Руф осмотрелся вокруг. Он здесь ни разу не был раньше. Несмотря на поднос с выпивкой и сигаретный пепел, в помещении царила атмосфера чрезмерного лоска, словно тут никогда не бывало людей. Он посмотрел на книжные шкафы, заполненные рядами книг, и подумал, а многие ли из них прочитаны? Подобную комнату можно увидеть на фотографиях в журналахона была слишком совершенной, слишком явным продуктом работы профессионального декоратора. «Вот оно, логово Терренса». Как человеку можно было здесь работать или отдыхать? Руф не удивился бы, если бы увидел на картине или стакане ярлычок с ценой.
Судья Кревен отворил дверь и отошел в сторону, давая Сьюзен пройти. На ней была шерстяная юбка и бордовый свитер. Лицо ее выглядело бледнее, чем обычно, а губы, накрашенные алой помадой, казались неестественно яркими.
Доброе утро, Маклин, сказала она высоким, с хрипотцой, голосом и кивнула Руфу и доктору Смиту, который стоял у широкого окна с видом на долину. Женщина остановила на прокуроре выжидательный взгляд.
Мне очень жаль, что приходится вламываться к тебе в такой ранний час, Сьюзен, сказал Маклин, но здесь мы должны начать нашу работу.
Прошу прощения за беспорядок. Хозяйка дома указала на кофейный столик. Если дадите мне минутку, я это все унесу.
Ничего, ответил Майлз. Присаживайся поудобнее.
Сьюзен пожала плечами и села на угол кушетки, поджав под себя одну ногу. Из коробки на столике она достала сигарету, и судья Кревен наклонился к ней, держа золотую зажигалку. Сьюзен затянулась и выпустила дым с глубоким вздохом.
Итак, Маклин? сказала она.
Прокурор прошелся по кабинету и встал спиной к камину. Из кармана он вынул карандаш и записную книжку. Когда он заговорил, его голос звучал очень формально:
Тебе, должно быть, известно, Сьюзен, что мы не располагаем никакими свидетельствами, которые помогли бы нам в расследовании убийства. Мы надеемся, что ты поможешь нам найти мотив для совершения этого преступления. Как считаешь, у кого имелась причина убить Терренса?
Сьюзен прикоснулась кончиками пальцев к щеке. Руф поразился, как злобно сверкнули ее глаза.
Давайте обойдемся без нежных слов. Я терпеть не могу похоронные хвалебные речи. У меня имелись причины, Маклин.
Ах, дитя мое! запротестовал судья Кревен.
Я ненавидела его, продолжала Сьюзен, глядя прямо в лицо прокурору. Он был сволочью!
Руф почувствовал, как волоски на его шее встали дыбом. Эффект был такой, как будто Сьюзен вдруг разделась догола на людях. Казалось, ее слова повергли в шок всех присутствующих, всех, кроме доктора Смита, который так и стоял у окна, глядя на заснеженную долину, словно ничего не слышал.
Пожалуй, тебе не следует так говорить, дорогая, сказал судья Кревен. Ты не в себе, и все понимают почему. Думаю, тебе вообще лучше не говорить ничего, пока не восстановится твое душевное равновесие.
Да замолчите вы, Хорас! воскликнула Сьюзен.
«Крепка, подумал Руф. Крепка как алмаз».
Это ты его убила? последовал вопрос Маклина.
Нет, а жаль, что не я.
Сьюзен! Судья был просто в ужасе.
Хорас, если стоять тут и вякать, это все, что вы можете, лучше уходите! сказала вдова.
Кревен взглянул на Маклина:
Майлз, я не думаю, что хоть что-то из сказанного сейчас Сьюзен сгодилось бы для суда. Она явно в травматическом состоянии. Предлагаю этот разговор отложить.
Доктор Смит отвернулся от окна.
Простите меня, судья Кревен, за метафору, кротко произнес он. Но, на мой взгляд, травма находится совсем на другой ноге. Миссис Вейл, безусловно, пытается сказать нам правду. Предлагаю оставить на потом все комментарии о ее состоянии и внимательно слушать, поскольку в другой раз у нее может поубавиться откровенности.
Краска выступила на щеках судьи. Он вынул сигару из кармана, отрезал кончик золотым ножичком и вставил сигару в янтарный мундштук.
Вы, доктор Смит, как психиатр, хотите сказать, что не считаете состояние Сьюзен истерическим?
