Он облизал пересохшие губы и слегка кивнул, как бы приветствуя кого-то, с кем едва знаком, чье имя не может вспомнить, но кого не хочет обидеть невниманием.
Бёджес дал своим людям знак, и они вдруг остались одни, никого, кроме них, в комнате не было. Хендерсон попытался остановить ее жестом, но было поздно. Пальто осталось лежать на диване, а девушка бросилась к Хендерсону.
Он попытался отстраниться от нее:
- Перестань. Ты должна быть осторожна. Они только этого и ждут. Наверняка они слышат каждое слово
- Мне нечего бояться. - Она взяла его за руки. - А тебе? Ты должен мне все рассказать.
- В течение шести часов я делал все, чтобы не впутывать тебя в это дело. Как они тебя нашли? Я дал бы отрубить себе руку, только бы тебя не вмешивали в это дело.
- Но я не хочу избегать ничего, в чем замешан ты. Ты меня плохо знаешь.
Он не мог ответить, потому что она его поцеловала. Потом он сказал:
- Ты меня целуешь, а сама еще не убедилась, что я
- Нет, я не могла так ошибиться. Если бы это было так, значит, мое сердце сошло с ума. А мое сердце не ошибается.
- Скажи ему, что я очень рад, - печально поблагодарил он, - Я не испытывал ненависти к Марселле. Просто я ее недостаточно любил, чтобы оставаться с ней. Но убить ее я бы не смог. Думаю, я никого не мог бы убить, даже мужчину
Она положила голову ему на грудь. Это был жест благодарности, которую нельзя выразить словами.
- Мне этого можешь не говорить. Я же видела, какое у тебя было лицо, когда мы встретили на улице бродячую собаку. Или когда мы увидели ту ломовую лошадь у тротуара Сейчас не время это вспоминать Как ты думаешь - почему я тебя люблю? Конечно, не потому, что ты такой красивый.
Он улыбнулся и погладил ее волосы.
- Я люблю тебя за то, что скрыто глубоко внутри, и никто, кроме меня, этого не видит. В тебе столько доброты! Только я знаю тебя. - Она подняла голову. В глазах ее были слезы.
- Не плачь! - утешил он ее. - Я не стою твоих слез.
- Я лучше знаю, не учи меня, - упрекнула она его. Она посмотрела на закрытые двери, свет в ее глазах погас. - А что они? Они думают, что?
- Думаю, они еще не решили. Иначе они не держали бы меня здесь всю ночь. Как они впутали в это тебя?
- Когда я вчера вернулась домой, то узнала, что ты мне звонил в шесть вечера. Я не могла лечь, не узнав, как у тебя дела, и около одиннадцати позвонила тебе. Они уже были здесь и сразу послали своего человека поговорить со мной. С тех пор один из них все время находится около меня.
- И это их методы - всю ночь продержать тебя здесь! - возмутился он.
- Разве я могла бы уснуть, зная, что ты попал в беду? - Она погладила его по щеке. - Для меня важно только одно, все остальное глупости. Все выяснится, должно все выясниться. Они же должны найти того, кто это сделал, Что ты им сказал?
- О нас с тобой? Ни слова. Я старался не вмешивать в это тебя.
- Может быть, в этом и была проблема. Они поняли, что ты что-то скрываешь. Раз уж они все равно обо мне знают, не лучше ли им все рассказать, как ты думаешь?
Нам нечего стыдиться и нечего бояться. Чем раньше скажем, тем лучше. По крайней мере оставят тебя в покое. Все равно по нашему поведению они должны были понять, что мы - Она не договорила.
В комнату вернулся Бёджес. Вид у него был довольный, как у человека, достигшего своей цели. Двое других вошли за ним, и Хендерсон обратил внимание, что с одним из них он заговорщически переглянулся.
- Внизу ждет машина, мисс Ричман, вас отвезут домой.
