Вероятно, признал Гули. Я поговорю с ним, попытаюсь образумить. Вы уж извините, сеньоры, что так получилось. Он поднялся. Круглый живот, обтянутый голубой рубашкой, навис над столом, карманы брюк оттопыривались.
Сеньор Гули, извините мое любопытство. Я тоже поднялся. Чем вы занимаетесь?
Я посредник. Купля-перепродажа, комиссионные. Небольшой процент.
Вам самому не нужны охранные услуги? Качественные, профессиональные. Я спросил об этом, потому что мы спрашиваем у всех, с кем доводится иметь дело.
Печальный Гули неожиданно засмеялся, заколыхались все мягкие шары, из которых состояло тело.
Санта-Мария, вот уж нет! Моя скромная персона никому не мешает, а мой доход слишком тощ. Кто на него польстится? Нет, сеньоры, мне охрана ни к чему.
Зачем ему такая прорва стульев? спросил Сальватор, когда мы вышли из конторы. Над раскаленной, безлюдной плаза Таника дрожало марево. Перепродает их, что ли? И ты видел торговых посредников без телефона в офисе?
У него карманы набиты всякой всячиной. Наверняка там и «мобильник» завалялся.
Может быть. «Скандинав» осмотрел машину и открыл дверцы. Но как Гули развеселился, когда ты заикнулся об охране! Как будто сам рэкетом балуется.
Мне странно другое. Он ни словом не обмолвился о возврате денег.
До этого еще дойдет, «обнадежил» Сальватор. Куда едем?
Давай снова к Пересу. Вдруг повезет?
Повезет нам, если лифт за это время починили.
Опять та же лестница, еще более душная и, кажется, грязней прежнего. Между пятым и шестым этажами к шороху мусора под ногами примешался какой-то посторонний звук. Сообразив, что это, мы рывком взлетели на площадку и бросились к двери Пепе и его матери. Нет, не здесьрядом.
Из квартиры, где жил Мигель Перес, доносился низкий, тяжелый, страшный вой: плач взрослого мужчины.
Глава 4
Сальватор вдавил кнопку звонка. В квартире взорвалась резкая трель, вой смолк. Открывать никто не торопился. «Скандинав» опять позвонил, затем грохнул по двери кулаком:
Перес, открой!
Я приник ухом: внутри слышался скулеж и стоны.
Это Ортега и Вальдес! крикнул я. Можешь открыть?
Не могу, донеслось едва различимое.
Ему не открыть, передал я «скандинаву».
Ты далеко от двери? громко спросил он.
Далько, разобрал я.
Сальватор отступил, разбежался на площадкеи с одного удара высадил хлипкую фанеру вместе с дверной коробкой. Все это загремело на пол, а мы ворвались внутрь.
Перес ничком лежал на пороге: ногив комнате, голова на вытянутых рукахв прихожей. Крови не было видно. Сальватор присел рядом на корточки:
Что такое?
Дьявол! простонал наш скандалист. Больно Не трогай меня!
На площадку выглянули испуганная мать Пепе и соседка из другой квартиры.
Не беспокойтесь, пожалуйста, я поднял выбитую дверь и закрыл ею проем.
Позвоночник цел? спросил «скандинав» у Переса. По хребту не били?
Нет
Сальватор осторожно перевернул его на спину.
Эк тебя отделали!
Пуговицы на рубашке Переса были вырваны «с мясом», и на голой груди виднелись фиолетовые кровоподтеки. Его обрабатывали, не жалея ног.
Я сходил на кухню и принес мокрое полотенце, чтобы обтереть ему разбитое лицо, и чашку с водой.
Пить не давай, смочи губы, предупредил Сальватор, расстегивая Пересу ремень. Ну и ну, он разглядывал изукрашенный синяками жилистый живот. Кто тебя приласкал?
Распухшие губы Переса страдальчески скривились. Сальватор посчитал ему пульс, пощупал руки, запустил пальцы под носки.
Холодный. Надо «скорую». И полицию.
Не надо! Перес вскинулся, желая сесть, но не хватило сил, и он бы брякнулся затылком, не поддержи его «скандинав». Только без полиции!
Хорошо, согласился я. Но ты скажешь нам, кто бил и за что.
Он зажмурился.
И второе: откуда ты знал, что сеньор Пьятта не придет сегодня на работу?
Перес жмурился, кривился.
Пока ты думаешь, я вызываю «скорую». Но если после этого молчишь, звоню в полицию.
У него подергивались губы.
