Же не манж па сис жур, протянула она без тени улыбки.
Стася Воробьянинова, харэ, он покатился со смеху, но она не раскололась.
Же не манж па сис жур, месье, повторила она и положила горячую ладонь на его руку. Огоньки плясали в ее озорных глазах. Стасова и пугала, и интриговала эта сцена.
Ты хоть помнишь, что это значит?
Она пожала плечами и захлопала короткими пышными ресницами. Он никогда еще не видел таких кустистых и торчащих в разные стороны.
Сейчас ты говоришь, что не ела шесть дней.
Стася еле заметно улыбнулась и снова собралась. Выходить из роли она явно не собиралась:
Си, месье!
Тогда уже и Стасов решил подыграть:
Вас накормить? Что вы будете, лангуста или тут замечательный сочный тартар!
Се ля ви, месье, оревуар, бонжур, жо тэм! сказала она томно, не отводя глаз.
Ого, уже и любишь меня? он чуть смутился. Это же просто набор слов, француженка ты моя. Стасов умилительно улыбался. Она в тельняшке и с сочными губами на веснушчатом лице нравилась ему, и в то же время ему по обыкновению было за нее стыдно.
Набор французских слов в Стасином арсенале закончился, и она перешла на русский, придавая ему французского, по ее мнению, акцента:
Отпустытэ сэбьа, месье СтасОв, сказала она шепотом. И пройдомтЭ со мной в туалетЭ, там я отработАть лангустин и сочнЫй тартар. Тут она раскатисто передала французское «р», поднялась и направилась к уборным. Оглянулась, заметила, что ее спутник не сдвинулся с места, и добавила: Чэрэз пиЯть минут, чтобэ не вызыват подозрениЙ!
Выждав немного, он понесся к туалетам и принялся постукивать в каждую дверь. Из-за одной его обложили матами, за другими была тишина, и только за самой последней раздался легкий стук в ответ, дверь отворилась, и Стася затянула его к себе, выключив свет.
Вышли оттуда они снова по очереди. Стасов шел вторым, также выждав пять минут. В его невозмутимом и серьезном лице читались признаки блаженства. Может, потому люди за столиками смотрели на него внимательнее, чем обычно. Стася сидела на своем месте и поедала десерт. Увидев Стасова, она закрыла рот обеими руками и сложилась в три погибели, сдерживая смех.
Что? спросил он, подсев к ней.
Твое лицо!
Что с ним?
Она не могла успокоиться и жестом показала ему на стеклянное окно террасы. Стасов глянул на свое отражение и стал таким же красным, как размазанная по всему его лицу Стасина помада. «С» стыд, подумал он про себя. В этом была вся Стася.
Ты что же, не глянул на себя в зеркало, как вышел? шепнула она.
Как-то не до этого было, кровь прилила в другое место.
Девушка вытащила салфетку из салфетницы, намочила ее языком и поднесла к его лицу:
Можно?
Он кивнул. Она вытерла его, точно как мама в детстве. Ловкий, знакомый, материнский жест.
Уже на выходе из «Статус-кво» Стасова задержал администратор и перекинулся с ним несколькими фразами. Разговор не выглядел приятным, а скорее более-менее формальным. Потому вдвойне странным стало то, что вернулся Стасов с бутылкой шампанского. Ребята вышли на улицу и прыгнули в такси.
Чего они хотели? поинтересовалась девушка.
Да-а, не бери в голову.
Ругались?
Немного.
Расскажи, интересно же!
Решили это ты на меня плохо влияешь.
В смысле?
Сказали с подобными дамами больше не посещать их заведение.
Стася прыснула:
С подобными? Это с какими?
Ну мы сексом в туалете занимались, они подумали, ты из этих.
Стася покраснела, опустила лицо и повернулась к окну.
Но ты не волнуйся, я сказал им, что ты моя невеста, что я сегодня на пляже сделал тебе предложение, и потому мы оба в песке и потому ты не удержалась. Страсть и любовь захватили тебя, и ты потащила меня в туалет.
На этих словах Стася развернулась к нему с сияющими мокрыми глазами:
Ты правда так им сказал?
Ага! Стасов был собой доволен. Они тут же заизвинялись и вручили нам шампанское от заведения.
Ну ты жучара, Стася улыбалась. Потом снова стала грустной. А что, я похожа на проститутку?
