Этопаровые котлеты, Дюбелек, ласково проворковал Федор Павлович, будто бы разговаривал не со своим извечным непримиримым врагом, а с пожаловавшим из провинции горячо любимым родственником.
Лишь человек, достаточно хорошо знавший Лавра, сумел бы уловить в его интонациях скрытую угрозу. Поведение криминального авторитета походило на действия многоопытной пантеры, готовящейся к решительному и смертоносному для жертвы прыжку.
Вид у них, извини, омерзительный. К Дюбелю вернулась привычная для него нагловатая манера поведения. Диета?
Она, предвестница покачал головой Лавр. Я порчу тебе аппетит?
Нет, с аппетитом у меня все нормально, усмехнулся тот. Очень трудно испортить мне аппетит.
Но возможно? Лавр прищурился.
Не советую пробовать.
Это уже было похоже на прямую угрозу, тем более учитывая то, с какой интонацией Дюбель произнес последние слова. Но Лавриков вновь сделал вид, что ничего сверхособенного не произошло, а продолжается обычная шутливая беседа.
А если?.. Теперь уже он провоцировал молодого.
Дорого встанет.
Расчет именитого вора оправдался на сто процентов. Дюбель завелся. Нетрудно было определить сей факт. Даже при тусклом свете слабых свечей Федор Павлович заметил, как лицо собеседника пошло бурыми пятнами негодования, губы поджались в плотную линию, а в глазах появилась вечная мерзлота.
Ясно. Лавр для вида сбросил обороты, но уверенно пошел в наступление касаемо той темы, ради которой и происходила сегодняшняя встреча. Твои аппетиты мне известны, Дюбель. Но, дорогой, у тебя свой стол, у менясвой. Зачем таскать чужую пищу?
Дюбель широко и открыто улыбнулся, однако опытный взгляд законника не мог не заметить, какое на самом деле выражение таится за этой наброшенной на лицо маской. Отморозок почувствовал себя как рыба в воде. Наконец-то их беседа направилась в нужное, по его мнению, русло.
Я хочу взять бесхозное блюдо, медленно, с расстановкой произнес любитель острых приправ. Несъедобное блюдо. И вложиться успел в него основательно. А твой принц датский начал сегодня с утра воду мутить.
Гамлет по моей команде действует, сухо обрубил словоизлияния собеседника Лавр. И вложился кто-то или не вложилсяплевать. Блюдо лежит слева от шоссе. А твои пастбищасправа.
Это смотря к чему повернуться спиной, желчно вымолвил Дюбель.
В разговоре повисла зловещая пауза. Лавр потянулся было к своей неизменной печатке, но передумал. Отправил в рот порцию моркови, старательно, без спешки прожевал и колючим взглядом уперся в лицо собеседника.
Даю бесплатный совет, ледяным тоном произнес он. Главноене поворачиваться спиной к моим законным интересам. И сон твой будет безмятежен. И спина цела.
Слова были сказаны человеком, знающим, о чем он говорит, и во взгляде зеленых глаз Дюбеля отразились смятение и растерянность. Он уже успел пожалеть, что так рьяно начал перегибать палку. Лавр становится опасен, если его разозлить, так же как разбуженный не вовремя лев. И об этом знали многие, кто был знаком с именитым вором.
Это же такая мелочь, Лавр, примирительно молвил молодой пижон.
Тем более! Лавриков мило улыбнулся, будто это и не он секунду назад сыпал хлесткими словами. Выпей вина и забудь. Косточкатоже мелочь. Но на ней можно поскользнуться и сломать шею.
Себе авторитет вместо красного вина, предпочитаемого Дюбелем, набулькал целый фужер минеральной воды. Призывно поднял его над столом. Тусклый свет отразился в хрустальных гранях. Беседа двоих воротил теневого бизнеса достигла своего апогея. Все приличные слова были произнесены, интересы сторон выяснены на сто процентов. Дело оставалось за малым. За тем, кто какие действия предпримет.
Твое здоровье, Дюбель, громко и, как показалось оппоненту, чересчур театрально провозгласил Федор Павлович.
Твое здоровье, Лавр, тем не менее откликнулся он в ответ, поднимая бокал с янтарной жидкостью.
