А потом, в Харбине, на конспиративной квартире его ждала засада. Он сумел уйти, но японцы устроили за ним настоящую охоту. И руководство решило перевести его подальше от Приморья.
В канун Нового тридцать седьмого года он в последний раз прогулялся по улочкам родного города, подышал сырым морским ветром с залива, полюбовался на освещенный яркой иллюминацией строй боевых кораблей. Потом добрался до вокзала, сел в поезд и отправился в Большую Россию. Очень он в тот день огорчился, что не сможет встретить Новый год с друзьями. Знал бы он тогда Прямо на новогодней вечеринке его сослуживцы были арестованы, обвинены в работе на японскую разведку, а чуть позже расстреляны.
Это новый нарком внутренних дел показал народу свои «ежовые рукавицы», Николай Ежов, генеральный комиссар госбезопасности, нарком внутренних дел. Милый, маленький человек, со скромным взглядом и детской улыбкой. Его на это место поставили после того, как сумели спихнуть «императора Яго́ду». По задумке ЦК, он должен был зачистить от раковой опухоли заговора, что метастазами пронизали военные и партийные органы, страну, идущую к Светлому Будущему. И поначалу на Николая Ивановича нарадоваться не могли. Бойко взялся за дело, со знанием и сноровкой.
Кто же мог знать, что у скромника Ежова такой лютый нрав?
Ангелок оказался кровопийцей.
И полетели клочки по закоулочкам. И головы тоже полетели.
Очень Данилову повезло. Во Владивостоке его с довольствия тогда сняли, и в списках Приморского НКВД он уже не значился, а до Воронежа, куда лежал его почти трехнедельный путь через всю страну, он еще не добрался.
*****
Данилов наконец отдышался. Привычно тронул карман с талисманом и улыбнулся. Ждал-то худшего, а вон как оно получилось. Даже кабинетом обзавелся и покровительством «самого». Разве же это не удача? Вот только
Он встал, взял со стола тонкую папку дела. Хотел раскрыть, но потом положил ее в несгораемый шкаф, защелкнул замок, а ключи сунул в карман галифе. Окинул взглядом стол, на котором стояла початая бутылка сухого вина, два бокала, несколько тарелок, чашка из-под чая и нелепый в этом соседстве письменный прибор с перекидным календарем и датой: второе августа тысяча девятьсот сорокового года. «Фаза луны убывающая. Продолжительность дня шестнадцать часов девять минут», прочитал Николай на листке календаря.
Надо будет как-то прибраться, сказал он вслух и вышел из кабинета.
Товарищ сержант, позвал он.
Слушаю, товарищ капитан!
А вы уже знаете
Так точно, улыбнулся Вася. Мне Лаврентий Палыч документы о вашем переводе в Москву велел в строевую часть передать. Там был и приказ о досрочном присвоении вам внеочередного звания. Поздравляю.
Спасибо. А он вам сообщил, что вы поступаете в мое распоряжение?
Так точно!
Хорошо. Тогда как вас по имени отчеству?
Ермишин Василий Афанасьевич, но можно просто Василий, или Вася.
Хорошо, Вася. Меня Николаем Архиповичем зовут. Так что, давай без чинов.
Есть без чинов!
И попроще.
Попроще так попроще, согласился Вася. Вы что-то хотели, Николай Архипыч?
Да, Вася, хотел. Не подскажешь, где тут у нас туалет?
Так вот, налево по коридору. Там в конце дверца с табличкой
Понятно. Спасибо.
Всегда пожалуйста.
*****
Зимой тридцать седьмого в Воронеже Данилов оказался и к месту, и ко времени. Местный НКВД как раз выполнил ежовский «план по чистке». Почти тысяча старых партийцев, руководящих работников и чекистов были расстреляны. Органам снова не хватало кадров. А тут еще на авиационном заводе затеяли секретный проект, и поблизости тут же оказались какие-то странные люди, которым почему-то был очень любопытен новый самолет «Стрела». Потому Горыныч «товарищу с Дальнего востока» был очень рад. Он сам совсем недавно возглавил пятый отдел. Взлетел по карьерной лестнице в силу понятных обстоятельств и очень боялся этого нежданного взлета. А тут опытный оперативник чем не удача!
