Не омлет, а скрэмбл.
Девушка закатила глаза.
Справа, крайний. Она жевала завтрак за обе щеки. Казалось, ей доставляло удовольствие обилие соусов, в которые она макала ломтики хлеба, насаженные на вилку кусочки омлета и все съедобное, что попадало под руку.
Ты дикая, заметил Стасов и принялся аккуратно делить скрэмбл на маленькие ровные части. Соус, в который девушка залезла ломтем чиабатты, разлетелся алыми брызгами в стороны, и тут уж гость не стерпел: Это хорошо, что мы с тобой на свидание в рестик не ходили, со стыда бы сгорел!
Стася странно улыбнулась, утёрла рот тыльной стороной ладони так, что еще больше размазала по щекам рыжий соус.
Почему сгорел бы? Еще сгоришь.
Так уверена? Стасов не предполагал сильно продлевать их близкое знакомство.
А ты что, совсем ничего не помнишь? девушка даже немного расстроилась. Или сделала вид.
Чего не помню?
Ну про «Статус-кво»?
А что с ним?
Ты меня пригласил. Стася смотрела на мужчину удивленно.
Стасов понимал, что она не могла знать про его любимый ресторан и раз апеллирует названием, значит, что-то такое было. А уж чего-чего, а слово свое он старался держать. Может, он и был последней сволочью, но от обещаний своих никогда не отступался. Да, сливался, уходил от ответов, выкручивался и избегал прямых обещаний, но если уж давал слово, то выполнял. Мама так с детства приучила. Любила она, учитель русского языка и литературы, повторять: «Пушкин, Лермонтов и столько светлых умов за одно мужское слово, за честь и достоинство полегли. Так вот, как они, не надо, но поучиться у них есть чему. Если сказал, то делай! Закон простой. Таких мужчин уважают. А главное, сами такие мужчины уважают себя».
Пригласил, значит, идем. А когда?
Так сегодня вечером.
Хм, ну, значит, еще один вечер вместе?
Ну выходит так. Стася замолчала. А ты вообще ничего не помнишь? На этих словах она стала румяной, почти как соус, размазанный по лицу.
А что я должен помнить?
Не могу тебе сказать.
Почему это?
Ты не поверишь. Подумаешь, что вру. Только мне это не надо. Так все и было.
Что тебе не надо?
Ну врать об этом.
О чем?
Ну о том.
О чем о том? Ты меня запутала совсем.
Ну о том, о чем я не хочу говорить, о том, что было, но во что ты не поверишь, потому что решишь, что я вру. А мне об этом врать незачем. И поэтому я молчу.
Но ты не молчишь.
Очень даже молчу.
Очень даже не молчишь, а интригуешь и наводишь тумана, чтобы побольше придать этому значения.
Вот так и знала, что так подумаешь. Поэтому и не хотела говорить.
Но сказала.
Ничего я не сказала.
Ой, ладно. Чую неумелый блеф. Что я такого мог сказать-то удивительного?
Сказал, что любишь меня, выдала она фразу на одном дыхании.
Стасов заржал, и еда полетела у него изо рта.
Да я в жизни никому ничего такого не говорил.
А мне сказал. И еще кое-что.
Стасов изобразил удивление и приглашающе закивал.
Сказал, что я даже сама не представляю, какая я.
Какая?
Не знаю, ты был сильно пьян и не мог подобрать слов. Чесал затылок и хмурился, но все не мог сформулировать.
И все это после пятнадцати минут, проведенных с тобой на корпорате? Это прозвучало довольно саркастически. Ну расскажи, расскажи подробнее, что еще там было?
Стебешься? Но, знаешь, выглядел в этот момент ты очень даже серьезно. И, я бы сказала, даже немного жалко.
Жалко?
Ага.
Чего это?
Ну ты подходил ко мне три раза и приглашал с тобой выпить. Я каждый раз тебя посылала, потому что знала, что ты тот еще. Но на третий раз ты схватил меня за руку и потащил к бару. У бара ты уставился на меня, пока нам готовили апероль, и говоришь: «Можно я тебя поцелую, ну пожалуйста!» Я, конечно, отказалась. Тогда ты полез, и пришлось тебя оттолкнуть. И тогда ты снова так жалобно говоришь: «Ну пожалуйста, мне это правда очень нужно»!
