Денег не осталось. Старику не под силу было содержать ферму в течение четырех лет, пока Руф находился на службе. Тогда Гилсон начал долгую, тяжелую борьбу за то, чтобы ферма снова разбогатела. Как демобилизованному, ему выдали кредит, но дела шли со скрипом. Вот почему он позволил, чтобы его уговорили баллотироваться на осенних выборах на руководящую должность в местном управлении. Это давало небольшой дополнительный заработок, да и делать на такой должности оказалось особенно нечего. Бруксайд был местом относительно тихим, и, помимо нечастых шумных ссор по субботам в местной парикмахерской и бильярдной, да дорожного происшествия, где требовался официальный протокол, да мелких краж, здесь ничего существенного не происходило.
Одна вещь мучила Гилсонаего безответное обожание Лиз Холбрук. Она росла на глазах Руфа. Раньше он жил с надеждой, что когда-нибудь сможет достигнуть материального достатка и развиться как личность настолько, что брак с Лиз уже не будет казаться несбыточной мечтой, а станет вполне реальным делом. Позже, когда Руф посчитал, что этот момент очень близок, в Бруксайд приехал Роджер Линдсей, и надежда Гилсона обратилась в дым. Лиз была настолько очевидно и страстно влюблена в Роджера, что не стоило и думать каким-то образом бороться за нее. Одной из черт, которые Гилсону нравились в Лиз, была ее способность любить по-настоящему. Ему казалось, что, однажды отдав свое сердце Роджеру, девушка его никогда не разлюбит. Шесть месяцев он наблюдал, как Линдсей и Лиз сближались все больше и больше, пока не стали совсем неразлучны. Потом Руф видел крушение ее любви. Он знал, какой страшный удар был нанесен по гордости девушки, когда Роджера внезапно завлекла Сьюзен Вейл. Лиз всеми способами старалась показать, что не произошло ничего особенно, но Руф, который ее любил, видел, что девушка сражена и разбита. Он считал, что ничем не может ей помочь. Это была личная беда Лиз, несмотря на то что все в поселке о ней знали. Несколько раз Руф водил ее в кино да на танцы в ратушу на День благодарения. Гилсон ощущал, что Лиз испытывает облегчение оттого, что он делает вид, будто с ней ничего не произошло. Но такая ситуация не давала Руфу возможности осуществить прорыв в собственной личной жизни.
Видать, времена изменились, сказал Илайхью Стоун. Из-за мороза на его усах начали появляться крохотные сосульки. Когда я был молодым, то никогда не позволял девочке нести самой учебники из школы и никогда не давал далеко уйти с такими свертками в руках. Кажись, до ее дома добрая миля будет. Видать, все нынче по-другому.
Напряжение ушло с лица Руфа Гилсона, и он улыбнулся Стоуну.
Экий ты старый пень! воскликнул он.
Руф спустился по ступенькам и направился к испачканному грязью джипу, стоящему у обочины. Он запрыгнул за руль с изяществом всадника, оседлавшего лошадь.
Конечно, может быть, я не совсем прав, продолжал Илайхью. В такие времена, когда женщины на выборы ходят, на заводах работают и даже режут тебя ножом в больнице, если заболеешь, может быть
Руф снова улыбнулся, взглянув на старика, и что-то сказал, но его слова не были слышны из-за скрежета замерзшего на холоде мотора автомобиля.
Джип волчком развернулся перед магазином и поехал по дороге вслед за Лиз. Она отошла к краю дороги, чтобы дать автомобилю проехать мимо, но, разумеется, он мимо не проехал.
Садись! крикнул ей Гилсон.
Не стоит, Руф. Не хочу отнимать твое время, нам же не по пути, сказала Лиз, догадываясь, что он поехал за ней нарочно.
Но нам по пути, веселым голосом солгал Гилсон. Надо заехать к Ральфу Бенсону, он обещал мне кое-что покрасить. Давай бросай вещи вот сюда.
Не разбить бы яйца. Лиз бережно положила свертки на пол машины; затем она устроилась на сиденье рядом с Руфом.
Джип тронулся, и они поехали по накатанной колее.
Приятный сегодня вечер, свежий. Гилсон не смел посмотреть на Лиз: сделав это, он мог бы не удержаться и ласково прикоснулся бы к ней, сказав, что ее злоключения с Роджером Линдсеем закончились и что на свете есть и другие хорошие люди. Но кто знает, как среагирует девушка
Люблю зиму, сказала Лиз. В ней есть какая-то чудесная сила. Она улыбнулась. А отец пишет! Когда лето, его все время отрывают от работы отдыхающие, которым хочется посмотреть на его картины, и он не может им отказать: а вдруг купят. Но обычно они не покупают.
