бросил последний взгляд на комнату и спустился вниз. Я отдал ключ от комнаты портье и сказал, что уезжаю. Он ничего не ответил, бросил ключ на стол позади себя и углубился в чтение газеты. Я тоже купил газету в табачном киоске в вестибюле и вышел на улицу. Через несколько домов от гостиницы находился небольшой ресторанчик. Я зашел в него и заказал завтрак: сок, яйца, кофе. Это стоило мне двадцать пять центов. Я развернул газету на странице, где печатались объявления о найме на работу. Предложений для юношей было несколько: посыльный в конторе, помощник продавца и тому подобное. Я отметил объявления карандашом и приступил к завтраку.
К обеду я прошел по всем адресам, но так и не получил работу. Один или два раза я заблудился, а когда обращался к прохожим, они отправляли меня в противоположном направлении. Здесь было совсем не так, как в Нью-Йорке, где прохожий всегда объяснит тебе, как пройти, но при этом у тебя появляется ощущение, что он смеется над твоим невежеством.
Я решил, что прежде чем отправиться куда-либо еще, мне следует позаботиться о ночлеге. Я открыл газету на странице с объявлениями о сдаче жилья внаем. Похоже, что все комнаты сдавались в одном районе. Зайдя в ресторан пообедать, я разузнал, как добраться туда. После обеда я сел в троллейбус и доехал до Стаффорд-стрит. Это был старый квартал в центре города. Вдоль улицы вытянулись серые и коричневые каменные здания, в окнах которых висели объявления «Свободно» или «Сдается». Пройдя немного, я остановился возле дома, который выглядел почище остальных. Я поднялся по ступенькам и позвонил. Ответа не было. Подождав несколько минут, я снова позвонил, и снова никакого отзыва. Я повернулся и стал спускаться по лестнице. Дойдя почти до половины, я вдруг услышал, как позади меня открылась дверь. Я вернулся наверх. Там стояла пожилая женщина, волосы которой были завязаны разноцветными ленточками.
Что за идея будить человека средь бела дня? недовольно спросила она. Голос у нее был хриплый и слегка дрожал.
У вас в окошке висит объявление, мэм, сказал я, указывая на бумажку. Сдается комната.
Не называй меня мэм, проворчала женщина и посмотрела в том направлении, куда я указывал пальцем. Ах, это, сказала она уже более спокойно.
Да, комната еще свободна? спросил я.
Нет, быстро ответила женщина, ее вчера заняли. Я просто забыла снять с окна объявление.
Извините, что побеспокоил вас, сказал я и начал спускаться по ступенькам. Женщина окликнула меня:
Молодой человек! Вернитесь.
Я вернулся.
Да, мэм?
Прекрати называть меня мэм, мне это не нравится.
Извините.
Она внимательно посмотрела на меня.
Ты впервые в этом городе, да? спросила она, что меня расстроило. Если она так легко смогла это определить, то какие шансы были у меня укрыться здесь?
Да, ответил я, а что?
Ничего. Откуда ты приехал? Из Нью-Йорка?
Не ваше дело, ответил я, начиная злиться. Я просто спросил у вас насчет комнаты, но не предполагал, что попал в полицейский участок. Забудьте об этом. Я повернулся.
Подожди минутку, сказала женщина. Я не имею в виду ничего такого, просто хочу помочь тебе. Возможно, у меня найдется комната. Зайди.
Я прошел за ней в прихожую. С правой стороны была большая двустворчатая дверь. Женщина открыла ее, и я прошел за ней в большую комнату. По всей комнате были расставлены диваны и кресла, а в углу находился большой рояль, на котором стояло несколько пустых бутылок из-под виски. Повсюду были сигаретные и сигарные окурки в пепельницах, на полу возле большого старомодного камина. Комната пропахла табаком и виски и еще чем-то таким, что напоминало запах, приносимый ветром от больницы, когда он дул в сторону нашего приюта.
Мальчик, здесь отвратительно пахнет, сказала женщина, втянув носом воздух, потом подошла к окну и открыла его. Окно было в дальнем конце комнаты. Я заметил большие распахнутые ставни. В комнату начал проникать свежий воздух.