В городе тебя никто не знает, связи с местными органами не просматриваются, значит, могут клюнуть, пробасил ему Горыныч прямо в день приезда.
И Николая сразу загрузили работой.
Устроили Данилова на авиазавод в то самое конструкторское бюро, что занималось «Стрелой». Легенду подготовили: молодой инженер, сын какой-то мелкой шишки из наркомата, талантлив до чрезвычайности, потому приглашен в КБ. Но разгильдяй редкостный, любитель легкой жизни, доступных женщин, шумных застолий. И азартен до безобразия только карты увидит, руки начинают трястись. Потому и холостой до сих пор, что бабник и к семейной жизни негодный.
Поселили его в заводском общежитии, только там он практически не появлялся все по злачным местам да квартирам подозрительным ночевал. Бабы к нему липли как мухи на мед, каждая же думает, что только ей под силу такого жеребчика буйного захомутать. Рестораны, застолья, охи-вздохи при луне. При этом на работу он не опаздывал и претензий от начальства не имел. Все, что поручали, выполнял, да еще и с лишкой. Однако личная жизнь для страны не менее важна, чем общественная. Уже через месяц его крепко проработали на заводском партсобрании, и ушел он с него сильно озлобленный. Ну прямо настоящая находка для шпиона.
И шпионы не заставили себя ждать. Прав был Горыныч клюнули. И клюнули так, что поплавок совсем скрылся.
Как-то поближе к ночи Данилов заглянул в интересное местечко на Монастырке, где одна дородная вдовушка притончик картежный имела. Его здесь знали и самогончику сразу же поднесли.
Данилов было отказался, но
Закон заведения, строго сказала ему хозяйка.
Хлопнул он рюмочку да об пол ее жахнул.
Эх, говорит. Злой он у тебя.
Хозяйка охнула, но Николай ей сразу в руки пять рублей сунул, она язык и прищемила, деньги за пазуху спрятала, за веником поспешила.
Кто он-то? спросил один из четырех мужиков, но Николай так зыркнул в ответ, что вопрошающий поперхнулся.
А честной гоп-компании физкульт-привет, оглядел он тускло освещенную комнату.
Двое за столом, один любопытный который у этажерки, бутылками заставленной, трется. «Выпивоха» назвал его Данилов.
А еще один в тени сидит да так, что и лица не разглядеть. Развалился на диванчике, ногу на ногу положил, только сапог до блеска надраенный покачивается.
Подсел Данилов за стол, а там банчик мечут, в очко режутся. И банк на столе немаленький целая горка мелочи, а мятых бумажных купюр еще больше.
Николай карту взял. Туз ему пришел бубновый. Банкомет на него посмотрел вопросительно, ну Данилов и рявкнул:
На все!
В банке с вашими двести пятьдесят шесть рублей будет, сказал вдруг приблатненный мужичок, сидевший напротив.
Да-да, закивал банкомет. Коли перебор у вас случится, чем отвечать будете?
Да ты не переживай, усмехнулся Николай. Я отвечу.
Ну-ну, скривился мужичок, а банкомет ему карту сдал.
Девятка пришла, итого двадцать.
Себе, сказал Данилов, карты рубашками вверх на стол положил и рукой прикрыл.
Ну, оскалился банкомет, себе не вам, перебора не дам.
Вскрыл свою карту, а там тоже туз.
«Хреновенько», подумал Николай, но виду, конечно, не подал.
Айн, цвай, десятка вылезай, прошептал банкомет и карту из колоды потянул.
Валет, выдохнул мужичок. Тринадцадь.
А банкомет уже другую карту рядом положил.
Дама, крякнул мужичок и добавил:
Ши-ши, короля ишшы!
А банкомет очень внимательно на Данилова посмотрел подумал затылок почесал. Потом через левое плечо плюнул и третью карту потянул.
А вот и он! заржал мужичок, словно это он банк сорвал. Родименький!
И перед банкометом на стол лег красавчик крестовый король.
Как заказывали, нервно хихикнул банкомет. Двадцать!
Николай раздраженно швырнул свои карты на стол.
Ого! взглянул на них приблатненный. Да ты снайпер, Аркаша! Просто по глазам! Настоящий ворошиловский стрелок! В пользу банка! и похлопал банкомета по плечу.
А тот на Данилова посмотрел и раскрытую ладонь протянул.