Хендерсон бросился к нему:
- Не вмешивайте в это мисс Ричман! Это непорядочно! Она не имеет ничего общего
- Все зависит только от вас, - остановил его Бёджес. - Мы ее сюда привезли, только чтобы напомнить вам
- Я вам все расскажу, все, что знаю, - обещал Хендерсон. - Только вы должны поручиться, что ей не будут надоедать репортеры, что ее имя не будут трепать в газетах.
- Но вы должны говорить правду, - предупредил его Бёджес.
- Можете быть уверены. - Он повернулся к ней и мягко сказал: - Поезжай домой, Кэрол. И не беспокойся, скоро все выяснится.
Она поцеловала его при всех, гордая чувством, которое он в ней пробудил.
- Сообщи мне сразу же, как только сможешь, хорошо бы уже сегодня!
Бёджес проводил ее до дверей и сказал стоявшему там полицейскому:
- Скажите Тильнею, чтобы мисс Ричман не надоедали. Пусть не дает никакой информации о ней.
- Спасибо, - благодарно сказал Хендерсон, когда Бёджес вернулся в комнату. - Вы настоящий мужчина.
У детектива был непроницаемый взгляд. Он сел, вынул блокнот, перечеркнул несколько исписанных страниц, открыл чистую и спросил:
- Начнем?
- Можно, - согласился Хендерсон.
- Вы сказали, что поссорились с женой. От этого вы не отказываетесь?
- Нет.
- Из-за билетов в театр. На этом вы тоже настаиваете?
- Из-за билетов в театр и развода. На этом настаиваю.
- Это уже ближе к истине. Какие у вас были отношения? Плохие?
- Никаких - ни хороших, ни плохих. Я бы сказал, что мы надоели друг другу. Я уже раньше просил ее дать мне развод. Она знала о мисс Ричман. Я ей рассказал все, ничего не скрывая. Я думал, что мы договоримся по-хорошему, но она не соглашалась на развод. Просто уйти не имело смысла, и я этого не хотел. Мы с мисс Ричман хотели пожениться. Мы избегали друг друга, насколько это было возможно. Я больше не мог так. Обязательно об этом рассказывать?
- Это очень существенно.
- Позавчера вечером я серьезно поговорил с мисс Ричман. Она знала, как мне трудно, и хотела сама поговорить с моей женой. Я был против, и она убедила меня, чтобы я поговорил сам. Вот ее точные слова: «Попытайся сделать это по-другому. Поговори с ней спокойно, убеди ее». Я знал, что это не поможет, но согласился. По телефону с работы я заказал столик на двоих в ресторане, куда мы раньше часто ходили. Купил два билета в театр, в первый ряд в центре. Из-за этого я, даже не принял приглашение лучшего друга, который устраивал прощальную вечеринку. Его зовут Джон Ломбард, он уехал на несколько лет в Южную Америку; это была последняя возможность попрощаться с ним перед отъездом. Но ничего нельзя было поделать, я хотел осуществить свой план и должен был быть с ней любезным.
Но когда я пришел домой, ничего не получилось. Она не шла на соглашение. Ее устраивала такая жизнь, и она ничего не хотела менять. Признаюсь, меня это рассердило. Я взорвался. Она молчала до последней минуты. Ждала, когда я приму душ и оденусь. Потом села и начала смеяться: «Почему бы тебе лучше не пригласить ее?» Она издевалась надо мной: «Зачем выбрасывать деньги на ветер?»
В конце концов я позвонил прямо отсюда мисс Ричман. Но ее не было дома. Марселла смеялась надо мной и даже не пыталась это скрывать. Вы знаете, каково это, когда женщина смеется вам в лицо? Кажешься себе клоуном. Я был взбешен и перестал владеть собой. Я крикнул: «Я приглашу вместо тебя первую встречную! Первую юбку, которую встречу, кто бы она ни была!» Потом я схватил шляпу и хлопнул дверью. - Он помолчал. - Это все. Больше я ничего не могу сказать, даже если бы хотел. Потому что это правда, а правду не приукрасишь.