Ты знаешь, что сказал Илайхью про Вермонт? Руф усмехнулся. Подражая Стоуну, он сымитировал гнусавый вермонтский выговор:«Здесь только два времени годаавгуст и зима!»
Ну, уж не так у нас плохо! засмеялась Лиз.
Руф был рад, что сумел развеселить девушку.
Тот еще мужик, этот Илайхью, сказал он. Он освоил искусство жить. Никогда не делает ничего, что его не «удовольствует», как он выражается. Конечно, работать ему необходимо, но Илайхью умудряется превращать работу в своего рода игру.
Я вообще не думаю, что человек может быть счастлив, если не получает удовольствия от своей работы, сказала Лиз. Больше она не смеялась, и Руф предположил, что девушка думает о Роджере и о том, что его работа над романом сошла на нет за последние шесть месяцев.
Вот что меня восхищает в Алонсо, произнес он. Ничто не способно удержать его от работы каждый день и каждый час до самой ночи. Он ревнует свое собственное время, как как влюбленный мужчина.
Мой отец не такой, как другие. Отец много лет был коммерческим художником. Теперь, когда он получил возможность писать, что хочет, у него появилось чувство, будто времени осталось мало.
Впереди у Алонсо не меньше двадцати лет активной жизни.
Насчет того, что это много, он бы с тобой поспорил. Отец говорит, что первые сорок лет его жизни ушли впустую, а последние десять он посвятил обучению. Теперь, когда большинство мужчин устали и думают уйти на пенсию, если удастся, он только начинает трудовой путь.
Вот поэтому Алонсо доживет до ста лет. Когда устанешь, потеряешь к жизни интерес, вот тогда начинаешь увядать и умираешь. А у Алонсо-то в жилах не вода, и он будет жить вечно. Руф взглянул на нее и широко улыбнулся. Но скажи мне, Лиз, вот о чем. Зачем он носит такую громадную бороду?
Отец сказал, что сорок лет смотрел на себя в зеркало и видел дешевого коммерческого художника, поэтому внешность надо было изменить, а то, дескать, сам того не замечая, по привычке принялся бы рисовать рекламу кукурузных хлопьев. Но настоящая причина, думаю, в том, что у него нет времени на бритье. Как только солнце встает, он начинает работать.
Руф остановил джип на обочине дороги. От двери коттеджа Холбруков к почтовому ящику была расчищена дорожка, но подъезд к коттеджу засыпан снегом. У Холбруков не имелось машины, так что подъезд они не расчищали.
Помочь тебе с пакетами? спросил Гилсон.
Я сама, спасибо, Руф. Может, зайдешь, выпьешь что-нибудь?
Благодарю, но надо возвращаться на ферму. Бимславный парень, однако нужно проверить, как он сделал работу.
Я думала, ты собирался к Ральфу Бенсону, сказала Лиз улыбаясь.
Леди, произнес Руф, подражая выговору Илайхью, если мне захочется солгать, чтобы себя удовольствовать, то это мое дело!
Дверь коттеджа отворилась, и появилась фигура грузного бородатого человека на фоне освещенного помещения позади него.
Это ты, Лиз?
Да, отец.
Ну же, ради всего святого, заходи да сготовь мне поесть что-нибудь!
Алонсо, я натравлю на тебя Общество по защите детей за жестокость к молодежи! крикнул Руф.
Убери отсюда своего проклятого механического коня, проревел Алонсо, или заходи да погрызи с нами сухарей с сыром! Только не стой там!
Благодарю, поеду домой, меня там ждет тарелка супа из турнепса, отозвался Руф.
Ах вы, богатеи фермеры! Если я что-то ненавижу, так это бездействие. Делай что-нибудь! Уезжай или заходи!
Как-нибудь потом, сказал Гилсон. Он повернулся к девушке:Спокойной ночи, Лиз.
Спокойной ночи, Руф, и огромное спасибо, что подвез.
Всегда к вашим услугам, леди. Пока.
Она стояла у обочины, глядя, как красные фары джипа исчезли за поворотом дороги. Потом Лиз развернулась к дому и медленно пошла по дорожке, неся свертки.