Как судье, сэр, вам следует знать, что правдивость часто кажется истерикой, ответил доктор. Откровенно говоря, я не нахожу ничего необычного в том, что женщина объявляет о своей ненависти к мужу. Самая жгучая ненависть зарождается по отношению к самым близким людям.
Спасибо вам, сказала Сьюзен, по-шутовски поклонившись доктору. А теперь, когда лекция о человеческих повадках завершена, ты хочешь, Маклин, чтобы я продолжала?
Сделай одолжение. Прокурор опустил глаза на свой блокнот.
Сьюзен раздавила сигарету и взяла новую из коробки на столике. Судья снова оказался наготове с зажигалкой.
Я просто хотел защитить твои интересы, пробормотал он.
Не волнуйтесь обо мне, Хорас, сказала Сьюзен. Все хорошо. Я теперь свободна!
V
Естественно, мисс Тина Робинсон не могла просто так сидеть, после того как отправила телеграмму от Лиз Холбрук. Лиз не посылала бы ее через бруксайдский телеграф, если бы у нее была машина. При нормальных обстоятельствах озабоченность мисс Тины чужими личными делами и то, что местному телефонному оператору частенько «случалось» слушать чей-нибудь телефонный разговор, Лиз сочла бы забавным. Но в то утро их избыточное любопытство возмущало девушку, однако поделать ничего было нельзя. Поэтому она добралась до телеграфа и отправила-таки свою телеграмму в столицу штата достопочтенному Джеймсу Д. Макинрою. Тот раньше был генеральным прокурором и считался самым умным адвокатом штата. Некогда он и Алонсо подружились, и теперь Лиз обратилась к нему с просьбой встать на защиту Роджера Линдсея, если возникнет такая нужда. Телеграмма умалчивала о часовом споре по этому вопросу между Алонсо и Лиз. Там ничего не говорилось о яростной реакции Алонсо, когда в их доме вскоре после завтрака появился Роджер с просьбой о помощи и сочувствии. Несмотря на разыгравшуюся бурю, Лиз спокойно объяснила, что будет делать то, что считает нужным, и Алонсо втайне восхитился этим. Но он не мог писать картины, когда Роджер Линдсей находился в доме, а когда Алонсо не мог писать, то превращался в сущий ураган.
Мисс Тина приняла от Лиз заполненный телеграфный бланк, медленно прочитала написанное, стараясь не выдать своего возбуждения, и сделала над собой колоссальное усилие, чтобы не выбежать из офиса, пока Лиз еще не ушла. Она огляделась в поисках Илайхью, чтобы рассказать ему новость, но, к ее досаде, того, как ни странно, не было видно. Тогда мисс Робинсон неудержимо потянуло к Саттерам.
Когда Эмили открыла ей дверь, Тина разыграла первоклассную сцену.
Я знаю, что ты, должно быть, тут с ума сходишь, сказала она. Тебе нужно прибраться после вечеринки, да еще после такой шумихи да волнения. Я подумала, что надо зайти к тебе и помочь.
Я все уже прибрала, Тина. Эмили старалась говорить тише. Она взглянула на лестницу на второй этаж. Дэн спит, так что давай лучше в кухню пойдем.
Мисс Робинсон с готовностью приняла предложение, а также объявила, что ничто в мире не придется так кстати, как чашечка кофе. Только после того, как Тина устроилась за столом в кухне и насыпала четыре чайные ложки сахара себе в кофе, она завела речь об истинной цели своего визита:
Холбруки попросили Джеймса Макинроя защищать Роджера Линдсея после его ареста.
Значит значит, они думают, что это сделал Роджер?
А зачем еще нанимать лучшего адвоката в штате? Хотя совершенно не понимаю, чего ради Холбрукам так беспокоиться после того, как Роджер поступил с Лиз. Откровенно скажу тебе, Эмили, в мое время у женщин было больше гордости!
Собеседница устало покачала головой:
Думаю, Тина, когда любишь мужчину, не находишь времени на то, чтобы подумать о гордости. Ее щеки порозовели. И не важно, хороший он или плохой, слабый или сильный. Если онтвой мужчина, то стой за него горой.
Если ты замужем, то больше ничего не остается, сказала Тина, стараясь не выдать того, что ей ясен потаенный смысл слов Эмили. Мисс Робинсон наклонилась вперед, сверкая глазами. Нынче утром доктор Смит говорил что-нибудь? Ты знаешь, когда они собираются арестовать Роджера?
По нему не было видно, будто они знают, кто это сделал.