- А потом все было так, как вы сказали раньше? - спросил Бёджес.
- Все. Но я был не один. Я сделал так, как сказал жене. Встретил какую-то женщину и пригласил ее. Она приняла приглашение, и мы провели вместе весь вечер. Расстались мы за десять минут до того, как я вернулся домой.
- В котором часу вы с ней встретились?
- Сразу же после того, как ушел из дома. Зайдя в бар на Пятидесятой улице, я увидел ее. - Он сделал неопределенное движение рукой. - Минутку, я могу сказать точно, когда встретился с ней. Мы оба посмотрели на часы, когда я показал ей билеты. Было шесть часов десять минут.
Бёджес сжал пальцами нижнюю губу:
- В каком баре это было?
- Я помню только, что там над входом была неоновая вывеска, она все время вспыхивала и гасла.
- Вы можете доказать, что были там сразу после шести?
- Я же вам сказал. Почему это так важно?
Бёджес медленно проговорил:
- Я мог бы от вас это скрыть, но я, наверное, ненормальный. Скажу вам прямо: ваша жена была убита в шесть часов восемь минут. Часы, которые были у нее на руке, разбились о край туалетного столика, когда она упала. Они показывали точно шесть часов восемь минут пятнадцать секунд. А ни одно существо на двух ногах или даже на двух крыльях не могло бы так быстро добраться до Пятидесятой улицы - всего лишь за одну минуту и сорок пять секунд. Достаточно доказать, что вы были в баре в шесть десять, и с вас будет снято подозрение.
- Но я же вам это говорю, я смотрел на часы.
- Это не доказательство, а неподтвержденное заявление.
- А что вы считаете доказательством?
- Когда кто-нибудь подтвердит ваши слова.
- А почему я должен это доказывать? Почему не наоборот?
- Потому что пока дело выглядит так, что никто, кроме вас, ее убить не мог. Иначе зачем мы сидели бы здесь всю ночь
Хендерсон бессильно опустил руки.
- Теперь понятно, - вздохнул он. - Понятно.
Воцарилось молчание. Наконец раздался голос Бёджеса:
- Женщина, которая, как вы утверждаете, была с вами в баре, сможет подтвердить, во сколько это было?
- Конечно. Она посмотрела на часы одновременно со мной. Она наверняка это вспомнит и подтвердит.
- Ну, хорошо. Этого достаточно. Конечно, если она будет говорить правду. Где она живет?
- Не знаю. Мы расстались там же, где встретились, в том же баре.
- А как ее зовут?
- Не знаю. Я не спросил, а она не представилась.
- Не назвала даже имени? Вы провели вместе шесть часов, вы должны были как-то обращаться к ней.
- Мы никак не обращались друг к другу, - ответил он подавленно.
Бёджес снова вынул блокнот.
- Ну, неважно. Опишите её по крайней мере. Нам придется самим разыскивать.
Последовало долгое молчание.
- Так как? - спросил наконец Бёджес.
Хендерсон заметно побледнел.
- Господи, я не помню, как она выглядела, - проговорил он. - Я не могу вспомнить, она полностью вылетела у меня из головы. Вчера, сразу как вернулся, я, может быть, еще смог бы ее описать, а сейчас не могу. Это было слишком сильное потрясение- смерть Марселлы А потом вы меня всю ночь допрашивали. Это как испорченный снимок.
Я не очень ее рассматривал, голова у меня была забита своими проблемами. - Он переводил взгляд с одного детектива на другого, в поисках поддержки. - Она совсем вылетела у меня из головы.
Бёджес пытался помочь ему:
- Не спешите. Времени достаточно. Подумайте хорошенько. Вспомните, какие у нее были глаза?
Хендерсон отчаянно сжал кулаки.
- Не можете вспомнить? Ну, а волосы, какие были волосы? Какого цвета?