Бытовая драка, объяснил я «скорой помощи», внутреннее кровотечение. Я продиктовал адрес и наклонился над Пересом с «мобильником» в руке. Ну? Что скажешь?
Про Пьятту сглупа ляпнул, пробормотал он. Ничего не знал, чесслово А били он широко раскрыл глаза и поглядел на меня с неподдельным отчаянием, за длинный язык.
Кто?
Молчание.
Имя! Не то звоню в полициюи будешь отдуваться вдвоем с сеньором Гули.
Его перекосило.
Нет, выдохнул он хрипло. Генерал.
Врешь, сволочь!
Генерал, повторил Перес. За длинный язык У него закатились глаза. Или нарочно их закатил, симулируя обморок.
Не мог же я его заново бить, чтоб выколотить правду!
Дожидаясь «скорую помощь», мы осмотрели квартиру. Тесное, убогое жилье, скрашенное дорогим японским телевизором и музыкальным центром; среди бедной обстановки эти вещи казались крадеными.
Возле телефона лежала записная книжка. Сальватор взялся ее проглядывать; оттуда выпал вложенный листок. Я подобрал егои вздрогнул. Знакомым, похожим на типографский шрифт почерком было написано: виа Монта, 69, затем наш с Дженом телефонный номер и инициалыГ.М. Генерал Макнамара. Мой брат сам оставил Пересу свои координаты. Санта-Мария, зачем?!
«Скорая» увезла Переса, а мы перенесли к Пепе телевизор и музыкальный центр, затем приладили на место дверь. Получилось не очень-то надежно, хотя немногим хуже, чем было до нас, да и мать Пепе уверяла, что грабителей в их доме спокон веку не водилось и квартира простоит нетронутой до возвращения хозяина. Свидетелей расправы мы не нашли: никто из соседей не слышал шума и криков. Надо полагать, Переса лупили молча, а он без звука терпел и взвыл лишь перед нашим появлением.
Вранье, сказал я Сальватору, когда мы возвращались в «Генерал-М». Джен не стал бы наказывать его ногами. С разрывом внутренних органов. Это не его стиль.
А что бы он сделал?
Попросту набил бы морду. Он же не зверь какой!
Зверь сидит в любом из нас, заметил Сальватор. Вот ты, например: едва удержался, чтоб не приложить руки. Ответь честно: будь ты один, без свидетеля, удержался бы?
Разумеется. Я мягкосердечный и жалостливый.
Это пройдет, «скандинав» улыбнулся.
Он затормозил, готовясь делать левый поворот на перекрестке. Мимо проехал грузовик с болтающимся задним бортом, из кузова щедро сыпались тонкие белые стружки, словно снежные хлопья; отличный реквизит для киностудии. Несколько «хлопьев» прильнули к нашему ветровому стеклу и поползли, как живые, когда Сальватор газанул.
Мне показалось, Перес не врал, продолжал «скандинав». Когда ты помянул Гули, он перетрусил. Я бы поверил, что его отделал некий Генерал не обязательно наш. И что за длинный язык, не сомневаюсь: он наверняка всюду вопит и на всех жалуется. А коли выплывет, что он разговорился перед нами, вразумление могут повторить.
Я обещал никому не проболтаться. И мне легла на душу версия, что со скандалистом расправился чужой Генерал. Мало ли в городе шпаны, которая может носить гордое прозвище. Или, например, тот плечистый «бандюк», виденный Пепе. Странно только, что именно сегодня. А если его покарали за ту самую фразу«Пьятты сегодня не будет»? В таком случае, в нашей школе не один бандюк, а сразу двое. По крайней мере, возле Переса были преступные уши, которые слышали, и преступный язык, который донес информацию куда надо. Я поделился с Сальватором.
Скверно, если мы куем кадры для местной мафии, отозвался «скандинав». Придется сообщить в полицию.
Я мысленно пожелал Пересу допроса с пристрастием. Тут ожил мой «мобильник».
Тео Вальдес слушает.
Говорит Энрике Моро. Энрикенаш дневной дежурный в школе. К тебе пришли из полиции. Я попросил подождать.
Кажется, с пристрастием будут допрашивать меня самого.
Полицейский ожидал в холле. Седой, но молодцеватый, без объемистого брюха, которое отрастили себе большинство эсталусийских полицейских, в строгом штатском костюме.
Инспектор Гольдини из городского отдела убийств, представился он, показывая удостоверение. Ваш дежурный, он кивнул на Энрике, который с видом неприступной скалы возвышался за своим столом, отказался пускать меня дальше холла. Я даже не смог поглядеть тренажеры, а это любопытно.