Но пить «понтярщик» не стал. Напротив, он резко наклонил свою емкость с дорогим вином, выливая содержимое на белоснежную скатерть, и не сводил при этом испытующего взгляда с Федора Павловича. Тот же равнодушно взирал на чудачества Дюбеля с постным выражением лица. До последней капли вино скатилось по стеклянному краю на стол, после чего молодой вор с размаху швырнул бокал на пол. Звон разбитой посуды привлек внимание обслуживающего персонала. Но Дюбелю на это было наплевать. Он резко поднялся во весь рост и стремительно зашагал к выходу из ресторана. На Лавра ни разу не обернулся. Настроение наглого молодняка менялось ежесекундно.
Лавриков покачал головой. Злости или ненависти по отношению к Дюбелю у него вроде бы и не было. Законник, может быть, и ожидал подобного финта.
Вроде культурный, ворчливо произнес он, отодвигаясь от стола, чтобы пролитое Дюбелем вино не попало на его белоснежные брюки. А насвинячил
Официант уже бежал к вору в законе с тряпкой наперевес. Лавр покосился на паровые котлеты, вид которых и в самом деле не вызывал ни малейшего аппетита.
Фу! недовольно повел носом авторитет. Действительно, мерзость
Постукивая колесами по гнутым рельсам, трамвай неспешно подкатил к остановке, и давно уже ничем не смазываемые двери со скрипом отъехали в сторону. Ожидающий народ, озлобленно распихивая друг друга локтями и толкая на высокую подножку, кучно стал набиваться в металлическое чрево. Особо резвая бабулька лет шестидесяти пяти или около того более всех проявляла агрессию по отношению к окружающим, и справедливое возмездие не замедлило настигнуть ее уже через пару секунд. Высокий сухощавый мужчина с черным «дипломатом»-«мыльницей» попытался обогнуть пожилую даму, но вместо этого, подгоняемый толпой сзади, весьма ощутимо толкнул бабушку в спину. Женщина оступилась на подножке, упала, и это обстоятельство в итоге образовало на подходах к трамваю еще большую толчею.
Лавр оглянулся по сторонам, одернул на себе светлый стильный пиджак и, дождавшись, когда все прочие разместятся в салоне, проворно запрыгнул на заднюю подножку уже перед самым закрытием дверей.
Скептически наблюдавший за ним из черной «Чайки» Санчо расстроенно покачал лысеющей головой и, обращаясь к водителю, тихо молвил:
Трогай!
Тот послушно завел мотор, и старомодный автомобиль устремился вслед за стучащим по рельсам трамваем, не обгоняя его, но и ни на метр не отставая. Санчо выудил из нагрудного кармана рубашки плеер, размотал наушники и пристроил их в ушах. Толстый палец глубоко вдавил кнопку воспроизведения. Слух приятно заласкал бесподобный дуэт Джильды и герцога. В последний раз Мошкин слушал этот самый музыкальный фрагмент, когда нежданно-негаданно встретил свою собственную любовь на лестнице лавровского особняка. Да, вот и его, наконец, посетило это великое и безразмерное чувство. Санчо в этом больше ни на секунду не сомневался. Клавдия упорно не шла у него из головы. Образ этой статной дамы преследовал Александра весь остаток сегодняшнего дня. Вот и сейчас он, прикрыв веки, представил себе добротную фигуру женщины. Сказка! Мечта поэта!
Мошкин против своей воли открыл глаза. Необходимость быть все время начеку и не упускать из виду трамвай, в который, наплевав на все правила установленной безопасности, уселся Лавриков, не позволяла Санчо в полной мере расслабиться.
А Федор Павлович тем временем, оказавшись в самой толчее трамвайной сутолоки, ненавязчиво проскользил взглядом по окружавшим его пассажирам, приценился и стал уверенно пробираться в центр вагона. Со всех сторон на воровского авторитета злобно зашипели, выражая крайнее неудовольствие его в высшей степени наглыми действиями. Облюбованный Лавром тучный господин в зеркальных солнцезащитных очках и просторном легком пиджаке располагался уже в непосредственной близости. Вор сделал еще несколько коротких телодвижений и обогнул толстяка.
Позвольте
Лавр слегка коснулся мужчины, а тонкие сухощавые пальцы проворно нырнули в задний карман брюк. Движения авторитета были точными, ловкими, естественными. И главноеабсолютно незаметными для окружающих. В том числе и для самой жертвы. На всю операцию у Лаврикова ушло не больше двух секунд. Он даже не сбросил заранее выбранного темпа передвижения по вагону. Тучный господин в зеркальных очках остался позади, а Лавр уже сжимал в руках его толстый, туго набитый бумажник. Счастливая улыбка озарила лицо законника. Он повертел добычу в руках, как бы ощущая всю ее значимость, и после этого небрежно бросил себе под ноги.