Идиоты. Куда-то спешат, суетятся, словно сегодня последний день их жизни. Вы знаете что-нибудь о Д. К. Хендерсоне? спросил Шейн.
Конечно. Джойс не отрывал взгляда от окна. Самозваный художественный критик. Путешествует по миру и угождает неистребимому желанию миллионеров-колбасников прослыть меценатами.
Таких, скажем, как Брайтон?
Именно. Обернувшись, Джойс бросил быстрый взгляд на Шейна. Для Брайтона Хендерсон подыскал несколько приличных вещиц, когда этот идиот составлял себе коллекцию. Брайтон сделал широкий жест и подарил свое собрание Метрополитен-музею, а потом, оставшись без средств, попытался вернуть его обратно. Музей, естественно, отказал: они цепко держатся за то, что им удалось заполучить. Сомневаюсь, чтобы у Брайтона сохранилось желание меценатствовать.
Шейн терпеливо ждал, когда старик закончит рассказ. Потом поинтересовался:
Хендерсон по-прежнему агент Брайтона?
Не думаю. Сегодня Брайтон не может позволить себе роскошь иметь агента. Пелхэм Джойс беззвучно рассмеялся.
Вам не известны случаи, когда такие агенты доставали бы за бесценок произведения старых мастеров, а потом сбывали их за баснословные деньги?
Это больше из области газетных уток, пробормотал Джойс.
Но все же подобные вещи случаются? настаивал Шейн.
Да, конечно. Если мне не изменяет память, именно Хендерсон откопал где-то в руинах итальянского замка подлинник Рембрандта. Было это лет пять назад. Картина сейчас в коллекции Брайтона.
На сколько, осведомился Шейн, тянет сейчас подобное полотно?
На столько, сколько какой-нибудь проклятый идиот согласен за него заплатить. Голос Джойса внезапно сделался пронзительным. Сто тысяч, полмиллиона, два миллиона. Для коллекционеров важен раритет, а не само искусство.
Такие вещи обычно ввозятся контрабандно. Или я ошибаюсь?
Естественно. Ни один уважающий себя коллекционер не станет платить пошлины за редкую картину.
Тогда, терпеливо спросил Шейн, как это им удается?
Самый простой метод замазать на оригинале подлинную подпись и написать фамилию какого-нибудь известного копииста. После этого, как правило, агенты мало пересекают мексиканскую границу, стараясь держаться подальше от дотошных нью-йоркских таможенников.
Шейн поблагодарил его и некоторое время посидел с ним, пока старик ворчал об упадке искусства и распаде личности художника. Однако оставался в студии он всего несколько минут, после чего отправился в туристское бюро. Некоторое время он изучал график прибытия судов из Европы в Мексику, а также расписание движения поездов и самолетов.
Интересующую его информацию он занес к себе в записную книжку, твердо отказавшись от настойчивого предложения клерка организовать для него увлекательную поездку в какую-нибудь отдаленную точку земного шара. Затем он вернулся к себе в гостиницу.
Из номера Шейн заказал междугородный разговор с таможней города Ларедо, штат Техас. Когда его соединили, он подробно обсудил все вопросы со знакомым таможенником. С двумя бумажками по тысяче долларов в кармане он мало беспокоился о стоимости телефонных переговоров.
Таможенник клятвенно обещал, что немедленно даст знать, как только некий мистер Д. К. Хендерсон пересечет границу.
Стрелки часов показывали три, когда Шейн спустился в вестибюль. Там ему сообщили, что тщательный опрос служащих отеля не дал результатов. Взломщиков, проникших в номер Шейна, никто не видел. Управляющий, тем не менее, выразил Шейну глубокое сочувствие, хотя тот и заверил его, что особых претензий к администрации у него нет, так как ничего ценного из номера не пропало.
Он вышел из отеля, сел в машину и поехал по дамбе в Майами-Бич для повторного визита в дом Брайтонов.
VIII
Днем особняк Барайтонов выглядел почти так же, как и накануне вечером. Казалось, его окружает какая-то гнетущая атмосфера, что, по мнению Шейна, объяснялось трагедией, произошедшей здесь вчера. При дневном свете он увидел, что подъездная дорожка, огибая дом с южной стороны, ведет к большому бетонному гаражу позади здания. Двери гаража были закрыты. Надстройка над ним представляла собой, по-видимому, жилое помещение.