Нет, что ты! Разве что совсем чуть-чуть, в тот момент, когда ты он нагнулся к ее уху и озорно зашептал.
Она ткнула его в бок, и Стасов притянул ее к себе, поцеловал в макушку. Сегодняшний день, сумасбродный и удивительный, по случайности или закономерности оказался счастливым. Конечно, не хотелось бы так каждый день, но прямо сейчас, держа ее, маленькую и растревоженную, в объятьях, Стасов понимал, что ему хорошо.
Кстати, а откуда ты вообще взяла эту тельняшку? И помада?
Пошла в туалет и столкнулась у рукомойников с парнишкой в этом полосатом свитшоте. Он со мной немного флиртовал. А у меня прям мысль, экспромт: захотелось сыграть для тебя француженку. Я выменяла у него свитшот на свиданку.
Как это?
Ну пообещала с ним кофе выпить, он мне и дал.
И чего, в женском мире так можно?
Как?
Сначала на одежду ограбить, потом обмануть, не пойти на свиданку.
С чего ты взял, что я не пойду?
Стасов открыл было рот и хотел заявить, что он тут сидит, ее обнимает, и они как бы вместе, а потом подумал, что они непонятно что. Он вообще собирается в московский головной офис переводиться, хоть она об этом и не знает. И промолчал. Стася хотела, чтоб он с ней заспорил. Хотела, чтоб сказал, что ни на какие свидания она теперь ходить не должна. Но он перевел тему:
А помада?
Девочка дала там же, у рукомойников. Она подкрашивалась, и я попросила.
Ей ты тоже свиданку пообещала?
Нет, ей пообещала тебя, когда ты мне надоешь!
Оба засмеялись.
Мило, очень мило! Все-то тебе дают!
Я милая. Стася пожала плечами.
С этим не поспоришь.
Глава 4. Ночь. Зазеркалье
Постельное белье пахло удивительно. Интересно, чем он его стирает и как часто меняет, думала Стася, зарываясь в пуховую подушку. Свежесть альпийских лугов, два или три колпачка ополаскивателя-концентрата. Она нежилась на широченном ложе в мягких душистых простынях и хотела, чтобы ощущение чистоты и восторга не заканчивалось. Она вспомнила себя маленькую, закутанную с головы до пят в махровое полотенце, в банный день у мамы на руках. Распаренная, она забиралась в свежеустланную кровать под тяжелое одеяло, как в нору, ощущая полную безопасность. Иногда Стася представляла, что одеяло пещера белой медведицы, Умкиной мамы, певшей заунывным голосом колыбельную. Представляла и засыпала, видя мультяшные сны о Заполярном крае. Ложкой снег мешая, ночь с россыпью звезд и северное сияние убаюкивали ее тогда и как будто бы теперь.
Стасов посапывал, лежа на животе. Раскинутые руки занимали всю кровать по диагонали. Она придвинулась ближе и понюхала его кожу почти у самой подмышки. Молоко с медом. Ей захотелось, чтобы он обнял ее, захотелось стать с ним одним запахом, одним существом.
Он открыл глаза:
Стась, ты чего? Чего не спишь?
Не знаю. Я вообще плохо сплю в гостях.
Оба они шептались, глядя друг на друга в темноте.
Ну да, я помню, у себя-то ты храпела на все лады, как старый дед-пердед: хррр-пы-ы-ы-ыщ, изобразил Стасов.
Стася слегка лягнула его в ответ, а он схватил ее за ногу вездесущей рукой и сгреб в охапку. Нет бы ей лежать и нежиться, а она все лезла не в свои дела:
Расскажи про эту Олю.
Зачем тебе? Стасов напрягся.
Мне кажется, ты до сих пор в этой истории.
Да не, все норм, он покусывал ее за ухо.
Ну конечно. Стася отдернула голову, чтобы он оставил ухо в покое.
Не думаю, что это полезная штука обсуждать других девушек в постели, объяснил он свою позицию здраво.
Может, я могу тебе помочь?
Есть еще какая-нибудь людоедская теория?
Тип того. Практика есть. Можно достать свою боль по отношению к конкретному человеку. Разобраться на энергетическом уровне в том, что между вами и зачем.
Стась, мне нравится, что ты немного странная и открытая, но эзотерика это точно не мое, не обижайся.
А ты не относись к этому, как к эзотерике, как психологии относись. Тем более что точно не известно, что это.