Елена Ворон - Криминальный театр стр 6.

С некоторой опаской, я зашел. Не знаю, что ожидал увидеть: то ли женский труп, то ли кровавые пятна на полу. Ничего такого в гостиной не было. Изящная мебель, обивка кофейно-бежевых тонов, большой стеллаж с книгами. Кроме книг, на полках были собраны сувениры с морского дна: кораллы, раковины, камни. К стене был прислонен разломанный стул, а буфет стоял с выбитыми стеклами. На полу было чисто, осколки выметены.

 Кто это бушевал?  поинтересовался я.

Пловец неловко улыбнулся.

 Не поверишь: сам.

Макнамара крушил мебель! В ярости? В отчаянии? Спьяну? Я не стал спрашивать, физически ощутив, насколько ему неприятно и стыдно за себя.

 Джен, у тебя найдется, что поесть?

 Наскребем.

Он ушел на кухню, а я глянул на корешки книгприключения, военное и морское дело, справочникии сунулся в приоткрытую дверь спальни, зажег свет. Здесь разгрома не было: Макнамара ограничился гостиной. Спальня обставлена по-женски: шелковые драпировки, кружева, светильники с рисунком на плафонах, на столике сидит кукла, наряженная невестой, а рядом с куклойсвадебная фотография в деревянной рамке.

Макнамара с молодой женой. То есть, пловца я поначалу вовсе не заметилнастолько потрясла меня женщина. Она была невероятно, немыслимо красива. Я даже не мог толком ее рассмотреть, видел лишь огромные черные глаза и облако золотых волос, падавших на обнаженные плечи. Потом я разглядел Макнамару. Он обнимал жену, заслонял от камеры, старался укрыть свое сокровищерастерянный и мучительно счастливый.

Замечательная пара. Но где сейчас эта женщина? Хотелось бы увидеть ее не на фотографии, а вживе.

Я пришел на кухню. Там в микроволновке грелась пицца, а Макнамара сидел у стола, мял в пальцах незажженную сигарету. Очки лежали рядом.

 Присаживайся,  Макнамара подвинул мне табурет.

Его синие глаза были совсем измученные.

 Когда ты спал в последний раз?  спросил я, устраиваясь.

Он пожал плечами.

Ничего себе! Даже не помнит. Видно, дела у него хуже некуда.

 Что с твоей женой?  осторожно поинтересовался я.

 Оставь.  Макнамара усталым движением провел ладонью по лицу.  Это не твоя проблема.

 Теперь будет моя. К тому же, я могу дать дельный совет.

 Я четыре дня кряду выслушиваю советы. От родных, соседей, полицейских, от губернатора. Теперь еще от тебя?

У меня мурашки поползли между лопатокнастолько ясно я ощутил, что ему больно.

 Джен, я умею спрашивать и слушать. И думать над тем, что мне говорят.

 Отвяжись.

 Разве я плохо разведал на третьем этаже? И с Луизой ловко пообщался. А ты с недосыпу едва соображаешь; конечно, надо думать вдвоем.

Макнамара поглядел, как будто прикидывая, не дать ли по ушам за наглость.

 Послушай, я учился на криминалиста. У меня детективные способности в крови,  проговорил я как можно убедительней.

Он махнул рукой, сдаваясь; сунул в рот сигарету, закурил.

 Анна исчезла. Я вернулся из Америкиа ее нет. Соседи ничего не знают. Просто исчезлаи всё.

 А что полиция?

 Они  Макнамара замялся,  сказали, что нет оснований ее искать.

 Как так?

 Им виднее.

 А что говорят ее родные?

 Эти несут чушь,  отрезал пловец.

Не желает распространяться. Что-то тут не так. Я решил зайти с другой стороны.

 Джен, давай по порядку. Когда вы поженились?

 Три с лишним года назад.

 И ты оставил ее и укатил за тридевять земель?

 Пришлось. Мы купили дом в рассрочку, а с деньгами тугосам знаешь, какие тут заработки. Мой отец служит на авианосце, помощником командира. Я тоже подался на флот. Контракт на три года, спасательное судно.

 Военный спасатель?

 Судоподъемник; водолазные работы. Я все проклял. Думать ни о чем не могтолько об Анне. Надо мной весь экипаж смеялся. Когда письма приходили А, черт!  Макнамара глубоко затянулся.  Два с половиной годакак в бреду.

 А зачем в боевые пловцы записался?

 Чтоб ни минуты свободной не осталось. Там нагрузки бешеные, с ума сходить недосуг. Десять недель сплошного ада. Мы с приятелем держались как могли, но в конце концов у Криса сдали нервы. Бросился на инструкторахотел задушить, чтоб не издевался. Криса отчислили, и я с ним ушел.