Ни на дорожке, ни у въездных ворот Шейн не заметил ни одного автомобиля. Поставив машину там же, где и накануне, он поднялся вверх по ступеням веранды.
Дверь открыла та же самая горничная. Она показалась Шейну еще более усохшей, глаза у нее были красные, будто от недосыпания. Горничная узнала его, однако радости при виде его не выказала, поинтересовавшись неприветливым тоном, что ему нужно.
Шейн сказал, что желает видеть мисс Брайтон.
Мисс Филлис Брайтон, добавил он.
Ее нет. Горничная попыталась закрыть дверь, однако Шейн успел вовремя подставить ногу.
Когда ее ожидают?
Не имею понятия. Она презрительно фыркнула.
Это важно, заметил Шейн. Как вы полагаете, когда она здесь появится?
Я ничего не полагаю. Она отсутствует со вчерашнего вечера.
Ладно, сказал Шейн без тени разочарования в голосе, тогда я поговорю с мистером Брайтоном.
О нет, сэр. Горничная пришла в ужас. Он болен, очень болен. Посетители к нему не допускаются. С силой толкнув дверь, она попыталась заставить Шейна убрать ногу.
Отлично, невозмутимо произнес сыщик. Тогда я хочу увидеть доктора Педикью.
Доктор отдыхает, сэр. Он просил не беспокоить его.
Да пропадите вы все пропадом! негодующе воскликнул Шейн. Оттолкнув горничную, он распахнул дверь.
Тогда я просто поболтаюсь по дому и поговорю сам с собой. Он шагнул в дом.
Она заторопилась за ним.
Мистер Монтроуз, кажется, в библиотеке.
Тем лучше, проворчал Шейн, я навещу его, как только кончу беседовать с самим собой. Он начал подниматься по лестнице.
После некоторого колебания горничная последовала за ним.
Дойдя до верхней площадки, Шейн обернулся:
Где лежит мистер Брайтон?
Его нельзя беспокоить, сэр. Это было бы грубым нарушением указаний врача.
Ни один врач, возразил Шейн, не может запретить мне видеть человека, который мне нужен. Покажите его комнату, пока я не начал открывать все двери подряд.
Хорошо, сэр, с озлоблением сказала горничная и повела его в левое крыло здания.
Негромко постучав в запертую дверь, она загородила ее своим телом. Чтобы войти, Шейну пришлось бы применить силу.
Дверь слегка приоткрылась, и из нее выскользнула стройная девушка в белой накрахмаленной форме сестры милосердия. Она была очень маленького роста, совсем юная, с розовыми щечками и правдивыми серыми глазами.
В чем дело? Девушка строго глянула мимо горничной на Шейна.
Этот джентльмен, легким доворотом плеча горничная указала на Шейна, желает видеть мистера Брайтона. Отойдя в сторону, она снова злобно взглянула на Шейна.
О нет! Сестра решительно покачала головой. Мы не должны нарушать указаний доктора.
Сделав шаг вперед, Шейн вплотную подошел к ней. Ее белая накрахмаленная шапочка не доставала ему и до подбородка. Девушка спокойно смотрела на него.
Он раздраженно пояснил:
Никто не собирается обижать вашего пациента. Мне нужно только взглянуть на него. В этом нет никакого вреда.
Мне очень жаль, возразила она, но я не могу впустить вас.
Горничная повернулась и ушла.
С обезоруживающей улыбкой Шейн легонько потрепал девушку по щеке.
Ну, ангел мой, разрешите?
Только если разрешит доктор, без тени улыбки ответила она.
Работа превыше всего. Разве не так? А где та сестричка, которую я видел вчера вечером? Высокая, с манящим взглядом? Сверхсексуальная? Она бы меня впустила.
В глазах девушки заиграли веселые искорки:
Да, пожалуй. Вы имеете в виду мисс Хант? Ночную сестру?
Доктор называл ее Шарлоттой.
Она сейчас свободна от дежурства, отдыхает в своей комнате на другой стороне холла. Сегодня мы меняемся. Я дежурю до полуночи, потом она сменит меня.
Тогда, возможно, мне больше повезет ночью, со скорбью в голосе проговорил Шейн. Конечно, вы нравитесь мне несравненно сильнее, но слишком уж строго придерживаетесь правил.