Он закрыл глаза руками:
- Не знаю. Иногда мне кажется, что светлые, иногда - темные. Наверное, что-то среднее. Тем более что волосы были закрыты шляпой. - В его глазах мелькнул луч надежды. - Шляпу я очень хорошо помню. Оранжевого цвета, если вам это поможет. Да, оранжевая, я точно знаю.
- Но шляпу она сняла и, возможно, полгода не наденет. Что нам проку от этой шляпы? Не могли бы вы вспомнить что-то, что касается ее самой?
Хендерсон в отчаянии тер виски, и было видно, что он усиленно пытается вспомнить.
- Она была полная? Худощавая? Высокая? Маленькая? - спрашивал Бёджес.
- Я не могу вспомнить. Что мне делать?
- Вы нас водите за нос! - вмешался в допрос другой детектив. - Ведь это же было вчера, а не неделю назад!
- У меня всегда была плохая память на лица, даже при нормальных обстоятельствах. У нее было лицо, как будто
- Надеюсь, вы нас не разыгрываете.
Хендерсон все больше и больше запутывался. Его ошибкой было то, что он размышлял вслух, вместо того чтобы обдумать слова.
- Она выглядела, как все женщины. Больше я ничего не могу сказать
На этом допрос закончился. Лицо Бёджеса стало как каменное, видно было, что он еле сдерживается. Он надел плащ, поправил галстук и сказал рассерженно:
- Идемте, уже пора, мы здесь потеряли достаточно времени.
У выхода он смерил Хендерсона жестким взглядом и сказал:
- За кого вы нас принимаете? Думаете, с нами можно играть в кошки-мышки? Целый вечер, шесть часов вы провели в обществе женщины и утром не можете описать ее. Вы сидели напротив нее в баре, в ресторане, в такси и вместо лица помните какое-то пустое место под оранжевой шляпой? Думаете, мы это проглотим? Вы описываете какой-то призрак, фантом без имени, фигуры, роста, глаз, волос, словом, без всего, что есть у каждой женщины, и полагаете, что мы поверим, что вы были с ней, а не дома с женой, которая была убита в это время! Десятилетний ребенок поймет, что вы говорите неправду. По-моему, есть две возможности: вы выдумали эту женщину, или, как мне кажется, вы ее увидели вечером и теперь пытаетесь убедить нас, что она была с вами, хотя отлично знаете, что это неправда. И специально описываете ее так, чтобы не за что было ухватиться.
- Вставайте, пойдем, - приказал один из детективов резким голосом. - Бёджес не часто выходит из себя, но если вы его выведете - берегитесь.
- Я арестован? - спросил Хендерсон Бёджеса, вставая и направляясь к дверям, в то время как другой детектив крепко держал его за локоть.
Бёджес не ответил прямо. Ответ был понятен из распоряжения, которое он дал третьему детективу, выходя из комнаты:
- Погаси лампу, запри двери. Здесь долго никого не будет.
4. За сто сорок девять дней до казни
Шесть часов вечера
Машина стояла за углом. Начали бить куранты невидимой отсюда башни.
- Наконец-то, - с облегчением сказал Бёджес.
Им пришлось ждать этого около десяти минут, мотор они оставили включенным.
Хендерсон - не свободный и не арестованный - сидел сзади между Бёджесом и детективом из полицейского управления, которые допрашивали его ночью.
Третий, которого звали Додж, стоял с самовлюбленным видом рядом с машиной.
Был такой же вечер, как вчера: время свиданий, подкрашенное на западе небо, куда-то спешащие люди. Хендерсон, сидящий между двумя полицейскими, не двигался. Он понял, как круто может измениться человеческая судьба за каких-то несколько часов.
Дом, в котором он жил, находился рядом, достаточно было пройти вдоль фасада, чтобы увидеть вход. Но теперь это был не его дом. Теперь он жил в камере предварительного заключения, в здании рядом с полицейским управлением.
Его голос звучал глухо.
- Это было недалеко от магазина, - сказал он Бёджесу. - Когда начали бить часы, я шел мимо этой витрины. Я вспоминаю, когда снова вижу все и слышу бой часов.