 Обратно на спасатель?  уточнил я.

 В береговую службу.  Макнамара вынул из микроволновки пиццу и налил бокал виноградного сока.  Твой ужин.

Отхлебнув из бокала, я продолжил:

 А шрамы где заработал? На берегу?

 Да. Идиотская история.

 Я слушаю.

 Отстань.

Запретная тема. Я занялся пиццей, съел половину.

 Джен, что случилось четвертого марта?

 Ничего.

 Не может быть. Луиза интересуется тобой и знает эту дату. И Пьятта четвертое упоминал, прежде чем отослал меня с виллы.

Макнамара затушил в пепельнице недокуренную сигарету.

 Я сам ищу какую-нибудь связьи не вижу. Четвертого я еще служил и только собирался домой. Срок контракта закончился двадцать седьмого.

Странно. Четвертое марта обязано что-то означать. Я спросил:

 Анна знала, какого числа ты приезжаешь?

 Конечно. Я заказал билет и позвонил ей.

 Когда заказал?

 Третьего.

Уже кое-что. У меня забрезжила смутная догадка.

 Когда тебя изукрасили бритвой?

 В декабре.

 А когда Анна узнала?

Пловец молчал, изучая свои руки.

 Джен! Когда ты ей сообщил? Третьего марта, заказав билет на самолет?

 Я об этом не говорил. Вообще.

Мои наметившиеся построения полетели к черту.

 Тео,  жестко проговорил Макнамара,  Анна ждала меня три года. Она не могла просто так взять и сбежать. Даже с этой запиской Я не верю.

 С какой запиской?  насторожился я.

Он вышел из кухни и через минуту вернулся с листком бумаги, положил передо мной. Коротко и совершенно ясно:

Я поднял глаза.

 Не верю,  повторил Макнамара с нажимом.

 Думаешь, ее заставили это написать под дулом пистолета? А потом вывели из дома, посадили в машину и увезли?

 Не знаю я! Соседи не помнят, когда видели Анну в последний раз; в полиции говорят, что поиском беглых жен не занимаются. Ее родители вообще большего вздора в жизни не слыхал. А твой дядюшка вызвал охрану и выставил меня вон.

 На кой ляд ты отправился к Тоски?

 Ну должен же он заниматься проблемами граждан.

 Не смеши.

Зачем его понесло к губернатору? Помощи, что ли, просить? Легко было предвидеть, что радетель за народное благо отмахнется от Макнамары с его бедой. Если только

 Джен, Тоски был знаком с Анной?

 Она работала в его аппарате,  сухо ответил пловец.

Иными словами, они общались, а ее красота вскружит голову кому угодно. «Не выношу жадность и глупость»,  вырвалось сегодня у Рафаэля Пьятты. Неужели это про Анну? Неужто она променяла Макнамару на губернатора и живет на вилле в обществе Луизы? Чем прельстил ее Тоски? Деньгами? Понятно: это жадность. А глупость при чем? Наверно, Пьятта имел в виду губернатора. Ему вот-вот повторно избираться, и скандал с чужой женой совсем не ко времени.

Все равно непонятно. Анна ждала мужа три года; и она не знала, что Макнамару изуродовали. Допустим, слухи до нее дошли, когда пловец вернулся: вчера он виделся с губернатором. Тоски ей рассказал, а сегодня она выслала Луизу расспросить меня. Но ведь ждала три года! Почему же ушла перед самым его возвращением?

 Джен, можно взглянуть на твои письма к ней?

 Нельзя.

 Не читатьпосмотреть, где они лежат.

То, как хранятся письма, может кое-что рассказать. Я много раз видел обтянутую бархатом коробку, где тетка Эдда хранит два письма от норвежца, с которым в молодости познакомилась на пляже. Тетка по сей день вспоминает его с нежностью.

Макнамара повел меня в спальню, вынул из шкафа большую коробку вроде обувной, поставил на кровать и снял крышку.

 Тебе б романы писать,  я прикинул на глаз число конвертов. Штук триста: Макнамара слал письма дважды в неделю. Они были аккуратно сложены, конверт к конверту.

 Что скажешь, Сыщик-Идущий-По-Следу?  Пловец усмехнулся, однако за усмешкой пряталась тревога.

 Скорей всего, Анна их доставала, перечитывала и любовно складывала обратно.

С тем же успехом она могла равнодушно пробегать строчки глазами и затем укладывать письма в коробку из одной лишь любви к порядкуно ведь не скажешь это Макнамаре. Я спросил: