Ой! вскрикнула я, когда боль дошла до кончиков пальцев на ногах и закрутила даже ноготки. Ой! Что это?
Хорошо тебя шарахнуло, произнес Кузя.
Где я?
Боль стала притупляться.
Наконец передо мной присел на корточки Лешка.
Ты что, правда, ничего не помнишь? спросил он, испытующе вглядываясь в глаза.
Что со мной?
Ты мне машину в хлам разбила! объявил он и добавил: Сука!
Вот те раз! Я вдруг пожалела, что пришла в себя, а потом испугалась и пропищала: А почему я ничего не помню? Я что, теперь дура?! и даже не поняла, как оказалась на ногах.
На дороге, у машин, суетились какие-то люди. Среди них я увидела двух человек в синих костюмах, какие носят врачи. Они стояли рядом с каретой «Скорой помощи» и что-то говорили полицейскому.
А почему они ко мне не подходят? с легким возмущением произнесла я.
Цыц! цыкнул на меня Лешка и задвинул себе за спину. Еще не хватало, чтобы узнали, что ты за рулем была.
Я?! Да ладно!
Я коснулась своей головы. Волосы оказались мокрыми, а справа, над ухом, нащупывалась огромная шишка, причем она двигалась под пальцами, отчего мне стало уж совсем нехорошо.
Лешенька, у меня что-то оторвалось! провыла я.
Молчи, дура! зашипел он, следя за полицейскими.
Лешенька, позови врачей! Я кость шатаю
Это ты об стойку ударилась, сказал со знанием дела Кузя.
А Маринке, по ходу, триндец! заключил кто-то.
Я обернулась и как-то сразу не узнала Вику. А когда поняла, кто передо мной, спросила:
Что с ней?
Она на дорогу из-за руля вылетела, объяснил Кузя. Задницей об асфальт.
Как мяч, прыгала, подтвердил Лешка.
А ты откуда знаешь? спросила я.
Так с тобой же ехал.
Тут постепенно я стала вспоминать, как Лешка дал ключи, как села за руль и выехала на шоссе. Вспомнила прямую как стрела трассу, промелькнувший знак «Поворот направо». Вопль Лешки: «Куда она прет?!» Сбоку выплыл синий бок «Жигулей» мажора. Что-то щелкнуло у меня тогда в голове. Я смотрела перед собой, но странным образом отчетливо видела лицо Маринки. Оно было сосредоточенно-напряженным, а губы сжаты. Сидевший сбоку мажор бил ладонью по пластику панели и кричал: «Давай! Давай!»
Я вспомнила, как слегка повела рулем влево. Испугавшись, Маринка дернулась и
А что с мажором? спросила я, холодея от страха.
Он через лобовое «вышел», сказал кто-то и подленько захихикал.
Да ладно! одернул Лешка. Просто лбом разбил. Он в машине так и остался.
Он что, умер? От ужаса, что я убила человека, внутри все стянуло, а во рту пересохло.
Ага! хохотнул Кузя. Даже до «Скорой» сам добежал.
Звиздец! сказал кто-то.
С шоссе послышался скрип тормозов.
Ё! протянул Лешка и стал пятиться к кустам.
Ты чего? спросил Кузя и тут же понял, что так напрягло дружка. Отец?
Откуда он узнал? спросил, ни к кому не обращаясь, Лешка и взял меня за руку.
Кто-то позвонил, высказал очевидное незнакомый крепыш в кепке. Скорее всего, это был обычный зевака, проезжавший мимо и решивший поглазеть на чужое горе.
Ясно, кто! догадался вдруг Лешка и зло сплюнул под ноги. Машина-то на него оформлена.
Он увлек меня к кустам, и мы двинули вдоль дороги, прикрываясь деревьями.
Ему сейчас лучше на глаза не попадаться, рассуждал на ходу Лешка. Убьет.
А машина сильно разбита? спросила я слабеющим голосом. Хотелось упасть и не шевелиться. Голова наливалась тупой болью, и сильно тошнило. Перед глазами то и дело начинали появляться черные точки, а то и вовсе темнело, словно солнце закрывала туча.
Да не так чтобы очень, ответил он, не замечая моего состояния. Но вложиться придется.
В смысле? не поняла я.
Деньги! пошевелил он перед моим носом пальцами в знакомом всем жесте.
Отчего-то я разозлилась и вырвалась. Лешка не обратил на мою выходку никакого внимания и продолжал идти. Я подавила приступ обиды и поспешила следом. Идти было тяжело. Я едва успевала прикрываться от веток руками. Ноги вязли в траве.