Стасов расхохотался.
Это какое-то очень дешевое НЛП. И чего?
Не сработало.
А-а-а, что-то такое припоминаю. Помню, как приятно было, и непривычно, что я дотрагиваюсь до девичьих губ, а они целомудренно сжаты. И почему же я был жалким? Из-за этого?
Неа. Из-за того, что все смотрел на свой телефон, а там был в контактах открыт номер какой-то Оли. Ты много раз ей набирал, а она не отвечала.
Тут лицо Стасова переменилось. Он посерьезнел.
А в любви я тебе до этого признался или после?
Стася не понимала, какое это имеет значение.
После. В конце самом. Когда я села в такси. Ты мне его заказал, вышел в одной рубашке меня провожать. Было не по-летнему прохладно. Ветер завывал. Я села в тачку. Смотрела на тебя. У тебя зубы стучали. Хотя, может, от волнения. Ты так хорохорился. И тут вот и сказал. Потом хотел уйти. Опустил голову. А я просто тебя за рукав затянула в салон. Ты плюхнулся рядом и положил голову мне на плечо. Заснул. И у тебя даже слюна чуть в декольте мне вытекла.
Стыд-то какой.
Да не, нормально. Это было лучшим моментом вечера. Потому что только в нем ты не рисовался.
Любишь жалких?
Настоящих люблю.
Значит, и пиджака моего с документами тут с нами нет?
Ага, все в офисе осталось. Хорошо, что мы не на выезде отмечали. Думаю, там, у нас, в безопасности доки твои.
Стасов кивнул и почесал затылок.
Он никому никогда не признавался в любви, но это не значит, что чувств таких не испытывал. Женщин он любил и почти всегда выходил из отношений победителем. Скучающим и пресытившимся. Оля-то другое дело, но про нее он говорить не любил. Зато любил рассказывать байки о проблемах с бабами на «с».
Глава 2. День. Проблемы на «с»
Стасов заехал в офис забрать пиджак с документами и тачку. Опустевший холл с блестками на полу напоминал о прошедшем накануне празднестве. День рождения конторы из года в год руководство отмечало с особым размахом. Место, где располагался выездной кейтеринг, было украшено наполовину сдутыми шарами, они невесомо покачивались в безветренном помещении. Вчера все тут дышало таинством. В заряженной тестостероном и эстрогеном атмосфере снимались запреты и ограничения. Женатые мужики из руководства зажимали в уголках статисток. Состоявшиеся руководительницы отделов ненароком укладывали когтистые перстневые руки на коленки к поднимающимся по карьерной лестнице молодым да ранним менеджерам. И только Стасов со Стасей выбивались из круговерти порока с по-детски наивными признаниями в любви у зеленоглазого такси. Что это было? Стасов не понимал. Скорее всего, ему хотелось испытать то, о чем он сказал своей случайной спутнице. Может, он расчувствовался из-за нахлынувших об Оле воспоминаний. Или и правда ощутил любовь в том моменте как мимолетный импульс и выразил его под наплывом эмоций, расслабленный изрядным количество апероля.
