Познакомились они на Бали. Настя лихо покоряла волны на серфе, в то время как он только пытался удержаться на доске. Она хохотала белозубым ртом, встряхивая выгоревшие локоны, запрыгивала на него сзади и, обхватив крепкими ногами, заваливала на песок. Молодые люди объездили весь остров на байке, и Стасов никому не признавалась, но щурился, как девчонка, когда они гнали с Настей по бездорожью, а она только прибавляла газ. Настя зарабатывала бешеные деньги на фрилансе и брала от жизни все. Но ей всегда и всего было мало. Мало ощущений, мало скорости, мало чувств. Со временем Стасов понял, что она адреналиновая наркоманка или что-то типа того. Она постоянно бежала от себя то в пранаяму, то в прыжки с двухсотметровой тарзанки, то в отшельничество, то в тусовки. Рядом с ней Стасову казалось, что его собственные яйца размером с горошину. Он гнался за ней, но не поспевал. Она всегда была права. Во всем разбиралась. Всех знала. Она казалась храбрее, свободнее, ярче и выше его на голову. Она могла вступить в стычку с маргинальными типами на ночном пляже, потому что они слишком громко кричат, залезть на охраняемую территорию с колючей проволокой или заставить Стасова поставить все свои наличные в подпольном казино на отшибе острова, просто чтобы отыграться. Говоря по существу, с ней было небезопасно. Да что уж там, как же, мать его, с ней было туалетозазывательно. Стасов признался себе, что не такой интересной жизни он хотел, и таким образом вывел еще одно определение свода о проблемах с бабами на «с» страшно! Скучная Ира показалась теперь тихой гаванью. Она, по крайней мере, была заинтересована в нем, в то время как Настя воспринимала его приложением к собственной персоне. Но, уже собравшись вновь вернуться к Ире, Стасов вспоминал пустую безэмоциональную тягомотину и заскучал только от одной мысли об одинаковых вечерах. Именно тогда он закрутил с Леночкой. Она работала бариста на первом этаже их офисного здания, и к ней по три раза на дню бегали за кофе все особи мужского пола от мала до велика. Она смотрела с поволокой на каждого без исключения, создавая у мужиков ощущение избранности. Стасов флиртовал с ней на максималках, но выйдя за стеклянную дверь с двойным латте, тут же забывал о ее существовании. Лена устала ждать развития событий и написала ему свой телефон на салфетке, сопроводив передачу ценной целлюлозы многозначительным взглядом. Стасов подумал: почему бы и нет. И не прогадал. Лена, мягкая и тягучая, окружила его сиропом чувственности. Ласки ее были горячими, руки мягкими, а груди здоровыми и медовыми. Она была создана для наслаждений. Для того, чтобы дарить их и получать в ответ. Она не была так умна и образованна, как Ира, и не могла похвастаться хоть сколько-нибудь успешной карьерой и уверенностью в себе, как Настя, но с ней Стасов погружался в елейный сироп. К его приходу она готовила пять блюд, одно вкуснее другого, зажигала кругом ароматические свечи и расхаживала по дому в полупрозрачном пеньюаре. Всё в ней служило неге и удовольствиям. Каждое ее прикосновение доводило до мурашек, вот у кого бы поучиться Ире урокам ласк. Слушала Стасова она с открытым ртом и только и приговаривала, надо же, какой он умный и сильный. Вот у кого бы поучиться Насте тому, как не лишать партнера мужского достоинства. Но со временем Стасову стало до того приторно, что он уже не мог принимать Ленину патоку, в него больше не лезло. Так Стасов вывел для себя новую проблему с бабами на «с» сладко! Слишком сладко. Также он хорошо был знаком с проблемами: «стрёмно», «спонтанно» и «сомнительно», но им и внимания-то уделять не хотелось. Стася могла бы с легкостью пополнить список проблем на «с», и ее определением стало бы стыдно. Он заржал от своей мысли и вспомнил размазанный по лицу соус, истерику с ножом в руках на тему любви к детям, неприличное декольте на корпорате, топот, гортанное пение и красную физиономию после душа в кипятке. Да уж, и это перечень только одного дня.