Кустарник закончился, и мы оказались среди берез. Я догнала Лешку, и мы пошли рядом. Ступать правой ногой было больно, но я терпела. Вернее сказать, было не до того, чтобы сейчас обращать на это внимание.
Я долго была без сознания? спросила я.
И так знала, что долго. Ведь успели от машины оттащить и полицию дождались. Спросила больше потому, что боялась упасть. Вдруг Лешка не заметит, да так и уйдет? А потом подумает, что я домой сбежала. Так и помру в этом лесу.
Ты сознание не теряла! ответил он.
Как это? От удивления я даже остановилась.
Ты, правда, ничего не помнишь? не поверил Лешка и тоже остановился.
Да нет же! в сердцах топнула я ногой.
Мы перевернулись дважды, стал он рассказывать. Ты так головой ударилась, что я думал все! А как на колеса встали, отстегнула ремень, открыла дверь и в лес. С трудом догнал
Правда? не поверила я.
Правдее некуда. Он двинул дальше, продолжая говорить. Напролом через кусты и не разбирая дороги. Наш физрук бы точно охренел
Да ладно!
Ты себя видела в зеркало?! поинтересовался он.
Вопрос по меньшей мере глупый. Когда я должна была успеть рассмотреть себя в зеркало? Но тон, с которым он был задан, заставил меня затрястись.
А что я должна там увидеть? спросила я, немея от страха.
Вместо ответа он тихо засмеялся.
Я поднесла руки к лицу. Они были в зеленом соке растений и в ссадинах. На запястье красовался порез, локоть кровоточил. Ко всему я с ужасом поняла, что сломала почти все ногти. Под их остатками был траур грязи и зелень
Чего стоишь? окликнул Лешка, и я устремилась следом.
Он шел быстро. Мне же каждый шаг отдавал в голову болью. Я едва поспевала за ним. Еще тормозил целый ворох вопросов.
А лицо?! спохватилась я и додумала то, что вслух не решилась произнести: «Может, оно тоже все изрезано, просто из-за шока я ничего не чувствую?»
Я думал, ты глаза ветками себе выколешь, продолжал Лешка свой рассказ и восхитился: Так нет же, ни царапины!
Ни царапины! воскликнула я с облегчением.
Следом никто не шел, и мы повернули к шоссе.
Меня вдруг обдало жаром. А что, если все это случилось из-за того, что я забыла талисман, который на ночь снимала? Рука тронула шею в том месте, где должна быть цепочка, и скользнула по ней ниже, к груди. Мой гном-трубадур оказался на месте. Маленький, из серебра, он достался мне от бабушки по линии матери. Вернее, я нашла его среди разных безделушек в шкатулке после ее смерти. Мать вспомнила, что бабушка носила его, когда была молода, и верила, что трубадур приносит удачу. Никто не знал или просто не помнил, откуда он взялся, но берегли, как реликвию. Я поверила в его силу и с тех пор не расставалась.
Ты это Лешка оглянулся по сторонам и сказал напоминающим тоном: Деньги когда принесешь?
Какие деньги? ужаснулась я, заранее зная, о чем речь.
Как какие?! переспросил он возмущенно и напомнил: Те, что с тобой ксерили у меня!
Они мне самой нужны! нагло выпалила я.
Постой! замедлил шаг Лешка. Уж не хочешь ли ты сказать, что я машину за свой счет восстанавливать буду?
Меня охватила злость. Да что там! Желание вцепиться обломками ногтей в ставшее вдруг ненавистным лицо было таким, что я сжала кулаки. Лешка не заметил этого и продолжал идти. Я глядела ему в спину. В горле стоял ком, а на глаза навернулись слезы обиды. И тут я увидела палку, вернее, сук, свалившийся с дерева, и вдруг подумала, что было бы эффектно навернуть Лешку этим суком по голове. Догнать и огреть так, чтобы, как и я, потом ничего не помнил. А когда очухается, сказать, будто этот сук ему на голову сам и свалился.
А мне ты, значит, рожать предлагаешь?! вдруг заявила я.
Ммм! промычал Лешка и, остановившись, часто заморгал.
Рожать?
Папой, значит, хочешь стать? продолжала я осторожно, одновременно наблюдая за переменами во внешности Лешки. Стало до ужаса интересно, как он отреагирует на такую новость. Странно, но я вдруг поверила в то, что говорю.