Сегодня офис грустный и пустой взывал к немедленной уборке. Дверь отворилась, и на пороге появилась троица загорелых брюнеток из Средней Азии с закатанными рукавами, ведрами и чистящими средствами. Стасов поздоровался со служительницами клининговой службы, снял со спинки стула свой одинокий пиджак и отчалил. Он хотел побыстрее покинуть унылое место. Прыгнув в припаркованную на офисной стоянке новенькую «ауди», он быстро оказался дома. Пара важных писем требовала внимания, несмотря на выходные. Он открыл ноутбук, но никак не мог сконцентрироваться на работе. Перед глазами стояла странная Стася и ее манера говорить и есть. Он не понимал, нравится она ему или раздражает, но не мог перестать о ней думать. Лицо, покрытое веснушками, довольно большой рот на слегка выступающей вперед челюсти и узкие, чуть раскосые глаза все вместе придавало ей сходство с жирафёнком. Не красавица, но ее хотелось разглядывать. Бывают лица, от которых поначалу не отвести глаз, но чем дольше смотришь, тем меньше замечаешь красоту. А бывают, на первый взгляд, не очень впечатляющие мордашки, но чем больше их наблюдаешь, тем сильнее любуешься. Стася казалась именно такой. Она ровесница Стасова, ей было тридцать или чуть больше, отличалась от его привычного контингента. Ему нравилась девическая свежесть, что наполняла, как родниковая вода. Она же была терпкой и горькой, как кофе, и душистой, как чай, такой, в котором чего только ни намешано. Пьешь и распознаешь гвоздику, затем раз и цитрус, а потом явственно ощущаешь присутствие мяты. Он не был уверен, что хочет долго смаковать ее. Но пока изучал состав. Стасов вдоволь наелся красоты, которая быстро становилась белым шумом. Так вышло у него с Ириной. Ах, Ирина, мечта перфекциониста. Когда он впервые увидел ее в лифте, то потерял двигательную и речевую активность. Она работала на другом этаже в здании конторы. Стройная и глянцево идеальная, Ира казалась чем-то вроде длинногривого единорога. Несколько недель она делала вид, что не замечает Стасова, но он был бы не он, если бы не нашел к объекту подхода. Вообще, для успеха ему требовалось удержать разговор и визуальный контакт минуты на четыре. Если меньше, ничего не выйдет. От четырех минут, считай, дело в шляпе. Ира казалась одетой в золоченую броню, и это сильно заводило, но на деле оказалось не так. Спустя несколько свиданий она попала в зависимость, как самая обычная баба. Флер ее недоступности улетучился. Она во всем стремилась к почти болезненному совершенству. Спорт три раза в неделю, проработка каждой мышцы в теле. Курсы по интимным ласкам. Курсы массажа. Косметолог два раза в месяц. Волосы. Ее волосы это отдельный вид искусства. Темные и прямые, они всегда блестели. Встань она утром с подушки, попади под дождь, те оставались ровными и струящимися, как сказочный водопад. Она постоянно занималась самосовершенствованием, посещала психолога и кулинарные классы, но с ней было невыносимо скучно. Он любовался Ирой первые недели две, не то чтобы любовался, а таял в ее неземной, доведенной до максимума красоте. Но потом она перестала казаться ему такой уж красивой. Он не мог понять почему, злился на себя, ведь по большому счету в девушке было все, что только можно пожелать. Умная, самостоятельная, ухоженная и красивая, она была ему ровней. Но рядом с ней становилось пусто. И чем более пусто становилось с ней Стасову, тем сильнее она начинала стараться. Массирования ее перед сном становились более крепкими и долгими, она заламывала ему руки на манер маленьких тайских массажисток, цепко отрабатывая спину хваткими ручками. Изнуряла техничным сексом, в котором было все, кроме страсти. Никогда не перечила, хвалила и поддерживала, но слова, направленные на это, были не ее собственными, будто списанными с методичек по обхаживанию мужиков. Постепенно он стал ее избегать, приходил на работу раньше, уходил позже, взял несколько командировок. И о ужас! как сильно было его удивление, что после всех этих очевидных примет дистанцирования она не то чтобы не обиделась, а стала ждать его еще сильнее, еще покорнее. Стасову хотелось встряхнуть ее за хорошенькие плечики и сказать: «Да хватит уже, Ира! Я не понимаю, кто ты, где тут что-нибудь лично от тебя! Наори на меня, окажись растрепанной, заспанной, не согласись, вредничай, пукни в конце концов! Хоть что-нибудь». Как же скучно. Интересная закономерность, которую заметил он довольно давно: любые отношения с бабами заканчивались по причине какой-нибудь проблемы на букву «с». Скучно. Как же с Ирой скучно. Тут как по волшебству в его жизни возникла Настя. Вот уж где не было времени поскучать.