Сочувствовать, словом, получалось плохо.
Он молчал, но, к счастью, для Романа этого молчания было достаточно.
Ведь вот эти Рокстоки Которые напротив Вот у них откуда-то нашлась куча денег, чтобы купить особнячок в центре города ну ладно, не у Кремля, но и не Черёмушки. Нашлись! И сын у них, я узнавал, пойдет в Александровку, хотя она и битком то есть и деньги, и связи, и работать ему потом не надо будет, или отправят его дипломатом в какие-нибудь Северо-Американские Штаты и сиди себе, ешь бургеры
«Так и ты ешь», подумал его друг с каким-то раздражением, «заработай денег, купи билет на дирижабль и ешь, сколько влезет». Но ссориться перед началом учебного года было бы совсем уж глупо; он потушил окурок в пепельнице и проводил взглядом соседскую горничную в белом сарафане.
Да и плевать! Ещё целый год учиться, там что-нибудь придумаешь. Подцепишь, может, богатую наследницу
Роман расхохотался. Отсмеявшись, сказал:
Ты говоришь, как маман! БОГАТЫЕ наследницы обходят голытьбу вроде меня за три километра, чтобы не перекинулось на них. Она всё тоже хотела мне выгодную партию, но даже если мы закроем глаза на кривоносых и косоглазых, никто из этих семейств не жаждет связываться с нашим. Теперь мать надеется, что я быстро продвинусь по службе
Подумав, прибавил:
Ну, или одна из моих дурёх-сестриц окрутит богатого старикана. Но я скорее поверю во всплытие Атлантиды.
Да ладно, они вроде ничего
Под «они» друг преимущественно имел ввиду приглянувшуюся ему ещё года три назад Соню, спокойную, миловидную и доброжелательную. Да ещё и по тому, что улавливал из рассказов самую хозяйственную: он вполне мог представить её за вышивкой каких-нибудь салфеток или монограммы на носовом платке.
Впрочем, ей ещё не было семнадцати. О чём он думает?
Роман меж тем шумно возмущался такой характеристикой.
«Ничего»! Нет, прости, это даже не ничего. Ничего это ноль, а эти дурынды это отрицательные единицы, равно как и мой папенька! Не могу даже назвать его отцом никакого самоуважения. А эти Олька буйная, да ещё и страшная с этим носищем а клеится ко всем подряд, и с гимназистами, и с каким-то женатым была переписка Уж не знаю, только ли переписка, ехидно уточнил он, хочется надеяться, что хоть на большее у неё ума хватило не идти. Сонечка лопух, ноль эмоций, ноль реакций, сидит, вышивает крестиком по схемкам её предел! И чтение дамских соплей в цветастых обложках, которые она таскает у горничной.
«Дамские сопли» читали и мать друга, и сестра, от чего симпатии к «лопуху» Соне стали ещё сильнее, но Роману знать о произведённом эффекте не стоило.
А Софа вся какая-то нелепая и тупенькая, всего боится, от людей шарахается, всех бесит своей глупостью Мать думала, что хоть её удачно замуж выдаст самая симпатичная но ЭТО можно сбагрить кому-то, только если она будет молчать, да и то она или женишка кипятком обольет нечаянно, или с ног собьет. Так что теперь хоть за кого-нибудь Способностей тоже ни к чему нет, вот иногда даже думаю: может, все, которые могли, мне достались, как первому ребенку, а им уже и нечего? Что на это говорит модная наука «генетика», а, брат?
Говорит, что ты чушь несешь, и они оба рассмеялись.
К счастью или к несчастью, никто в семействе Янтарских в модной науке генетике не разбирался, иначе некоторые подозрения могли бы посетить чей-то светлый ум и тогда, вполне возможно, вся история пошла бы по-другому. Как мало для этого нужно истории! Какая-то мелочь, деталь и вот уже Колумб приплывает в Индию, Государь отрекается от престола, а таблица Менделеева не снится Менделееву; и это история большая, общая, а истории частной нужно и того меньше.
Но и вы в повседневной своей жизни нечасто задумываетесь обо всяких хромосомных изысках, если сама жизнь не ткнёт носом в их пугающую реальность. Так не задумывались и Янтарские, как не задумывались о множестве вещей, вползающих в ткань бытия и пытающихся в ней утвердиться.