Они договорились сначала немного прогуляться и уже потом отправиться в «Статус-кво». Он наскоро принял душ, побрился, надел свежую рубашку. Да, Стасов даже на неофициальных прогулках одевался формально. Залез в телефон и посмотрел, правда ли звонил день назад Оле. Там было пять неотвеченных вызовов и одно СМС, тоже без ответа. Стася не соврала. Когда-то Оля не оставила в его душе камня на камне. Вспоминая те отношения, Стасов ощущал себя клоуном. Наверное, в большей степени оттого, что Оле было с ним «страшно», ведь он не брал на себя никакой ответственности, приторно «сладко», потому что он хотел от нее только удовольствий, и «скучно» в силу его концентрации исключительно на себе. Но когда она ушла, он совсем потерялся. То, что казалось само собой разумеющимся и доставшимся так легко, по праву его рождения, совершенства и природной харизмы, исчезнув, доставило несусветную боль. До этого Стасова никогда не бросали, и он оказался настолько этим ошарашенным, что ему впору было примерить красный нос, слезоточивые насадки за уши и размалевать лицо белым, а рот красным. Больше всего на свете он хотел никогда больше не испытывать такой боли. Проблема с Олей на «с» была серьезно, все с ней было слишком серьезно.
Привет, хлюпик. Стася подошла сзади и похлопала его по плечу.
Стасов оглянулся и увидел ее, кудрявую и свежую. Вчера на корпорате нарочито лощеная с выпрямленными волосами в черном облегающем платье с декольте она, конечно, заводила, но инородность сразу считывалась, может, оттого над ней хотелось подтрунивать за ее маскарад. Сейчас же в легком синем платье в цветочек, накинутой косухе как с чужого плеча она казалась собой. Ноги утяжеляли черные ботинки с инфантильно-белыми носочками. Коллега напомнила ему юную Лив Тайлер из клипа Crazy, хоть лет ей было как минимум на пятнадцать больше.
Да почему опять хлюпик? Я в зал хожу. Стасов поднял руку, зажатую в кулак, как тяжелоатлет и продемонстрировал бицепс. Рубашка в том месте прилично напряглась.
Стася хихикнула.
Куда идем?
Они встретились в парке около офисного здания.
Я не думал. Погода хорошая. Погуляем?
Может, велики возьмем?
Я лет сто не ездил на велике. Сайклинг в зале не в счет! Он глянул на девушку. Да и ты в платье.
Ну и что.
Ну давай возьмем, раз хочешь, а куда поедем?
Разве это важно?
Я не умею их брать.
Разберемся.
Они, как дети, гнали по набережной, мощеным улочкам и широким проспектам, держась как можно ближе друг к другу. Стасов оглядывался и если видел, что Стася отставала, оттормаживал и дожидался ее, раскрасневшуюся и пыхтящую. Она улыбалась своим широким ртом и откидывала со лба влажные волосы. Ей шло все это. Пот, скорость, синее платье в белый цветочек и, может быть, молчание. Да, во время поездки она ничего не говорила и потому выглядела не такой странной. Совсем взмокшие и выдохшиеся, они добрались до залива и попадали с железных коней в серый песок. Белая рубашка Стасова казалась безвозвратно потерянной, он рассмеялся и начал еще больше засыпать себя сверху мелким ракушечником. Стася подключилась к веселому занятию, и вскоре оба они хохотали, как дети, грязные и мокрые.
Как мы в таком виде заявимся в «Статус-кво»?
Ну ты же их любимый клиент, выставить тебя они не смогут. Будут терпеть! Стася засмеялась.
А ведь ты права, другого бы они выставили, а меня не посмеют. Будет интересно понаблюдать за развитием событий.
Ага!
Почему ты одна? вдруг спросил Стасов.
Стася нахмурила брови, а потом спросила с вызовом, но мягко:
Вот ты мне и ответь.
Я не знаю.
Знаешь.
Как я могу знать? Стасов раскинулся звездой, принял любимую позу и уставился в небо.
Знаешь, потому что уже решил для себя, почему все у нас ненадолго.
Стася говорила об этом спокойно и тепло. А у него все сжалось в душе. Ведь она права. Он задавал вопрос риторически, но совершенно точно не планировал связывать с ней свою жизнь. Ему стало стыдно. И он не нашелся, что ответить.
Вот именно, хлюпик. Вот именно.
Стася сняла тяжелые ботинки, сунула в них уже не совсем белые носочки и побежала к воде.