И поэтому автор рискнёт не согласиться с предположением, которое потом будет раз за разом повторять Марья Петровна: что в закате и угасании рода Янтарских виноваты Рокстоки, что вторые методично уничтожали более знатных и древних соседей и что первый захват владений произошёл в тот самый день переезда.
Во-первых, переезд дело долгое и в день не укладывающееся. Вещи и мебель перевозили несколько дней, если не неделю.
Во-вторых, непосредственно территории Янтарских никого не интересовали.
А если под владениями понимать семейство в целом, то первый захват произошел двадцать девятого августа, и для того, чтобы усмотреть в этом вину семейства Рокстоков, нужно обладать изрядной паранойей, поскольку при всем уважении к семейству маловероятно, что одно их появление в городе Москве заставило принять поправку к Уставу средних учебных заведений, которая допускала смешанное обучение уже не только в реальных училищах, но и в гимназиях.
Итак, двадцать девятого августа, в первый учебный день, произошло сразу три исторических события.
Девочки вместе с мальчиками переступили порог «Александровки».
Юноши вместе с девушками переступили порог «Екатеринки».
Ольга Янтарская пропустила мимо ушей половину урока французского, потому что таращилась на юношу с длинными чёрными волосами и волнующим именем Ричард, и к концу урока в него влюбилась.
Но женился он не на ней.
Глава 2
Не та сестра
О чём Ольга тогда и не подозревала. Ещё сильнее не подозревала Марья Петровна, которая относительно вопросов замужества несколько кривила душой (а точнее сказать, кривила очень сильно).
Ей был нужен выгодный брак.
Не собственный, конечно тот уже был делом свершённым, неудавшимся, но об этом Марья Петровна предпочитала не думать, а то лезли в голову лишние воспоминания о юном кадете, который писал ей безграмотные, но страстные письма, и от этого ещё сильнее хотелось бить посуду прямо об чью-нибудь бесконечно бестолковую голову. Головы в доме чаще всего мелькали дочерей просто в силу того, что муж плохо или хорошо, но работал. Вернее ходил на службу; Марья Петровна не подозревала его в сколько-нибудь активной деятельности на выбранном поприще, а подозревала в бесконечном и безграничном тунеядстве за государственный счет, пока она, хозяйка и мать, вытаскивает семью на свет из тех стесненных обстоятельств, в которые неожиданно поверг её брак. Брак-то был по сговору, две знатные семьи породнились друг с другом да вот денег от этого не прибавилось. Сложно было упрекать в этом родителей: Марья Петровна была четвёртой в списке дочерей, приданое за ней шло жалкое, и казалось везением, что Янтарские всё же определили за неё одного из сыновей. Невезением оказалось то, что к приумножению капитала Вениамин Борисович тогда ещё просто Веничка оказался совершенно равнодушен, так что дом на Мятной улице так и остался краеугольным камнем в их состоянии.
От того визиты вежливости Рокстоки к ним, они к Рокстокам приводили Марью Петровну в состояние бешенства. Она бранила слуг, разгоняла по комнатам девиц, шугала мужа и, оставшись одна, меряла тяжёлыми шагами комнату, бросая взгляды в окно (вроде недавно мыли, а снова разводы, и дохлая муха застряла в оконной раме). Дурой Марья Петровна себя не считала, поскольку роль эта изначально была занята: сначала мужем, затем тремя бесполезными дочерьми; Марье Петровне не было иного выхода, как быть умной, и это её утомляло. А женщины, которым не надо было быть умными, её бесили: вот как эта хорошенькая, словно статуэтка из императорского фарфора, госпожа Роксток, эта дамочка в платьишках и шляпках, у которой на лице написано, что задумываться в жизни ей приходится лишь о правильном их сочетании. Муж её, этот нувориш неизвестно откуда и невнятной родословной, должен был оказаться человечком маленьким, толстым и самодовольным из-за нажитого в случайной сделке богатства. Или глупым, потому что оно досталось по наследству от родителей, а сам он умел только тратить, или невоспитанным, бескультурным и из-за этого скатывающимся в развязность Словом, одним из тех, кого Марья Петровна с высоты своего положения имела полное право презирать.